Самоуверенность, выработанная за годы выступлений в ресторанах и на ранчо, не подвела Рида. За отведенные 10 минут он показал себя с лучшей стороны, и стандартный 7-летний контракт с годовой возможностью пролонгации был подписан. Контракт гарантировал Риду восемь оригинальных записей в год с оплатой в 45 долларов за каждый мастер. Может быть, в итоге он сможет убедить отца в том, что решение оказалось не таким уж плохим.[62]

В то же время контрактом предполагались некоторые меры безопасности для «Кэпитол»: в случае, если Рид и его записи не произведут должного эффекта, компания оставляла за собой право передвинуть сроки контракта в конец любого года из 7-летнего периода. Так что Дин, как и любой начинающий исполнитель, поспешил.

Эберхард доказал, что он не просто так хвастался перед парнем, и перевез свою семью в Лос-Анджелес, дабы детально разобраться с тем, что, как они надеялись, окажется быстрым взлетом к вершине славы. Эберхард начал с того, что арендовал старый дом в Долине Сан-Фернандо, в числе прежних обладателей которого значилась Ширли Темпл. ^{7}. А с другой стороны холма располагалось ранчо кумира Дина — Роя Роджерса.[63]

Рид поселился вместе с семейством Эберхардов, и его менеджер устроил серию выступлений в «Трубадуре» и других клубах в окрестностях Голливуда. Однако певец не довольствовался только тем, что предлагал ему Эберхард. Машина Рида превратилась в передвижной офис, он колесил повсюду, стучался в двери клубов, вручал свои рекламные снимки, договаривался о датах выступлений и записях синглов. «Он целыми днями объезжал округу в своем кабриолете, набитом всякой ерундой, которую обожают подростки, с гитарой, со всеми фотографиями, бумагами, песнями и музыкой», — вспоминала его жена Патриция.[64]

Однако времена были малоприбыльными. Рид представлял собой лишь очередного привлекательного парня с гитарой, в то время как Америку наводнили красивые исполнители. Все они надеялись стать следующими Элвисами, способными зажигать на сцене и исполнять популярную музыку на свой лад. Рид разделял эти чаяния, но его музыка не являлась новаторской, а Пэт Бун, Пол Анка, Рики Нельсон и прочие уже успели представить публике образ чистого, красивого, никому не угрожающего исполнителя, заявленный Ридом. Не один раз пришлось ему поступиться своим самолюбием и обратиться к родителям, обычно к матери, за деньгами, позволявшими протянуть еще какое-то время, пока он стучался в другие двери, записывал очередной 45-долларовый сингл для «Кэпитол» или выступал в еще одном клубе.[65]

Дела его не были совсем уж плохи. Популярность рок-н-ролла поражала записывающие компании. Тинэйджеры раскупали синглы и альбомы в невиданных доселе количествах. Они были ненасытны, и временами казалось, что на каждую выпущенную пластинку, практически независимо от исполнителя, претендовали несколько сотен тысяч подростков. Имея такой рынок сбыта, менеджеры звукозаписывающих компаний более охотно предоставляли шансы новичкам. Управляющие начинали думать, что с легкостью смогут превратить в звезду любого и пытались доказать это с Фабианом (Fabian). Этот юноша обладал слабыми вокальными данными, зато хорошим телом и фотогеничным лицом. А поскольку в 1958 году Пресли отправился служить в армию США и больше не записывал новых песен, они решили, что Фабиан сможет заполнить эту брешь. Увы, имея в арсенале лишь пару средненьких композиций, он не продержался долго, и ему пришлось дожидаться ностальгической волны 70-х, чтобы немножко подзаработать, так как этого не удалось сделать в 50-х и 60-х годах ни ему, ни его кураторам.

