Прапорщик не понял вопроса. Спускать плоты на воду он не собирался. Недогадливость Глена бросила Александра Павловича в краску.
— Идти по реке собираемся?
— Так точно. По ней и поплывем.
— Чтобы стащить эту громадину на воду, — со значением проговорил Арбузов, — у нас не хватит никаких сил. Животы надорвем, а плот на дюйм не сдвинем.
Прапорщик, поняв в чем заблуждается командир, облегченно вздохнул:
— Так точно, не сдвинем, — согласился он, чувствуя неловкость за старшего морского офицера, и поспешил добавить — Все будет, как надо. Вскроется Шилка, и в нее с сопок хлынут талые воды. Река быстро выйдет из берегов и сама поднимет наши плоты.
— Гм… А она нас долго не задержит? — подавив смущение, спросил Арбузов. — Отсиживаться без дела нам надобности нет.
— В два-три дня после ледохода река подберется под пло^ы, — со знанием дела сказал Глен. — Мы угадаем тютелька в тютельку. Раньше садиться на плоты смысла нет и опаздывать, разумеется, нельзя. Бог поможет, выйдем вовремя.
— Не просчитаемся? — для верности спросил Александр Павлович.
— Никак нет, не обмишулимся, — твердо пообещал прапорщик. — Я хорошо знаю сибирские реки. Они капризные, своенравные, но когда изучишь их повадки, приноровиться можно.
Шмыгнул Арбузов носом — ничего не поделаешь: невежда он в этой области. Однако достоинство терять никак нельзя.
— Поторапливайтесь! — приказал он прапорщику. Медленно идет работа…
За несколько дней до ледохода в Лончаково снова зазвенели бубенцы лихих троек промышленника Соловьева.
Найдя Арбузова на берегу Шилки, Степан Федорович обнял его, как давнего друга, прогудел:
— Сумлевался, поди, чертяга, что приеду? Думал, что болтун Степан Соловьев? Нет, паря, плохо ты нас знаешь. Сибиряки — народ верный: сказал — связал! Хотел санным путем успеть, да дела закрутили, не удержал время — развезло. Подводы следом ползут, грязь по колесные оси. Подарок тебе небольшой привез, прибери к месту: тут полпуда золотишка…
Удивил Соловьев Арбузова, ох, удивил! Ни одному ведь слову владельцу приисков он тогда не поверил, считая, что кто богаче, тот жаднее. А «баламут и пустозвон» оказался человеком правильным. Полпуда золота — это же богатство! Мало того, позже с подвод промышленника солдаты сгрузили больше сотни пудов кирпичного чая, на целую роту кунгуровских сапог, пять десятков неподъемных тюков грубого холста, бочку нашатырного спирту, для «нати-ру тела, когда человек шибко прозябнет», рогожные кули с мылом.
— Чем же, Степан Федорович, я с вами расплачиваться буду? — смущенно спросил Арбузов.
— Верным служением Богу, престолу и отечеству, — солидно ответил Соловьев. — Армия — наша гордость, надежда и защитница. Вам в трудную годину нужно будет стоять за народ и, может, головы буйные за него положить придется…
— Спасибо! — душевно поблагодарил Александр Павлович и заверил — Будьте спокойны, Степан Федорович. Коль выпадет на нашу долю суровый час, мы не посрамим земли русской…
Вечером, сидя в доме старосты за обильно накрытым столом, Соловьев шутил, смеялся, много пил, но пьянел медленно.
— Об армии, Саня, я тебе говорил от всего русского сердца, — г высказался он. — Люблю я ее, родную. Это ты мне поверь. А за товары должником себя не считай. Я в накладе не останусь. У меня родной брат Серафим — купец первой гильдии. Я за него доволен. Думаешь, он в чем-то прогадает? Ни в коем разе. Торговый люд, заметь, расчетлив и корыстен. А в чем, спросишь, моя корысть? Да в том, что я хочу, чтобы ты благополучно прошел весь Амур. Потом до нас дойдут слухи, как он велик, как труден но нему, батюшке, путь, мимо каких селений и народов протекает и где кончается. А может, не зря купеческий
люд разговоры разговаривает, что Амур протянулся аж до самого моря-океяна? — Соловьев пьяно помотал головой и сам же с сожалением ответил — Просто так они хотят. А Амур не достал, сказывают, его маленько.
Арбузов согласно кивнул и сказал то, о чем туманно знал сам:
— В устье перед полуостровом Сахалином Амур на мелкие рукава разветвился и мелководьем идет в Татарский залив.
