Еще более встревожились в американском посольстве в Москве. Они отмечают, что четверо ведущих российских музыкантов подписали письмо в адрес президента Картера, призывая его гарантировать освобождение Рида. «Нынешнее внимание прессы здесь, изображающей это событие как важнейшую проблему прав человека, связано с предложением Советам поднять этот вопрос во время визита Рибикофф-Беллмон Кодел, — упоминается предстоящий визит делегации конгресса США под руководством сенатора от Нью-Йорка Абрахама Рибикоффа. — Потенциально эта ситуация может поставить сенатора в неудобное положение, особенно в то время, когда отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами напряжены».[240]

В ответ пришла телеграмма за подписью министра иностранных дел США Сайруса Вэнса, в которой детализировались обстоятельства, связанные с арестом и голодовкой, и которая в заключение сообщала, что «окажется, что в этом деле Советы сотворили, как говорится, из мухи слона».[241]

Время в окружной тюрьме текло по распорядку. Каждое утро, около 6.30, Рид поднимался и громко запевал: «Какое прекрасное утро, какой удивительный день», к ужасу воров-домушников, пьяных водителей и прочих заключенных, которым хотелось спать. Они принимались орать, чтобы Рид заткнулся, но он допевал до конца свою арию и затем припадал к ледяному полу для отжиманий, намереваясь держать себя в форме. Несмотря на голодную забастовку, Риду было необходимо поддерживать свои мускулы в тонусе. Десятеро протестантов пили воду и ожидали, когда охранники откроют двери камер, предоставляя возможность собираться в тюремном блоке, где они могли часами беседовать о политике, левом течении в Америке и мире, и просто лучше узнавать друг друга. На седьмой день заключения навестить своих давнишних друзей, Рида и Давидова, из Калифорнии прибыл Прайс. Он умолял их прекратить строгую голодовку и, как минимум, начать пить апельсиновый и грейпфрутовый соки. После обсуждения в коллективе они согласились на соки, но не более того. Однако заключенные продолжали терять вес, и Прайса не оставляло беспокойство. Наконец, за день до начала судебного разбирательства правонарушители были отпущены под свои собственные гарантии. Никаких денег ими не было уплачено. В тот, одиннадцатый, день выпущенные из тюрьмы «десятеро из Делано» незамедлительно встретились со своим адвокатом Кеном Тилсоном, чтобы подготовиться к судебному процессу. И они впервые более чем за неделю поели твердой пищи. Тилсон, юрист из «Городов-близнецов», сделавший карьеру на представлении интересов бедняков и протестующих всех мастей, собрал своих клиентов, чтобы вместе проработать свидетельские показания и заявления, которые они сделают на слушаниях в суде присяжных.

«Когда мы репетировали наши выступления в суде, все по очереди излагали свои показания, а остальные критически их оценивали, — вспоминал Давидов. — Я помню, Дин сказал: "Меня совсем раскритиковали. Неужели меня никто не любит?" Вот в этом актер. Им нужно, чтобы их любили. В этом смысле они ненадежны. Я сказал: "Послушай, всем достается такая критика, почему же ты должен быть исключением? " А потом, после всех обсуждений, он брал гитару и говорил: "назовите какую-нибудь песню из 50-х, рок-н-ролл, любую", и он знал все из тех, которые назывались, так что мы проводили эти заседания действительно с удовольствием».[242]

Судебное разбирательство длилось три дня, возглавляло его жюри из шести человек, в которое среди прочих входили водитель грузовика, фермер и владелица бутика. В суде присутствовали все двадцать арестованных, но было определено, что только восемь будут давать свидетельские показания и произносить речи. Рид был выбран и вошел в число этих восьми обвиняемых. Он сказал членам жюри, что был рожден и воспитан в Колорадо и перечислил все места, в которых жил с тех пор, как стал взрослым.

«Некоторые могут прийти к выводу, что я человек посторонний», — сказал он жюри.

