— Сдохнет твоя белка, — скривил губы Виктор.

— Ничего не сдохнет! Я ей шишек из леса принесу и домик сделаю.

— Домик… Не твоими руками белкам домики мастерить. Да и чем делать будешь? Голыми руками?

Петя на минуту задумался. Потом нерешительно сказал:

— Попрошу у Антона Ивановича ножик, чем столы скребут. Он острый, всякое дерево возьмет.

Виктор презрительно фыркнул и пошел дальше к «Южной стороне», где его ждала Анка Черная.

«В игрушечки играет… — зло думал он. — А что ему не играть? Антон его в дети берет, жить будет, как у мамы родной. А ты вот не знаешь, каким боком к тебе жизнь повернется… Может, через неделю буду я где-нибудь под нарами сидеть, хвост поджавши. Отправят ведь скоро…».

Что бы ни делал сейчас Виктор, где бы он ни находился — он ни на минуту не забывал о том часе, когда его под конвоем поведут от ворот колонии до красного товарного вагона с забранным решеткой окном. Анка сказала; отправят до праздников, чтоб воздух здесь очистить от нас. А до праздника остались считанные дни. Анке словно бы и наплевать на отправку. Совсем она психовая стала, эта девчонка… Уж и не говорит даже, а что-то шипит, как змея. Виктор был бы и рад разделаться с нею, да ведь как разделаешься? Пригрозила недавно: если вздумаешь хвост поджать, то тебя на общем лагпункте ворье так встретит, что век помнить будешь. А они, верно, умеют «встречать»… Пока Виктор не видит Анку и не слышит ее злобного шепота, кажется ему, что все она выдумывает и ничего страшного на общих лагпунктах нет. Живут же там другие! Он попробовал как-то заикнуться Анке об этом. Она красноречиво помахала пальцем перед его лицом:

— Кто-то живет и будет жить… А тебе, Рыжий, еще как придется. Письмо Ленчика кто получил? Ты! Кому ворье доверие оказало? Тебе. Так вот и подумай, что от тебя останется, если ты к ним приедешь ни с чем?

Витька угрюмо молчал, а Черная снова и снова нашептывала ему то, что он слышал от нее уже сотню раз:

— Если уж уходить отсюда, то с музыкой. Тогда нас жулье встретит с почетом. А так — лучше на месте удавиться… Все равно жизни тебе не дадут…

Правду она говорит, змеючка эта… Нельзя Виктору являться к ворам ни с чем. А что сделать? Морду кому набить или еще что? Виктор уж подумывал о том, что, может, ему в цехе парочку станков покорежить? Сказал об этом Анке. Она пренебрежительно махнула рукой:

— Дешевка это все… Тут нужно другое обмозговать. Она помолчала, поигрывая сломанной веткой.

— Есть у меня давняя задумка, да ведь не с таким, как ты, партнером дела делать…

— А чем я тебе не партнер? — угрюмо спросил Виктор. — Я ведь с тобой не любовь крутить собираюсь…

— А мне вся эта любовь… — Анка цинично выругалась. — Если бы, говорю, ты был стоящий жулик — прогремели бы мы с тобой на весь лагерь.

— За такой гром можно срок добавочный схватить, — заметил Виктор.

— Ух, ты, уж так сразу и срок! Ну, а если и срок? Нам сейчас больше трех лет не вкатят, а три-то года — разве это срок? Да, Витька, если б у тебя здесь вот, — она повертела пальцем у виска, — если бы у тебя шарики правильно работали…

Тогда Виктор обозлился.

— Ты вот что, — сквозь зубы сказал он, — болтай, да не забалтывайся! Что ты мне всю зиму голову морочишь: шумок, заварушка, сигнал… Где тот сигнал, я тебя спрашиваю? Ты мне что трепала: сами обойдемся, плевать нам на сигнал. А теперь — в кусты?

Черная засмеялась тихим, мелким смешком — будто и не смеялась даже, а так, у нее в горле что-то забулькало да губы дрогнули. А глаза как были пустыми, так и остались. Виктор не любил и боялся этого неподвижного, застывшего взгляда своей партнерши и отвернулся.

— Гордость, значит, заговорила, — протянула Анка. — Ну ладно… Это все я шутила с тобой. Испытать хотела, есть в тебе жиганская кровь или начисто все вывелось. Приходи давай после ужина к ручью. Там и потолкуем. Да помни, Витек, — теперь уж поворота назад не будет.

И вот Виктор идет к ручью, убеждая себя в том, что если Анка предложит что-нибудь уж очень чудное, то он сумеет от нее отбояриться.