Рида также вдохновлял успех таких ребят как Марти Роббинс и Джонни Кэш. Как и Рид, они попали под влияние музыки в стиле вестерн-кантри, а, смешав его с быстрыми рок-н-ролльными ритмами, произвели такие хиты как «Белый спортивный пиджак и розовая гвоздика» («White Sport Coat and Pink Carnation») или «Юная королева» («Teenage Queen»). Но как бы ни приободрял себя Дин, слушая эти мелодии, добиться успеха в Лос-Анджелесе было гораздо сложнее, чем научиться ездить верхом или даже выполнять упражнения на кольцах. Его самонадеянность убавлялась вместе с банковским счетом, и вскоре Рид поведал матери, что подумывает о том, чтобы все бросить и вернуться в колледж. И, скорее всего, так бы он и поступил, если бы не знакомство с Патоном Прайсом (Paton Price).

Прайс был достаточно известной личностью в американских артистических кругах. Он обучался в Американской академии драмы и квартировал вместе с Кирком Дугласом в Нью-Йорке. Он ставил пьесы с Хелен Хайес, а Фрэнк Ллойд Райт спроектировал для него театр в Хартфорде, штат Коннектикут.[66]

Не слишком знакомые широкой публике, его актерские и преподавательские способности были известны и очень ценились в труппе его театра.

Также Прайс являлся непримиримым пацифистом. Он отказался от службы в армии в период Второй мировой войны. Такая позиция была невероятно непопулярна. В начале 1940 года американцы были напуганы, им казалось, что мир находится на грани поглощения самим дьяволом. Гитлер установил господство на Европейском континенте и уже намеревался расплющить Британию. Япония развязала войну против Китая и других азиатских стран и затем успешно разбомбила Перл-Харбор. Урон, нанесенный американскому духу, так же как и разнесенному в щепки и затонувшему Тихоокеанскому флоту, не мог быть переоценен. Америка была уязвима. Америка могла проиграть. Страны, во главе которых находили жаждущие господства убийцы, могли одержать верх. Мужчины сотнями тысяч записывались на фронт добровольно или были призваны отдать свои жизни во имя демократии. Любой дееспособный мужчина терял уважение и терпимое отношение общества, если отказывался воевать из-за каких-то принципов. Таких презирали и оскорбляли. И все же Прайс решил твердо отстаивать свое убеждение в том, что любое убийство — даже на войне — зло.

Для начала, вместе с другими лицами, отказывающимися от прохождения военной службы по идейным соображениям, он был направлен в Гражданскую службу общественных услуг. Там работали, расчищая парки или просто копая ямы и заполняя их снова. Прайс посчитал ситуацию нелепой и ушел. Следующей его остановкой была тюрьма. Поборник мира Прайс теперь питался и работал вместе с людьми, ярость и ненависть которых приводила к избиениям и убийствам других людей. Прайс и тут не дрогнул в своей вере и приобрел, по крайней мере, одного пожизненного друга. Еще один военный отказник какое-то время был сокамерником Прайса. Пацифист Дэвид Деллинджер (David Dellinger) станет известным борцом за мир во время другой войны, двадцатью годами позже.[67]

(Деллинджер будет одним из лидеров антивоенных демонстраций, направленных против американской агрессии во Вьетнаме, помимо участия в Национальном съезде демократической партии в Чикаго в 1968 году, и предстанет перед судом в качестве одного из семи зачинщиков — «чикагской семерки»).

После окончания войны и тюремного освобождения Прайс вернулся в театр. Однако в ближайшее время он решает покинуть восточное побережье и попытать удачи в Голливуде. Получив работу в качестве артистического наставника на студии «Уорнер Бразерз» («Warner Brothers Studios»), к концу 50-х годов Прайс завоевывает прочное уважение и признание среди юных актеров и студентов.

Через три месяца после подписания контракта с «Кэпитол», звукозаписывающая компания решила, что Риду было бы неплохо поучиться на «Уорнер Бразерз». Он был отправлен на студию для встречи с Прайсом, и учитель немедленно проникся симпатией к начинающему певцу. «То был неопытный юноша с неразвитыми способностями, и Патон полюбил его сразу, — сказал Марв Давидов, активист антивоенного движения, ставший добрым другом им обоим в 60-х годах. — Он разглядел в нем что-то достаточно необычное относительно энергии, таланта и определенного простодушия».[68].