Вольтер спас жизнь Фридриху. И этого многие французы не могут простить ему по сей день. Пруссакам вскоре удалось вновь собраться с силами и нанести сокрушительное поражение французам при Россбахе. А союзница Пруссии Англия, воспользовавшись слабостью Франции, похитила ее колониальные империи — Канаду и Индию. А два непримиримых врага, Вольтер и Фридрих ІІ, вновь стали друзьями и даже возобновили переписку.

Мог ли теперь мечтать Руссо о победе над Вольтером? Его не могли одолеть даже короли. И даже очень талантливые писатели. Возьмем, например, Алексиса Пирона, который, казалось, был специально создан природой для того, чтобы затмить Вольтера.

«Интеллектуальной машиной» назвал его Гримм в своей литературной корреспонденции.

Даже Вольтер со своим искрометным остроумием не мог сравниться с этой «машиной» и старался держаться от него подальше. Потому что при каждом столкновении с ним Вольтер обжигался. Например, на премьере пьесы Вольтера «Сулима» (которая заслуженно считается одной из его неудач) в конце первого акта Вольтер поинтересовался у Пирона:

— Ну, что вы о ней скажете, мой дорогой Пирон?

Пирон ответил:

— Мне кажется, мой дорогой Вольтер, что еще не закончится этот вечер, как вы будете сожалеть о том, что не я автор этой пьесы.

Все, кто стоял поблизости, рассмеялись. Вольтер должен был достойно ответить. Но, как на грех, ничего остроумного ему в голову не приходило. Он только пробормотал:

— Я слишком вас люблю, чтобы навязывать вам свою пьесу, мой дорогой Пирон.

Вольтер тут же растворился в толпе, надеясь, что в ближайшее время еще одной стычки у него с Пироном не произойдет.

Но сам Пирон все сильнее убеждался в том, что он во многом превосходит недосягаемого Вольтера, и больше всего на свете жаждал дуэли в остроумии. Он тоже мечтал занять место Вольтера.

Как-то летом оба они готовили в Фонтенбло развлечения для королевского двора. Пирон предпринял несколько попыток загнать Вольтера в угол и до конца выяснить с ним отношения. Но Вольтер благоразумно избегал этого.

Пирон был высок, хорошо сложен, отличался хорошим здоровьем и громким голосом. Заметив его издалека, торопливо извинившись перед товарищами, Вольтер тут же исчезал.

— Где же он? Куда подевался? — спрашивал он у окружающих. — Кто такой Вольтер? Человек, который ходит, как все? Или маленькая зеленая горошина, которая постоянно куда-то укатывается?

В театральном репертуаре им обоим хватало места, казалось, они не мешали друг другу. Вольтер блистал в королевском французском театре, который отдавал предпочтение трагедиям в классическом стиле. Пирон же — в театре ярмарки, там правила были не столь строгими.

Но через некоторое время официальный театр предпринял попытку задушить конкурента, навязав ему закон, запрещающий иметь на сцене более одного говорящего актера. Тогда Пирон со своими очень тонкими трехактными монологами не давал театру ярмарки погибнуть. Из-за этих остроумных монологов парижские театралы рвались в неофициальный театр, официальному же пришлось играть классические трагедии при полупустом зале. В том числе и пьесы Вольтера. Официальный театр ввел такие драконовские правила, что театр ярмарки закрылся. Пирон утверждал, что за этим грязным делом стоит Вольтер. Он также обвинял Вольтера в том, что тот, благодаря своим любовным стишкам, адресованным актрисам, получал право ставить свои пьесы так, как ему угодно. Он мог дать «зеленую улицу» «Затре», а пьесу Пирона «Густава Васа» отодвинуть подальше. К таким трюкам Вольтер прибегал довольно часто. Неудивительно, что его имя было у всех на устах.

Само собой, Вольтер ублажал, как мог, всех актрис театра. К тому же он имел обыкновение отдавать актерам свои гонорары от спектаклей, а потому был вне конкуренции.

— Нет такого грязного трюка, до которого этот человек не унизился бы, — говорил о Вольтере Пирон. — Даже тогда, когда его репутации ничто не угрожает. Этот человек лестью и обманом проложит себе путь на небеса.

Пирон написал едкую сатирическую драму под названием «Метромания». Под главным героем он имел в виду Вольтера. Пирон представил его на сцене в образе наглого хлыща, который раздает дамам рифмованные комплименты.