Анка ждала его у того места, где ручей нырял под ограду зоны и выходил оттуда на просторы леса. Здесь, у высокой изгороди, особенно пышно и буйно разросся кустарник.

На этот раз Анка начала разговор сразу о «деле». Виктор слушал ее, не поднимая глаз. Он боялся, что она прочитает в его взгляде смятение и нерешительность. Да и как решиться на такое?

— Я свое дело сделаю — комар носа не подточит, — шептала она, близко наклоняясь к Виктору. — Все у меня уже готово, все обдумано. Запылает костер мой — всем жарко станет. А у тебя одна задачка — кого?

— Не буду… — еле проговорил Виктор помертвевшими губами. — Не буду этого… Не смогу…

— Ха! — Анка откинулась назад. — Я так и знала! Опять у тебя котелок не сварил. Да что я тебе, завалить, что ли, предлагаю? Так, подколоть слегка… Ну, там хоть руку, хоть ногу. А ты думал — совсем? Трусишься весь… Тьфу! Ну, слушай, давай судьбу испытаем? — Она быстро нагнулась, подняла с песка небольшой камешек. — Вот. Если угадаешь, в какой руке пусто, — черт с тобой, я буду одна свое дело делать, а ты как хочешь. Не мне, а тебе ответ перед жульем держать. Ну! — Анка требовательно протянула к Виктору сжатые руки. — Раз, два…

Когда Анка произнесла «три!» — Виктор ударил по ее правому кулаку. Анка разжала пальцы и засмеялась:

— Быть тебе, Витек, хорошим вором! — и швырнула камень в ручей. Послышался слабый плеск.

— А кого — решай сам.

Виктор поднялся и не оглядываясь пошел прочь. Анка проводила его долгим взглядом, разжала левую руку и подкинула на ладони другой камешек.

На следующий день после обеда к Петьке подошел Виктор.

— Ну как, пацан, жива еще твоя белка?

— Жива. И шишки грызет. Антон Иванович ей молока достал, — радостно сообщил Петька, польщенный вниманием Виктора.

— А клетку смастерил?

Лицо Петьки омрачилось.

— Не выходит никак… Гвоздей нигде не достану, ведь там маленькие нужны. И дырку для дверцы никак не прорежу. Все криво да косо получается. Вечером пойду к Мишке, он поможет.

— Гм… А ты чем отверстие прорезаешь?

— Ножиком. Мне Антон Иванович дал.

— А ну покажи! — Виктор торопливо нагнулся к Петьке. — Какой он, этот ножик? Может, никуда и не годится?

— Да разве я его с собой таскаю? Он в столовке, я и клетку там делаю.

Виктор оглянулся по сторонам.

— Слышь, Гриб, а хочешь, я тебе клетку сделаю? Я ведь на все руки… Спроси дядю Гришу, плотника, он тебе скажет, как я столярничать умею. Такую клетку сварганю — твоя белка и в лес не захочет.

— Сделаешь? — выдохнул Петька, не веря своему счастью. — Побожись!

— Век свободы не видать! Жалко мне тебя, мучаешься, а толку нет. И белке твоей, небось, в ящике муторно сидеть. Ей воздух нужен, а там что?..

— Ты приходи, Витька, в столовку, — заторопился Петя, — там у меня и досочки есть, и фанерка. Я и сетки кусочек достал.

— Ну, нет, брат, — сказал Виктор, — не люблю, когда мне под руку смотрят. Я тебе все сам сделаю, и фанерку достану, и все остальное. Ты мне только ножик принеси, а то ведь где его раздобыть здесь? К утру получишь клетку. Может, даже я и колесо устрою. Знаешь, чтобы она там бегала?

У Петьки даже лоб вспотел.

— И колесо?!

— Уж делать так делать! Вечером тащи инструмент, ну хоть вон туда, к ручью.

— Ладно, только ты, Витька, никому не говори про ножик. Я потихоньку его возьму, когда уже уборку столовой сделают. А утром ты мне его пораньше передашь, я положу на место.

— Что я, дурак, что ли, языком болтать? А клетка будет тебе от меня на память.

Петька поднял на Виктора благодарный взгляд:

— Спасибо тебе… А ведь я считал, что ты меня, как и всех других, ненавидишь…

— Тебя-то? — Виктор шутливо ткнул его в бок. — Ты еще не подрос до такого, чтобы тебя ненавидеть. Если здесь на кого зуб иметь, то не на таких пацанов, как ты. Понял?

— А на кого? На капитана?.. Он хороший, Витька, это ты зря.