О чем говорят чекисты на досуге, за бутылочкой коньяка? А разговор простой. Неотпуск лошадей, к примеру. Это жаловался Михайлов. Не дают запряжки, чтобы конвойные могли на санях ехать. Дорога дрянь, рытвины, камни. Идет конвойный и не знает, то ли ему под ноги смотреть, особо в распутицу, то ли за конвоируемыми. А сержант Шитиков рассказал, как взяли Никифора Базлукова, знаменитого картежного шулера. Явился в Мурманск на гастроли. Представляется везде — маэстро Кухтинский. Шитиков его тряс насчет валюты. А потом попросил карточный фокус показать. Не смог! Руки тряслись. Раз пять принимался и не смог. Посмеялись.
Шитиков излучал оптимизм и веселость, даже о недоразумениях и неурядицах говорил с усмешкой, с улыбочкой человека, привычного к разного рода казусам.
Может, еще и поэтому так по душе пришелся Михайлову Вадик Шитиков, человек веселого сложения души, рожденный для приятностей жизни, не знающий ни уныния, ни душевных терзаний.
По всему своему виду и манерам был Шитиков человеком открытым и простым. И хотя Михайлов был на два года старше и выше на одно звание, он тоже держался просто, по-товарищески, немного завидуя улыбчивому парню. Такие нравятся начальству. Вот он и в Мурманске, и начальник отдела, по тундре не бегает…
Любят поговорить наши люди о работе, хоть и на досуге, повздыхать о трудностях, побранить начальство, умеющее приказывать, а не понимающее, каково эти приказы исполнять.
— О чем там, наверху, думают, — тыкая вилкой в грибочки, вздохнул Михайлов. — Слышал небось, по уголовникам дополнительных лимитов не будет…
— Тебе же меньше возни, — не понял печали Шитиков.
— Да я только на уголовке и выезжаю. Где мне политических набрать? За каждого еще приходится с Елисеевым лаяться. Район маленький, всего полторы тысячи душ, а я, видишь ли, грамотных выбиваю, работать ему не с кем.
— У меня не полторы тысячи, а такие задачи ставят, хоть свою голову для выполнения плана неси. Моли бога, что у тебя в Ловозере железной дороги нет. Слышал, сейчас на железной дороге прорыв за прорывом, помяни мое слово, будет директива по чистке транспорта от антисовэлемента. А циркуляр по «росовцам»? Найди им в Мурманске «офицерский союз» да еще выяви связи с монархическим центром в Ленинграде. Легко им: «немедленно развернуть операцию по исчерпывающему разгрому офицерско-монархических кадров…» Да мы их уже третий раз исчерпывающе громим… В конце третьего квартала, прошлый год, команда: представить оперативные листы для дачи санкций по польагентуре! А конец же года, надо проводить аттестование всего агентурного аппарата… Голова же пухнет.
— Так это же по отделам? — знал Михайлов и канцелярщину.
— Ну! А мне со всех отделов собрать и готовить общую справку, одна справка для третьего отдела, другая для четвертого и третья для одиннадцатого… Через неделю: представить дислокацию и план разработки связей польагентуры. Где я им в этой тундре польскую агентуру возьму? Где? Рожу? Ну, был у меня на учете «вартовый», с «державной варты», у Скоропадского служил… Уж как я его берег! Я ж его не отдал ни когда по эсерам ударили, ни когда после «кулацкой операции» нас на «другие элементы» ориентировали… Знал, придет его час. Пришел. Посылаю наряд, возвращаются с пустыми руками, три недели как умер, перитонит-перихондрит, в общем, похоронили. Ушел. Вот такие промахи. Слава Богу, нашлась какая-то в горбольнице, у меня камень с души, можно хоть что-то доложить.
А дальше начальник четвертого отдела в ходе ужина как бы между прочим сообщил о только что закончившемся деле «Алдымовой — Сутоцкой».
Жена директора Мурманского краеведческого музея, Глицинская по первому мужу, а по второму мужу Алдымова, Серафима Прокофьевна, акушерка из горбольницы, арестованная 20 октября 1937 года, вины своей не признавала, как с ней ни бились. Пришлось устроить ей очную ставку с Сутоцкой, Вандой Стефановной, медсестрой Окружной мурманской больницы. На очной ставке Алдымова была уличена агентом польской разведки Сутоцкой в том, что по ее заданию занималась шпионской деятельностью. Правда, виделись Алдымова с Сутоцкой только один раз в 1935 году. За разоблачение Алдымовой Сутоцкой была обещана жизнь. Однако обе пошли по 58-6 и 58–11 как агенты польской разведки, обе получили «высшую меру», и в середине декабря с польской агентурой покончили.
