«Это было все равно что вонзить осиновый кол в сердце вампира, — сказал Розенберг. — Я просто понял, что он только что себя погубил».

Когда через три дня позвонил Рид, Розенберг был так же резок.

— Что ты об этом думаешь, Джонни? — спросил Рид.

— Хочешь, чтобы я сказал тебе правду? — переспросил друг.

— Я знаю, что ты скажешь мне правду. Это одна из причин, по которой я позвонил.

— Ладно. Прежде всего, ты не можешь защищать ту Стену в этой стране, никаким образом, ни в каком виде.

— Ну, полагаю, что мне придется приехать и пояснить некоторые моменты.

— Если ты намерен сделать это, я бы предложил тебе обзавестись бронежилетом.

Рид рассмеялся.

— Нет, может быть, мне следует обзавестись клочком земли где-нибудь в горах, — ответил Рид.

— Все, что я знаю, так это то, что ты не приобрел ничего хорошего, дав это интервью, Дин.[291]

Это была на удивление спокойная беседа, при всей жесткости оценки Розенберга и неспособности Рида воспринимать критику. Розенберг пришел к выводу, что Рид так и не понял, что сотворил. Зная, что наилучший способ пробиться к другу — это написать ему песню, как он поступил, сочинив «Никто не знает меня в родном городе», Розенберг взял гитару, бумагу и приступил к записи еще одной мелодии. Балладу в стиле кантри он озаглавил «Yankee Man» — «Американец». Намеренно жесткий текст песни был призван поколебать уверенность друга в правоте его суждений.

Следующие четыре куплета песня продолжается в том же духе, рассказывая Риду о неправильном пути и о том, как его же собственные слова превратили его в изменника. Потребовалось какое-то время, чтобы завершить песню, в итоге Розенберг записал ее на кассету, которую в июне бросил в почтовый ящик. Она прибыла слишком поздно, Дину не суждено было ее услышать.

Реакцию Розенберга на интервью разделяли многие американцы, посмотревшие шоу Майка Уоллеса. На «Си-Би-Эс» потоком хлынули письма, большую часть которых переслали Риду в Восточный Берлин. Большинство писем носили злобный характер, в них Рида называли предателем своей страны или того хуже. «Он предполагал, что документальный фильм о нем и это интервью придутся кстати и что он сможет возобновить работу в США, — сказала Ренате Рид. — А вместо этого жители Америки наградили его лишь словами ненависти. Дело дошло до того, что один человек потребовал отобрать у него паспорт, поскольку он никакой не американец. Дин был очень удивлен реакцией американцев и не мог ее принять». [293]

Если разобраться, большая часть из сказанного Ридом в интервью была оправдана. Президент Рейган в течение первых пяти лет своего правления наряду с сокращением многих социальных программ вбухал дополнительно миллиарды долларов в Пентагон и его военные программы. Он запустил военное вторжение на Гренаду и, вопреки мнению оппозиции, продолжал оказывать поддержку отрядам контрас в Никарагуа. Его открытая демонстрация силы и наращивание военного производства вновь породили в Соединенных Штатах опасения угрозы ядерной войны, опасения, практически исчезнувшие во времена разрядки напряженности. Атмосфера была настолько накалена, что Голливуд не преминул извлечь свою выгоду, выпустив телефильм под названием «На следующий день». Картина начинается с обмена ядерными ударами между Соединенными Штатами и Советским Союзом, затем изображает оставшихся в живых на ужасающего вида участке земли, оставшемся после взрывов бомб. Во время встречи на высшем уровне в Исландии именно Рейган отверг предложение Горбачева избавиться от ядерного вооружения. А еще одну волну возмущения Рейган произвел, когда перед записью своего еженедельного радиопослания объявил в работающий микрофон, что «бомбардировка начинается через пять минут».