«Метромания» имела бешеный успех. Все ждали ответа Вольтера. Все ждали бури.

— Он меня не тронет, — презрительно говорил Пирон.

Вольтер же во всеуслышание заявил, что не видел пьесу, так как был сильно занят и не знает, о чем она.

— Все это отговорки! Этот человек слишком напуган, чтобы ответить на мой вызов. Но не может же он избегать меня вечно! В один прекрасный день, клянусь, я его усажу за стол рядом с собой и сдеру с него, живого, шкуру перед свидетелями. Тогда он не сможет отрицать моей победы над ним.

Несмотря на бдительность Вольтера, такая встреча все же состоялась. В Брюсселе. Вольтер поехал туда по делам. Узнав, что там находится Пирон, он затаился. Но два известных парижанина не могли не столкнуться в гостиной знатного дома. По словам Пирона, Вольтер, сменив отель, сам распространил слухи, что уехал из города.

— Я заметил, как по улицам бегают аптекари, — рассказывал позже Пирон. — Они торопливо носили горячие клистиры с лекарствами какому-то важному клиенту. Что сие могло означать? Только то, что Вольтер скрывается где-то поблизости. Этот человек не может и дня прожить без горячих клистиров. У него к ним настоящая страсть. Он весь прямо-таки дрожит от предвкушения.

С каким смаком рассказывал Пирон историю о том, как ему удалось выследить Вольтера! Он просто пошел по следам одного из аптекарей и забарабанил в дверь.

— Вольтер! Вольтер! — кричал он. — Это Пирон, ваш аптекарь!

Пирон на самом деле был сыном хорошо известного французского аптекаря.

— Только не входите! — визжал Вольтер из комнаты. — Только не входите!

Своим соблазнительным голоском Пирон пропел:

— А у меня есть клистир для вас, месье де Вольтер. Новый, горячий клистир. Он вам так понравится!

— Прошу меня простить! — донесся до него перепуганный голос. — Прошу простить, мой дорогой Пирон! Приходите в любое другое время. Сейчас я лежу в кровати с ужасной головной болью.

Слуга Вольтера хотел было воспрепятствовать Пирону, не пустить его в комнату, но здоровый, крепкий француз, бесцеремонно оттолкнув его в сторону, вошел в спальню.

— Он сидел, а не лежал в кровати, — рассказывал, хихикая, Пирон. — И не с головной болью. Он сидел на горшке! И та ужасная головная боль, которую он якобы испытывал в эту минуту, проистекала прямо из противоположной части его организма. Ах, друзья мои, что за прелестная картинка! Великий Вольтер, слава и светоч нашего века, сидит, скорчившись, на своем горшке!

Можно себе представить, как Вольтер ненавидел этого пышущего здоровьем гиганта за его издевки.

— Только подумать! — продолжал крякать Пирон, и его широкое лицо светилось от удовольствия. — Лишь за четыре дня в Брюсселе Вольтер провел шесть орошений толстой кишки и впутался в судебное дело.

Конечно, особой новизны эти сообщения не содержали. О пристрастии Вольтера к клизмам, как и к судебным разбирательствам, было известно. Его отец работал адвокатом, да и сам Вольтер целый год изучал юриспруденцию. А причиной его другого «увлечения», возможно, было старое поверье египтян, гласившее, что внутренняя чистота является залогом крепкого здоровья. Вольтер всегда утверждал, что без пятисот стаканов лимонада, с помощью которых он отлично промыл себе внутренности, ему бы никогда не оправиться от оспы в тридцатилетнем возрасте.

Ну, как бы там ни было, в Брюсселе произошла решающая встреча между Пироном и Вольтером. Однажды прекрасным вечером Вольтер прибыл на званый обед, будучи уверенным, что Пирона там не будет. А тот уже поджидал своего соперника. Увидев Пирона, Вольтер побледнел и сказал, что плохо себя чувствует. Пирон ответил, что это обычный вольтеровский трюк, он боится поединка, потому что не хочет проиграть. А ему, Пирону, мол, все равно. В то время как Вольтер грыз яйцо-пашо, едва смочив губы вином, Пирон, предчувствуя победу, проглотил пару гусиных ножек, попробовал немало других аппетитных кушаний, опорожнил не один стакан вина. О том, что происходило дальше, не сохранилось никаких записей. Вольтер не обмолвился об этом ни единым словом. А Пирон, злорадствуя, только и говорил: