— Прошу прощения, господин посол, но я не стану молчать. Сомневаюсь, осознаете ли вы число моих сторонников здесь. Недавно я был назван самым популярным певцом Южной Америки. Когда я обладаю такой мощью, я должен ее использовать. Все, что я читал, и все, что говорит Президент Кеннеди, — неверно. Только объединившись, мы можем заставить лидеров понять, что они должны измениться. Им нужно добиваться мира. Им нужно уничтожить оружие массового поражения.
Мужчины пикировались еще несколько минут, наконец, Коул поднялся, обошел стол, пожал руку певцу и проводил его до дверей офиса. Выражаясь дипломатическим языком, дискуссия была насыщенной и откровенной, стороны придерживались своей позиции до конца. Что касается Рида, он был взволнован и прокручивал в голове беседу, выходя через посольские ворота и шагая по улицам Сантьяго-де-Чили. Точно так же, как на концертах, его нервозность практически исчезла в начале разговора. Он высказал свою точку зрения и не спасовал перед правительством Соединенных Штатов. С ним ничего не случилось. Его паспорт был при нем, и более того, он получил официальное заверение в том, что никто не пытался помешать его выступлению, и, как показалось Риду, он получил негласное подтверждение, что таких случаев не произойдет и в будущем. Он победил. В правительстве, по крайней мере, его слегка опасались, но при этом они не собирались предпринимать против него никаких действий, отделавшись порцией внушения. Эти мысли вызвали улыбку на его лице. Коул мог стараться изо всех сил, но он был вторым после отца Рида слабаком, когда дело касалось доброго спора.
Коул же остался при своем мнении относительно юного певца и встречи с ним. «Моя оценка этого юноши такова: очень эгоцентричен, самоуверен и не очень умен, — написал он в своем докладе в Государственный департамент. — Он слишком впечатлен своей популярностью среди латиноамериканских подростков и полагает, что может повести их за собой. Думаю также, что коммунисты в артистических, журналистских кругах и т. п. всячески поддерживают и поощряют его. Не убежден, что он наносит большой вред, но уверен, что он не делает ничего хорошего. Полагаю, что на него могут повлиять разумные доводы и что он воспримет с большой радостью любую публичную поддержку своих друзей в Соединенных Штатах, с их нападками на Государственный департамент или какими-то иными действиями».[52]
Это была достаточно дальновидная оценка Рида по результатам одной встречи, но в ней содержался один изъян. Принижение умственных способностей Рида не сочеталось с его 23-летним периодом жизни внутри и вне классной комнаты. Рид не только практически свободно общался на другом языке, но, под влиянием отца, всегда оставался прожорливым читателем. И будучи ребенком, и даже после приезда в Лос-Анджелес он брал книгу и уносился на лошади или в автомобиле в поисках тихого местечка, где можно было бы посидеть и почитать, прислонившись спиной к дереву. К настоящему времени большинство прочитанных им книг были более идеалистическими, а не реалистичными и разумными, как могло показаться дипломату среднего возраста. То, что Коул принял за невежество, в худшем случае, являлось наивностью. Одной из недавно прочитанных книг, под впечатлением которой находился Рид, был роман «Жан-Кристоф» французского писателя Ромена Роллана. Главный герой по случаю оказался певцом, который наблюдал мировую нищету и слагал об этом баллады. Рид читал эту книгу, путешествуя по Южной Америке, включая поездки по трущобам. Эта книга стала для него путеводителем, и словно заядлого натуралиста, она сопровождала его повсюду, какое бы место в мире он ни называл своим домом.
«Она оказала огромное влияние на Дина, — говорила об этой книге его жена Патриция. — Он так же верил, что всегда нужно говорить правду обо всем, что видишь. Он был не только красавец, но и интеллектуал. Он мог говорить обо всем на свете. Юноша Дин был совершенно другим человеком, нежели Дин в возрасте. Он был абсолютно простодушным идеалистом. Юный Дин был авантюристом и весельчаком». Патриция подтвердила, что музыкант также познавал нечто такое, о чем подозревал Коул. «Он видел, что приобретает известность, когда шокирует людей своими взглядами. Он ощущал себя лидером. Бывало, что ночью он плакал, говоря, что хочет быть знаменитым, хочет совершить что-то значительное».[53]
В одном из газетных интервью Дин конкретизировал точку зрения, высказанную послу Коулу. «Я думаю, что артисты обязаны отстаивать свои взгляды, где бы они ни находились».[54]
Те же слова понимались ими по-разному, в зависимости от их роли и положения в обществе. Коулу виделся жаждущий власти и популярности рок-музыкант. Рид же позиционировал себя как человек мира, чья слава обязывает его открыто выступать против преступлений, совершаемых правительствами. И этот взгляд Рида на самого себя заставил его слегка изменить события, произошедшие в Чили, когда он рассказывал эту историю спустя 20 лет. Тогда он подкорректировал детали так, что объявление в газете побуждало чилийцев отправить письма не только Президенту Кеннеди, но также и Хрущеву.[55]
Возвращаясь к Соединенным Штатам, экономика государства все еще была крепкой и практически ничем не нарушаемой со времени окончания Второй мировой войны, когда США оказались единственной страной, где промышленное производство не было повреждено бомбежками и баталиями, наполовину разрушившими Европу и Азию. Сильная экономика, в соединении с мощными профсоюзами, боровшимися за повышение заработной платы, а также доброжелательная политика правительства по отношению к ветеранам, произвели один из самых больших средних классов, когда-либо существовавших в мире. И хотя бедность в Америке все еще имела место, зачастую она была спрятана в маленьких городках, сельской местности или в негритянских гетто — там, где Рид вряд ли бывал. Но в Южной Америке нищета была практически на виду. Она находилась повсюду, и Рид не мог ее не заметить даже в то время, когда Довер обучала его вхождению в двухпроцентный круг богачей.
«Дин серьезно изучил ситуацию в Латинской Америке и оба класса, богатых и бедных, — говорил его друг Марв Давидов. — Бедняки жестоко притеснялись. Так что Дин, следуя радикальным воззрениям Патона и имея также свое независимое суждение, он был сообразительным парнем, оценил реальность и решил, что нужно что-то делать. Он присоединился к левым, которые обычно являлись коммунистами, к профсоюзам и организованным несогласным. Он пел на демонстрациях и акциях в поддержку и от имени угнетенных».[56]
В своих публичных комментариях Рид выступал в качестве кого угодно, только не сторонника коммунистов. Его восприятие ситуации во многих южноамериканских государствах заключалось в том, что Соединенные Штаты обращаются с ними, как с колониями, и, допуская или даже поощряя там диктаторские режимы, направляют людей в те самые руки, которых больше всего опасаются в американской администрации. «Я думаю, что до тех пор, пока наше правительство не прекратит делить людей и страны только на два класса, коммунистов или фашистов, и не начнет работать с теми людьми из Южной Америки, которые хотят проведения земельной реформы, не считают, что "Перу — для североамериканцев" и которые так же не являются коммунистами, мы определенно отдадим всю Южную Америку коммунистам».[57]
Рид пока еще не окунулся с головой в политику и в массовые движения в защиту множества угнетенных. Выступление дома перед прихожанами церкви, изредка исполнение песен на митингах левых в Южной Америке и даже размещение объявлений в газетах являло собой не более чем катание на учебном велосипеде. Это было начало, и Рид испытывал тот же восторг, который испытывает ребенок, когда велосипед заваливается на одну сторону, прежде чем подставляется страховочное колесо. Он не был в опасности, и его основной заботой был «Дин Рид — звезда», причем не только в Южной Америке, но и дома.