К несчастью для Рида, обнародование того факта, что Соединенные Штаты продавали оружие своему неприятелю — Ирану, чтобы оказывать финансовую и иную помощь группам никарагуанских контрас, не произойдет до конца этого, 1986, года, а слушания в конгрессе по делу «Иран-контрас» начнутся не ранее лета 1987-го. Это были те самые свидетельства, которые Рид мог бы использовать в поддержку своих выступлений против Рейгана и политики США. Но что действительно привело в смятение телезрителей, так это неспособность певца признать, что Берлинская стена является отвратительным строением, удерживающим восточных немцев от побегов из страны, что Польша, Венгрия и другие страны находятся под контролем Москвы и что Сахаров — это герой, открыто выступающий против поругания прав человека в Советском Союзе. Слышать об изгнании Сахарова, отправленного в ссылку внутри страны, как о мягком наказании, было особенно странно от человека, который объездил весь мир и держал «про запас» банковский счет в Западной Германии на случай, если на Востоке дела пойдут совсем плохо. К тому моменту, когда Рид стал перечислять три основных порока коммунистической системы, уже все свершилось: большинство зрителей его не слушали более, а кипели негодованием или тянулись за бумагой и авторучкой.

Физическое и моральное здоровье Рида ухудшалось. Письма американских телезрителей сделали свое дело. Его друг Геррит Лист вспоминал, что в начале мая, после выпуска телевизионного шоу в Лейпциге, Рид пришел к нему и сказал, что испытывает наихудшую депрессию в своей жизни. Лист посоветовал ему прекратить глотать таблетки и в особенности сократить количество принимаемых транквилизаторов. Лист также убеждал друга обратиться за помощью к психиатру. Но Рид сопротивлялся отказу от медикаментов. Его беспокоило левое колено, поврежденное после падения с лошади, не отпускали боли в позвоночнике и периодически возникающие сильнейшие головные боли, постоянно присутствовали желудочные боли, и он не мог уснуть, не приняв лекарства. В завершение разговора Рид пообещал, что еще до конца работы над фильмом «Кровавое сердце», пройдет полное обследование и проконсультируется у психиатра.[294] Ренате упорно не замечала того влияния, которое оказывали психологические проблемы на здоровье ее атлетически сложенного супруга.

«Я уверена, что Дин в силу своего характера переживал очень непростое время, справляясь с тем, что я упомянула как проблемы со здоровьем, — сказала Ренате. — Он постоянно истязал себя, постоянно находился на грани своих возможностей, безо всякого к себе снисхождения».[295]

Мировые события также вступили в сговор против Рида. В СССР Генеральный секретарь Михаил Горбачев, занявший пост в 1985 году, предпринял серию реформ. Под широким зонтиком перестройки Горбачев способствовал ослаблению жесткого централизованного контроля над экономикой страны, что со времен Сталина являлось крестовиной ее политики. Горбачев, понимая, что экономика Советского Союза терпит крах, надеялся, что, постепенно продвигаясь к большей промышленной свободе, он сможет оживить ее, избежав разрушения нации или коммунистической системы. Горбачев также был убежден в необходимости более свободного обмена информацией и мнениями, и этот процесс получил название гласность. И хотя средства массовой информации все еще находились под присмотром цензуры, обнаружились заметные подвижки в способе подачи новостей, а истории о коррупции и бюрократических несуразностях неожиданно пробрались на страницы печатных изданий. В сфере культуры также исчезли запреты на рок-н-ролл. Внезапно молодым людям Страны Советов стали доступны записи Брюса Спрингстина, «Металлики», Ван Халена и «Юритмикс», равно как и шведских и западногерманских групп. Эта свобода также подстегнула советскую молодежь к созданию своих собственных музыкальных коллективов и произведению на свет домашней версии рока. По контрасту мягкие рок-н-ролльные композиции и кантри-баллады 47-летнего американца теперь кажутся слишком степенными и скучными тем партийными функционерам, которые одобряли их прежде, а ныне восстают против. Для них Дин Рид — уже вчерашняя новость, такой же светский человек, как Перри Комо.