Иногда Першин запевал песни, чаще революционные:

К удивлению учителя, песенные слова и мелодии почти мгновенно подхватывались и запоминались не только Каляной и Умкэнеу, но и ребятишками. На третий день «Смело, товарищи, в ногу!…» вполне разборчиво пели все. Даже слепой Гаймисин, несколько раз внимательно выслушав песню, исполнил ее своим красивым глубоким голосом.

Першин открывал для себя все больше нового, неожиданного в душевной жизни и способностях жителей становища. Иногда все сходились в яранге Гаймисина, и старик начинал долгое повествование о давно прошедших временах, рассказывал волшебные сказки о животных или просто пересказывал реальные события, случившиеся в Уэлене, Ново-Мариинске, тундровых стойбищах. Порой Амос спрашивал слепого о том или ином случае, как бы наводил справку, и Гаймисин с блуждающей улыбкой на лице отвечал обстоятельно, со ссылками на имена, названия. Нельзя было не подивиться тому, что в этой скудной, бедной даже внешними событиями жизни сложилась особая, по-своему высокая культура, утвердились обычаи, регулирующие жизнь в понятиях добра и человечности. Здешние люди имели свой календарь, хорошо знали звездное небо с движением планет, приметы природы позволяли им довольно точно предсказывать погоду даже без помощи сокровища Кагота – большого настенного барометра.

Обычно уроком пения заканчивался учебный день, но это не значило, что все тотчас же расходились. Детишки шли домой, но Умкэнеу оставалась, чем не всегда была довольна Каляна.

Вот и сегодня, когда допели «Смело, товарищи, в ногу!…», Каляна спросила:

– У твоих дома есть еда?

– Сколько угодно! – ответила Умкэнеу. – Вчера наварила им полный котел свежего нерпичьего мяса, да еще нарубила копальхена из того кымгыта, который привез Алексей…

Девушка, если поблизости был учитель, не сводила с него влюбленных глаз. Уж такова была натура Умкэнеу: все, что она чувствовала, было написано на ее лице. Вот и сегодня она пристроилась напротив Першина, сидевшего на бревне-изголовье, и некоторое время молча наблюдала за тем, как тот писал.

– Покажи, – попросила она.

– Так все равно не прочтешь, – улыбнулся Першин.

– А вдруг? – улыбнулась в ответ Умкэнеу. – Как интересно!

Будто след песца на свежем снегу,… Нет, как куропачий… Или как строчка, когда аккуратно шьешь непромокаемые торбаса из нерпичьей кожи. Когда мы так научимся? – тяжко вздохнула она.

– Научитесь, научитесь, – обнадежил Першин.

– Хорошо бы, – почти шепотом произнесла Умкэнеу.

– Ты бы не мешала человеку, – недовольно заметила Каляна. – Если тебе нечего делать, поиграй с малышкой.

– А что мне с малышкой играть? – передернула плечами Умкэнеу. – Я же не маленькая!

– Не маленькая, а ведешь себя, как маленькая, – сказала Каляна.

– Вот когда у меня будут дети, тогда и буду возиться с ними, – заявила Умкэнеу.

– Прежде чем думать о детях, ты сначала должна вырасти, найти мужа, – терпеливо, наставительно произнесла Каляна.

– Я уже выросла! – упрямо заявила Умкэнеу и посмотрела в таза Першину. – А мужа найду!

– Какая уверенная! – слабо улыбнулась Каляна. – Вон я сколько жду, а не могу дождаться…

– А я дождусь! Правда, Алексей?

Сказав это, она красноречиво посмотрела на Першина, Каляна заметила взгляд и сердито сказала:

– Такие глупости может говорить только неразумная и неопытная девчонка, у которой еще нет стыда настоящей девушки. Если считаешь себя взрослой и готовой для замужества, то, прежде чем говорить такие слова, подумала бы: а понравится ли это твоему будущему мужу?

Умкэнеу на этот раз смутилась и замолчала. Каляна посмотрела на девушку, и ей стало жалко ее.

– Помоги мне снять гостевой полог, – попросила она мягко.

– Ты хочешь снять гостевой полог? – удивилась Умкэнеу.

