- Осторожнее с этим штыком... куда угодно, но только не в лицо... верхняя пуговица его формы, прямо под адамовым яблоком... вот куда!

 Кошевой вскоре перестал думать совершенно. Всё, что видел лейтенант, была эта проклятая пуговица, в которую он ударил изо всех сил, прямо по ткани коричневого цвета.

 - На!

 Штык неожиданно легко вонзился в податливую плоть, и по инерции фашист завалился спиной глубоко в окоп. Кошевой не удержал карабин и упал вслед за ним, опустившись прямо сверху. Ходой немец корчился под Михаилом, будто хотел освободиться от непосильного груза смерти. Он делал руками слабые попытки отбиться, потом схватился за кожаный поясной ремень и безвольно повис на нём.

 - Неужели я просто убил его ударом штыка! – удивился старший лейтенант. - Так просто, раз и нет человека.

 Русая голова врага медленно склонялась всё ниже и ниже. Помятая каска постепенно соскальзывала вперёд, пока не закрыла залитое кровью лицо, и слабый предсмертный хрип вырвался из его узкой груди.

 - Убивать своими руками совсем не то, что просто стрелять по людям. – Рассеянно рассуждал взводный. - Этот чёртов немец мне точно будет в кошмарах сниться…

 Некоторое время он чувствовал себя так, будто из него выкачали весь воздух, в голове не возникало ни единой мысли. Затем он с отвращением выдернул штык, по которому стекала дымящаяся кровь, и выбрался из обвалившегося окопа, шагая, как лунатик, подальше от тёплого мертвеца.

 - Где же наши?

 Когда Михаил, наконец, увидел знакомые лица своих подчинённых, то постепенно успокоился, и его сердце перестало колотиться как бешеное. Он воткнул штык в мягкую землю, чтобы очистить его от липкой крови и нарочито твёрдо спросил:

 - Потерь много?

 - Сейчас посчитаю, – ответил сержант Лисинчук. - Ну, мы им всё же дали…

 - Да и они ответили, будь здоров!

 Когда первое сопротивление противника было сломлено, продвижение частей Красной Армии значительно ускорилось. Солнце палило нещадно, словно осуждая бесчисленные убийства.

 - Неужели дойдём до Харькова?

 Потрёпанный батальон форсированным маршем двигался в сторону четвёртого по численности населения города Союза. До второй линии обороны немцев оставалось километров двадцать. Они почти не сопротивлялись, очевидно, в полосе наступления советских войск не оказалось плотной обороны.

 - Почему вы сняли кители? – сурово спросил ротный своего командира разведчиков.

 - Так ведь жарко, товарищ старший лейтенант! – Весело откликнулся Лисинчук. - Немец прёт на Запад, мы идём за ним.

 - Смотрите, как бы не повернули…

 Жаркий воздух гулял по сухой степи, и повсюду распространялся запах крови, перемешанный с резким запахом взрывчатки, от которого сильно тошнило. Поздним вечером с правого фланга фашисты вдруг открыли пулемётный огонь и продвижение остановилось.

 - Ох!

 Внезапно Сергей Крымов, шедший в шеренге крайним, пискляво вскрикнув, и упал вперёд лицом. Мгновенно Лисинчук оказался возле него, но Сергей, шатаясь, встал на ноги.

 - Зацепило, - озабоченно спросил Павел. - Ранен?

 - Видать сегодня мне не суждено умереть! – Ответил Крымов. - Хотя смерть буквально в глаза смотрела.

 Его лицо побелело как бумага. Пуля только слегка коснулась его, но прошла слишком близко, чтобы остаться спокойным. Немецкий пулемёт молчал несколько минут, затем застрочил вновь, но пули, казалось, летели отовсюду.

 - Неизвестность может свести с ума любого.

 На мгновение Кошевой подумал, что это придурки из третьего взвода стреляют по противнику с кратчайшего расстояния прямо через позиции своих товарищей.

 - Нет, это снова проклятый пулемётчик, – заметил наблюдательный Павел. - Он опять сменил позицию.

 - Так накройте его, чего ждёте?

 Темнота, наконец, положила конец дальнейшим военным действиям. Кошевой передал по цепи долгожданную команду:

 - Окапываться!

 Стрельба окончательно захлебнулась и стихла. Солдаты принялись лихорадочно копать неподатливую землю и устраиваться на ночлег.

