– Давайте сегодня отметим приход весны! Во-первых, объявляю сегодняшний день днем отдыха. Во-вторых, предписываю всем принять участие в состязаниях по метанию стрел, по преодолению торосов, а также в игре в мяч на льду.

Еще во время полярной ночи рядом с вмерзшим в лед кораблем была расчищена небольшая площадка, на которой иногда гоняли мяч, бросали стрелы. Сегодня здесь было оживленно по-настоящему. Из становища пришли Амос с женой и двумя детьми, Гаймисин с женой и Умкэнеу, которая тут же бросилась к разодетой Айнане, принялась ее тискать и обнюхивать.

– Какая ты стала красивая! Совсем тангитанская девочка!

Потом пришел Алексей Першин, за ним Каляна.

Состязание по метанию стрел было в разгаре, когда на высоком берегу показались две фигуры. Они остановились поодаль и оттуда наблюдали за весельем.

Амундсен спросил у Першина:

– Они еще не уехали?

– Пока вроде не собираются, – ответил русский.

– Что им нужно?

– Мне они сказали, что им нельзя возвращаться без Кагота и девочки, – ответил Першин. – Они живут у Гаймисина, ходят на охоту, ездят к оленеводам – словом, ведут себя так, словно решили поселиться тут навсегда.

– Вы получали какие-нибудь известия от вашей центральной власти? – поинтересовался Амундсен.

– Да, я получил письмо от Терехина. Он благополучно добрался до Ново-Мариинского поста, проехав вдоль реки Анадырь. Кстати, в одном из оленеводческих стойбищ он встретился со Свердрупом.

– Вот как! – воскликнул Амундсен. – И что же он сообщает о наших товарищах?

– Путешествие у них проходит нормально, и они очень довольны результатами. Терехин сообщает, что нарты нагружены разнообразными этнографическими коллекциями.

– Благодарю вас за ценные сведения! – воскликнул Амундсен и, помолчав, спросил: – А что же все-таки вы будете делать с теми? – Он кивнул в сторону Таапа и Нутэна, которые по-прежнему стояли поодаль на торосе и внимательно наблюдали за играми.

– В моей власти приказать им покинуть становище, – ответил Першин. – Здесь ведь предполагается создать специальную базу со школой-интернатом, мастерскими, радиостанцией и больницей – словом, один из опорных пунктов для распространения культуры, грамотности и медицинского обслуживания среди оседлого и кочевого населения.

– Да, пожалуй, здесь неплохое место, – одобрил Амундсен – удобная гавань, хорошие подходы, сравнительно спокойный климат. Во всяком случае, здесь меньше снежных бурь, чем у побережья Таймыра, где мы провели предыдущую зиму.

Амос, решивший попробовать себя в метании стрел, неожиданно поразил всех меткостью и получил один из призов – кулек белой муки и несколько кусков рафинада.

– Как жаль, что я не вижу! – горестно воскликнул Гаймисин. – А то бы тоже посостязался!

– А у нас есть приз для самого отзывчивого зрителя, – объявил Амундсен и велел Ренне принести такой же кулек и добавить к нему пачку виргинского трубочного табака.

– А чем я хуже? – вдруг воскликнула Умкэнеу. – Давай сюда эти стрелы!

Она взяла три стрелы из рук Амоса и попыталась метнуть. Поначалу она промахнулась, но потом приноровилась, и со второй попытки ей удалось несколько раз подряд попасть в мишень. Гордая своим успехом, Умкэнеу подошла к Амундсену и громко произнесла по-русски:

– Хорошо!

Вы прекрасно говорите по-русски, – похвалил ее начальник, знавший от Олонкина это распространенное русское слово.

– У нас хороший учитель! – Умкэнеу с такой нежностью посмотрела на Першина, что никакого сомнения не оставалось в том, что девушка питала самые горячие чувства к русскому юноше.

Першин сказал несколько слов по-чукотски. Амундсен, конечно, не понял, но Умкэнеу, удаляясь от тангитанов, не сразу отвела лукавый и вместе с тем влюбленный взгляд от своего учителя.

Кагот вместе со всеми старался веселиться. Он тоже метал в мишень стрелы, гонял резиновый мяч по льду, но всякое мгновение чувствовал, что за ним, за каждым его движением, за каждым шагом, его дочери следят четыре пристальных глаза.