Соловьев вздохнул: он понял главное — на судах по Амуру в океан не попасть.
— Жалко…
Смотря на расстроенного золотоискателя, Александр Павлович полюбопытствовал:
— А какая, Степан Федорович, вам польза от того, что мы пройдем Амур?
— О-о! — Соловьев многозначительно поднял указательный палец. — Золото вдоль реки искать буду. Прииски новые открою. А брат Серафим и прочие местные купцы, как только узнают, что по Амуру можно пройти на судах, а на его берегах селения имеются, да еще с нерусским народом, считай, они нашли богатство несметное. Серафим следом за тобой поведет по Амуру баркас с товарами и торговлю развернет небывалую. Соображаешь? — Соловьев поднял стакан с водкой. — Счастливого тебе пути, Саня! — Он звучно стукнул стеклом о стакан собеседника и крупными глотками опустошил посуду. — Об одном сожалею: как это наш Амур в океан не вышел?
— Ну, а если бы вышел, что тогда? — спросил Арбузов.
Промышленник тупо уставился на собеседника.
— Как что? По военной линии об этом подумай сам. Людей и грузы разные перевозить отсюда на самый край России — дело чрезвычайно важное. Это по державной линии. И чисто по коммерческой вижу выгоду…
Соловьев разоткровенничался:
— По Амуру дошел бы мой брат Серафим до водного простора, а там — хошь вправо, хошь влево сворачивай и плавай вдоль океянского берега. Народ в тех местах, поди, темный, туземный, нашим братом необласканный…
Арбузов улыбнулся: он понял последнее слово в значении «необворованный».
— Серафим развернул бы там торговлю во всю ширь, — продолжал Степан Федорович. — У них же, туземцев энтих, ничего нет, окромя шкур, мяса и рыбы. Что ни привезут купцы, все в ход пойдет: ружья, порох, свинец, ситец, посуда фаянсовая и стеклянная, безделушки разные— бусы, брошки, сережки, пуговицы медные…
— А что у них взамен брать будем? — хитро поинтересовался Арбузов.
Соловьев рассмеялся. Вопрос морского офицера ему показался наивным.
— А что с них взять? — Степан Федорович сделал озорное лицо. — Разве только пушнину: соболей, куниц, горностаев…
— Н-да! — Арбузов сокрушенно покачал головой. — По-моему, не торговля, а грабеж.
Соловьев не обиделся, но от его веселости не осталось и следа.
— Нет, паря, не грабеж, а помощь, — насупленно сказал он. — Куды им девать пушнину? Ну, окутались в нее с головы до ног, а дальше что? Подъезда к ним никакого. А тут приехал русский купец, как с неба свалился, привез товары. Для них это радость непередаваемая. Насилия никакого: хошь — бери, не хошь — не бери. Туземцы с великой охотой приобретут невиданные вещи, а за них без сожаления отдадут то, чего у себя в избытке. Кому от такого обмена убыток? Да никому. — Соловьев помолчал. — Я так, Саня, разумею. Коль мы до своих туземцев не доберемся, чужеземцы к ним прибудут и к рукам темный народ приберут. Вот тогда они устроют там и грабеж, и разбой. Обманут, как детей малых, за копеечную водку все добро у них вывезут.
— А русские купцы разве водкой не торгуют? — спросил Александр Павлович.
— Нёт, — уверенно ответил Соловьев и, подумав, пространно высказался — Строга, сказывают, была у нас императрица Екатерина II. А вот к туземцам и прочим темным азиатам по-особому велела относиться. Она повелительную грамоту для купцов и других русских странствен-ников сочинила. Добром да лаской, мол, надо привечать их, не обижать и зельем не спаивать. Эта бумага и до сих пор силу имеет. Да кто ж супротив императорской воли пойдет?
— Понятно, — кивнул Арбузов. О «Запретном указе» Екатерины II по поводу малых азиатских и северных народов он слышал раньше. — И все-таки несправедливо за посуду и безделушки брать у них дорогую пушнину.
— Не согласен! — замотал косматой головой Соловьев. — Для нас безделушки, а для них, может, самые роскошные украшения. А возьми ружья, порох, картечь, дробь. Да что есть для охотника ценнее? Ты смотри, паря, на такие вещи шире. Я соображаю так. Не зря тебя в Камчатку направляют. Это для того, чтобы русские купцы, а не какие-нибудь английские торговцы, могли безопасно добираться до наших дальних земель. Может, о прибылях-то я не так толкую. Барыши после торговли надо считать. За морем телушка — полушка, дорог перевоз. Но ты все-таки, Саня, получше разведай Амур…