 Двое незнакомых бойцов, низко пригибаясь, пробирались в тыл с раненым завёрнутым в плащ-палатку. Невидимый человек внутри лежал безвольным мешком. Под ним темнело обширное пятно, из которого что-то медленно капало, как вода из давшего течь крана.

 - Кто это? - спросил Кошевой, и устало потёр глаза. - Из нашей роты?

 - Крымов Серёжка. – Ответил разведчик, заглянув вовнутрь. – Проникающее ранение в живот…

 Из плащ-палатки доносился слабый, почти детский, плач. У Михаила всё сжалось внутри. Он часто слышал стоны умирающих, но никто не плакал так по-детски жалко. Этот плач был таким бесконечно беспомощным, что он с силой хлопнул ладонями по своим ушам, чтобы раздражающий звук пропал.

 - Крымова жалко! Таки догнала его пуля… – Лисинчук закурил самокрутку. - А всего несколько месяцев назад Сергей спокойно жил дома с родителями.

 - Он где-то на два-три года моложе меня. – Сознался Кошевой. - Не очень большая разница в возрасте, но я ощущаю себя очень старым.

 По приказу комбата Сазонова взвод занял возникшую на пути деревеньку Григорьевку. Пока солдаты размещались на постой, Кошевой вместе с сержантом выставил боевое охранение. Вдруг он резко остановился и спросил напарника:

 - Ты чувствуешь, что-то не так?

 - В смысле?

 - Стало тише.

 - Действительно, – удивился Лисинчук, за несколько дней боёв отвыкший от тишины. - Почти не стреляют… Видать турнули немца далеко.

 Отдалённый грохот почти стих, оконные стёкла больше не дрожали. Раздавались только отдельные взрывы. Командир посмотрел на ручные часы и предложил:

 - Давай спать.

 - Ты, где останешься?

 - Да здесь с вами и заночую.

 - Лады! – обрадовался Павел. - А сколько времени?

 - Почти одиннадцать часов. – Михаил широко зевнул. - Давай ложиться… Хоть выспимся на настоящих кроватях.

 Казалось, только они закрыли глаза, как кто-то открыл входную дверь. Ворвался свежий ночной воздух, пронизывающий, как охотничий нож. В тёмном проёме появилась закутанная с ног до головы фигура человека с автоматом, который рявкнул:

 - Всем немедленно построиться!

 Отдыхающие бойцы отделения сразу вскочили, засуетились, спешно надевая шинели и другое обмундирование. Получалось немного хаотично, так как полные патронные сумки тянули вниз, как куски свинца...

 - Заворачивай направо. – Когда все, наконец, высыпали на тёмную улицу, тотчас прозвучали резкие команды. - Вольно, быстрым шагом марш!

 Ночь была, хоть глаз выколи. Никто не произносил ни слова, только тяжело дышали от быстрой ходьбы. Единственным звуком был металлический звон от штыков, задевающих за сапёрные лопатки. Затем по строю шёпотом передали волновавший всех вопрос и тревожные вести:

 - Что случилось?

 - Они прорвались!

 - Тогда нам хана…

 - Отставить разговорчики в строю!

 В воздухе висела ощутимая, словно гиря угроза. Впереди в небо постоянно взмывали белые вспышки, они мерцали, как горящие звёзды над головой. Пулемёт немцев выстучал короткую очередь, слева коротко вскрикнул раненый.

 - Куда идти?

 Раздавались отдельные винтовочные выстрелы. Взвод устало шагал до самых вспышек, затем повернул и растянулся вереницей вдоль края редкого леса. По колонне пронеслась команда:

 - Окапывайся!

 - Неужто дошли?

 - Правильно, хватит ноги сбивать…

 Один из бывалых солдат показывал новобранцам, какой глубины должен быть окоп.

 - Землю накидывайте так, чтобы образовался вал. - Поучал он. - Возможно, это спасёт ваши никчёмные жизни.

 Невозможно было окопаться, как следует, чернозём попался слишком твёрдый. Солдаты копали поочередно, один работает, другой на страже, винтовка наизготовку.

 - Скоро расцветёт и начнётся комедия! – Лисинчук рассеянно посмотрел на серое небо. - Жаль, не дали выспаться…

 Отдельные выстрелы прекратились, но вспышки продолжали появляться без остановок. Ракеты соседи пускали из короткоствольных сигнальных пистолетов. Глухой ноющий звук, и ослепительный огонь с шипением взмывали в небо, замирая на мгновение на максимальной высоте и опять, медленно угасая, опускались на землю. Всё пространство перед их линией обороны было буквально засыпано светом.