— Польская шпионка, смотри-ка ты… — раздумчиво сказал Михайлов и подумал, что третью бутылку коньяка заказывать не стоит.
— Так можно сказать, еще повезло, — вздохнул Шитиков.
В том-то и дело, не подвернись эта несчастная Сутоцкая, как докладывать об исполнении оперативного приказа № 00485? А ликвидировать нужно было не просто шпионов и диверсантов, а диверсионно-шпионские группы, для чего к Сутоцкой нужно было непременно кого-то еще подключить. Договорились с этой полячкой, что она на свою знакомую Глицинскую-Алдымову покажет. Это уже может и за группу сойти. Так пока эту полячку отыскивали, а она в отпуске была, только в конце сентября в Мурманск вернулась, пока арестовали, пока с ней работали, все сроки уже на исходе были. Так что к 20 ноября «операция» по разгрому польского диверсионно-шпионского подполья закончена не была, закончили только 8 декабря, но, по крайней мере, можно было докладывать о том, что работа ведется.
Впрочем, и это не спасло от горького и заслуженного упрека. Если взглянуть на итоговую сводку работы по «польагентуре», то Мурманская область оказалась на последнем месте. На первом — Ленинградская!
А следом за приказом № 00485 приходит приказ № 00486. И снова — в ружье! «С получением настоящего приказа приступить к репрессированию жен изменников родины…»
Вот и работай! Еще с правотроцкистами не покончено, с «росовцами» зашиваются, тут тебе и польское подполье, и жены, и дети изменников родины, а после операции по полякам директива по немцам, по корейцам… С немцами еще куда ни шло, а где им в Мурманске корейца найдешь? Удалось немножко китайцев наскрести, оставшихся после строительства «мурманки», сошли за корейцев. А следом директива по перебежчикам…
— Я тебе какую вещь хочу сказать, — перевел дыхание и перешел к главной мысли сержант Шитиков. — Если Глицинская — польская шпионка, неужели она не вращала своим мужем, а? Полячки, они знаешь какие? О-го-го! А что Алдымов? Интеллигенция. У них баба всегда на первом месте. — Начальник четвертого отдела уже сам верил и тому, что жена Алдымова полячка, а уж что шпионка, так и к гадалке не ходи!
— Алдымов, Алдымов?.. Директор краеведческого? — спросил Иван Михайлович. — Третью берем?
— Уверен, что он и к тебе в Ловозеро наведывался… Третью не берем. Еще по сто грамм, и точка… Ну, ладно, по сто пятьдесят… Очень у него должность удобная, подвижная должность, он и в Мурманске-то почти не живет, все больше набегами…
О том, что Алдымов не живет постоянно в своем доме, сержант госбезопасности Шитиков знал прекрасно.
Да, испытывая серьезные жилищные неудобства, сержант Шитиков обратил свой взгляд, ищущий приюта и тепла, на дом номер четыре по улице Красной, в поселке Колонистов, через который ходил на службу и со службы. Место хорошее, высокое, весь город как на ладони. И от Управления НКВД недалеко. Дом небольшой, по жилконторским книгам — шестьдесят семь квадратных метров, но добротный, личная собственность Алдымовых. Построен всего-то девять лет назад на кредит, полученный в Потребсоюзе. Три года как кредит выплачен полностью. Живут всего трое… Теперь вот и вовсе двое…
В соответствии с директивой НКВД СССР у осужденных по ряду статей, в том числе и 58-9, 58–10, 58–11 и т. д., конфискуется имущество, лично принадлежавшее осужденному. А полдома как конфискуешь? Надо этот вопрос как-то дожимать.
— Ты приглядись к этому Алдымову, у него, как у нас говорят, повышенный интерес к саамам.
— Если на музее сидит, небось по должности интересуется, — бесстрастно произнес Михайлов и для верности разлил принесенный в графинчике коньяк по рюмкам. Он чутким своим нутром понимал, что Шитиков чего-то не договаривает, но проявлять любопытство не считал нужным, сам скажет, раз ему что-то надо.