Кагот ждал гостей в кают-компании. Он сидел за большим обеденным столом. На металлическом подносе стоял чайник, три толстые фаянсовые кружки и оставшиеся от завтрака сдобные булочки. Айнану повели кататься на собаках на берег Ренне и Олонкин.

Кагот зачем-то взял с собой тетрадь, где записывал числа. Он снова начал их писать, пользовался каждой свободной минутой, чтобы заполнить еще столбец. Вечерами он уже не оставался в кают-компании, а, уложив Айнану, садился к своему маленькому столику и писал.

Сегодня перед приходом родичей он как раз начал новую страницу. Каждый раз, когда он оставлял позади уже написанное и приступал к чистой странице, надежда, что именно здесь и появится магическое конечное число, вспыхивала с новой силой.

Открылась дверь, и первым в кают-компанию вошел Таап. Быстро оглядев стены, он нашел портрет королевской четы и широко, как его учил знакомый русский поп, перекрестился и поклонился.

– Это не тангитанский бог, – сказал Кагот.

– А кто это? – удивленно спросил Таап.

– Это норвежский король.

– А, вроде русского Солнечного владыки…

Вошедший следом Нутэн озирался с изумлением и любопытством.

– Садитесь сюда. – Кагот хозяйским жестом показал на стулья.

Усевшись за стол, Таап еще раз осмотрелся, пристально взглянул на своего земляка и сказал:

– Здесь ты выглядишь как настоящий тангитан… Но если ты, вырядившись в одежду белого человека, решил, что стал другим, то сильно ошибаешься.

– Нет, я стал другим, Таап, – тихо ответил Кагот.

– Нельзя стать другим по собственному желанию и нельзя отречься от предназначения только потому, что тебе так захотелось…

Кагот встал и принялся разливать чай. Придвинув гостям кружки, сахар и булочки, он радушно произнес:

– Пейте чай, угощайтесь.

Таап с Нутэном отпили по глотку, надкусили булочки.

– А нет ли у тебя дурной огненной воды? – спросил Таап.

– Нет.

– Настоящие тангитаны всегда имеют большой запас этого напитка, – заметил Таап.

– Здешние тангитаны не такие, о каких ты говоришь. Они не торговцы.

– А кто же они?

– Путешественники и исследователи. Они изучают очертания берегов, движение ветра и морские течения. Кроме того, они собираются взобраться на вершину Земли.

– И тебя туда берут? – спросил Таап.

– Возможно, – уклончиво ответил Кагот.

– А ты, отрекаясь от предназначения, разве не боишься, что я могу наслать на тебя божественное наказание, смертоубийственный уйвэл? – помолчав, зловещим шёпотом спросил Таап.

– Не боюсь я твоего уйвэла, – с легкой улыбкой ответил Кагот.

Пораженный ответом, Таап несколько мгновений смотрел на Кагота.

– Как не боишься? Ты думаешь, о чем говоришь?

– Я говорю так, потому что знаю.

Таап насторожился:

– Что ты знаешь?

– Дело не в уйвэле… Дело в числах. В них и таится разгадка.

– В каких числах? Что ты говоришь? Ты, наверное, помутился разумом!

Таап не ожидал, что разговор с Каготом примет такой оборот, и был несколько растерян. Кагот глянул на него и с горечью в голосе произнес:

– Вот всегда так, как только человек подумал или поступил по-новому, непохоже. Так сразу о нем говорят – помутился разумом!

– То, что ты утверждаешь, свидетельствует об этом, – заметил Таап. – И как только тангитаны не догадались?

– Они и научили меня числам, – с улыбкой ответил Кагот. – Вскорости, наверное, начну различать следы человеческой речи на бумаге.

Все вы тут посходили с ума! – воскликнул Таап. – Там, в нищем становище на берегу, учатся, здесь тоже, в Уэлене собирают детишек и гонят в большой деревянный дом на учение! Нет, все помутились разумом!

– Это ёщё неизвестно, у кого муть в разуме, – спокойно ответил Кагот и раскрыл лежащую рядом с ним тетрадь. – Вот гляди!

Таап настороженно склонился над тетрадью.