Эта мысль пришла в голову Каляне, когда из яранги ушел Кагот. А теперь уже всем ясно, что второй полог ни к чему. Зачем жечь лишний жир, которого зимой и так не хватает, если можно спать в одном пологе?

– Да, надо его снять, – деловито сказала Каляна. – Он уже ни к чему.

– Разве Кагот больше не вернется?

– Если вернется, то уж, наверное, не сюда, – ответила Каляна. – Он построит свою ярангу.

– Но все думали… – Умкэнеу явно была поражена решением Каляны, – надеялись, что Кагот будет твоим мужчиной…

– Кто будет моим мужчиной – это моя забота! – сердито отрезала Каляна. – Так поможешь мне?

Однако Умкэнеу явно не спешила.

– Значит, Алексей будет спать с тобой в одном пологе?

– А куда же он денется? У вас тесно, у Амоса ребятишки, – перечислила Каляна. – В общем пологе ему будет лучше, удобнее и теплее.

Першин, сообразивший наконец, о чем идет речь, торопливо заговорил:

– Каляна! Не надо снимать полог. Пусть он остается на месте.

Вдруг придет Кагот?

– Кагот тогда будет жить в другой яранге, – сказала Каляна, – я больше не хочу, чтобы он жил у меня.

– Но ведь Айнана здесь…

– И Айнана переселится вместе с ним!

– Но, Каляна… Я не хочу перебираться в большой полог, – продолжал сопротивляться Першин.

На помощь ему пришла Умкэнеу.

– Вот видишь! – торжествующе произнесла она. – Алексей не хочет спать с тобой в пологе.

– При чем тут спать? – смутился Першин. – Дело совсем не в этом, но мне так удобнее. А что касается жира, то я заплачу, возмещу…

– Чем же ты заплатишь, если у тебя нет товара? – спросила Каляна.

– Придет пароход и привезет все что надо: и товары и продукты, – обещал Першин. – Жира я совсем мало жгу и к тому же сам добываю…

– Настоящий мужчина никогда не станет попрекать женщину добычей, – презрительно произнесла Каляна, понимая, что на этот раз ей не удалось переселить русского в свой полог.

– Давайте лучше петь, – примирительно предложила Умкэнеу. – Алексей, спой нам какую-нибудь русскую песню.

Алексей, прислушавшись к вою пурги, ответил:

– Ну хорошо. Я вам спою старинную русскую песню. Вот слушайте…

Он откашлялся и затянул:

Кагот почти ползком взобрался на высокий берег, где стояли яранги, и ощупью добрался до жилища Каляны. В вое ветра почудилось пение, и он прислушался: оно доносилось из глубины яранги Каляны.

Он с трудом открыл дверь и ввалился в чоттагин весь запорошенный снегом. Его не сразу узнали, пока он не подал голос.

– Какомэй, Кагот! – воскликнула Умкэнеу, вглядевшись в его лицо.

Кагот отряхнулся от снега и откинул капюшон новой камлейки.

Малышка вскрикнула и бросилась навстречу. Отец бережно взял дочку на руки и прижал к себе. Он прикрыл глаза и так стоял некоторое время. Айнана притихла, переживая вместе с отцом радость свидания.

Каляна смотрела на бывшего своего постояльца с удивлением: перед ней был совсем другой человек, нежели тот, который ушел несколько дней назад на корабль тангитанов с небольшим кожаным мешочком, грустный, даже какой-то понурый. А теперь в чоттагине улыбался привлекательный мужчина с аккуратно подстриженными волосами, чисто выбритый, с ясными, спокойными глазами. Он словно и выше стал и стройнее. Просто не верилось, что пребывание на корабле тангитанов может так изменить человека. Даже голос у него вроде бы стал другим.

– Как вы тут живете? – спросил Кагот, ставя девочку на промороженный земляной пол чоттагина.

– Хорошо живем, – ответила Каляна.

– Да ты как настоящий тангитан! – воскликнула Умкэнеу, когда Кагот стянул через голову камлейку и остался в суконной куртке, подаренной ему Сундбеком. При свете костра на его груди блестели два ряда хорошо начищенных медных пуговиц. – Если бы я раньше не знала тебя, сказала: этот человек – сам начальник Амундсен.