«Но, понимаете, я интернационалист в этой, как я полагаю, единой огромной человеческой семье, поэтому как же я могу быть посторонним? Я, также как и вы, принимаю пищу (обычно), так что как я могу быть посторонним нашим фермерам, которые ее производят? В этом мире всех нас, кто хочет продолжать питаться и кто хочет, чтобы начали питаться те миллионы людей, которые сейчас умирают от голода, должны волновать проблемы фермерства нашей страны».

«Меня обвинили в проникновении на чужую территорию, но я бы хотел заявить, что я не принимаю этого обвинения. Я не подсудимый здесь. Я — их обвинитель, и я указываю на огромные угольные компании Соединенных Штатов, которые планируют извлечь гигантские прибыли, построив эти линии электропередачи. Вот кто вторгается в чужие владения! Они не только нарушают владения фермеров Миннесоты, они также нарушают их гражданские права! 29-го октября, после исполнения песен на мирной демонстрации протеста, я принес плакат с надписью "Власть — народу! " к шеренге полицейских, и продолжал петь, пока меня не арестовали. Гражданское неповиновение — одна из заслуженных американских традиций, когда другие методы в сражении с несправедливостью не достигают успеха. Кто из вас не гордится теми американскими патриотами, которые выбросили в воду чай во время Бостонского чаепития, этого исторического акта гражданского неповиновения? ^{23} Когда-нибудь американцы также с гордостью оглянутся в прошлое, на те акции гражданского неповиновения, которые сейчас проводятся по всем Соединенным Штатам в знак протеста против корпораций, загрязняющих окружающую среду и ценящих собственные выгоды намного больше, чем человеческие жизни. В этом и состоит дело сегодняшнего дня здесь — не мы, а права огромных американских угольных компаний, извлекающих гигантские прибыли, против гражданских прав фермеров».

«Как раз незадолго до моего ареста один из ваших фермеров рассказывал мне о своем 80-летнем соседе, к которому пришли люди из электрической компании и сказали, что если он не продаст им свою землю, они ее конфискуют и заберут так или иначе. Он продал свою землю и потерял все то, что за последние 80 лет давало ему силы, смысл жизни, питание, здоровье, радость и любовь».

Рид произносил все это, обращаясь напрямую к членам жюри присяжных, теперь же он повернулся и поклонился судье.

«Ваша честь. Присяжные заседатели. Сегодня миллионы людей, от Южной Америки до Европы, наблюдают за вашими действиями и вашими решениями. Они в ожидании, отдадите ли вы свои голоса в пользу больших корпораций с их прибылями или в пользу прав фермеров и граждан вашего штата и нашей страны. Я уверен, что вы примете правильное решение, потому что я уважаю вас. Именно поэтому я здесь: потому что я уважаю права фермеров Миннесоты и чувствую, что должен оказать им активную поддержку. Да. У меня есть уверенность в том, что вы придете к верному решению и признаете меня и моих товарищей невиновными. Одним из самых достойных поступков в моей жизни стало участие в голодовке протеста вместе с моими друзьями, находившимся в тюремной камере в течение последних одиннадцати дней. Они порядочные и принципиальные люди, и нам следует гордиться их мужеством и честностью. Власть — народу!».[243]

Рид сел и выслушал другие завершающие выступления. Затем присяжные удалились на совещание. Семь часов спустя члены жюри вернулись с вердиктом: невиновны. Ответчики, радостно обнявшись и пожав друг другу руки, направились в Миннеаполис праздновать победу. Для Джимми Картера такое решение суда явилось удачным во многих смыслах. Он мог и дальше призывать другие страны к обеспечению своих граждан правами человека и верховенством закона, без того чтобы быть обремененным одним незначительным примером, на который эти страны могли бы указывать в ответ. Министр иностранных дел Вэнс направил телеграмму в американское посольство в Москве с инструкциями о том, как нужно ответить на запрос советских музыкантов, убеждавших Картера освободить Рида.