— Где твои ключи?

— Забыла.

Марина оглядела Наташу. Её бледное, мучнистое лицо, припухшие веки испугали тётю. Девушка покраснела, только Марина умеет смотреть так откровенно, откровенно до головокружения.

— Что с тобой?

Наташа, ничего не ответив, оттолкнула её руку и протиснулась вперёд. Обрушив в темноте коробку с нитками, рванулась в уборную.

— Осторожно, там мышеловка! — Марина услышала, как щёлкнула дверная задвижка. Она никогда не видела племянницу в таком состоянии. Ей стало грустно — дети взрослеют, и у них появляются секреты.

Марина, собрав мотки ниток, встала около стола Наташи. «Потеряла девственность», — заключила она и так и не поняла, обрадовалась она этому или огорчилась.

Наташа открыла кран с горячей водой и засунула под струю замёрзшие руки, их обожгло, но она продолжала держать руки под водой. Наконец кожа привыкла и покраснела, тогда девушка переключила кран на холодную воду. Впервые в жизни её сердце разрывалось настоящей ненавистью к Марине, а ведь кто, как не она, может дать совет, помочь. Сквозь журчание воды Наташа прислушалась, пытаясь понять, ушла ли тётя в кабинет. Звуки как будто стихли.

Марина машинально раскладывала на тонком картоне кальку для новой модели пальто, и вдруг ей вспомнился красный мак из шёлка, её взгляд потускнел, а внутренности задрожали, и в этот самый момент она почувствовала ледяное прикосновение обычно тёплых рук племянницы, которые отстранили её. Марину поразил взгляд Наташи — злой, впалый.

— Я сама.

Марина пристально посмотрела на девушку, та опустила глаза и вдруг крикнула исподлобья:

— Я не нуждаюсь в твоей опеке!

— Большая уже?!

— Да, большая. Ты на меня всё время давишь! Учишь! А ты услышь меня хоть раз!

— Наташа, пельменчик мой!

— И пельменчику хочется любить.

— А не боишься, что тебя скушают!

— Ты никогда меня не понимала. Ты эгоистка!

— Ты что, беременна? — Марина потянулась к животу племянницы, та сильно толкнула её. Марина наступила на неподобранный моток ниток и упала, больно стукнувшись копчиком.

— Ну, это уж слишком! Опять на то же место. Помоги мне.

— Не помогу! — Наташа подняла Марину на ноги, встряхнула её и ушла.

Света сидела на корточках и лизала конфету так тщательно, что защипало язык. Мимо прошла женщина, одетая во всё красное, на её груди была приколота большая булавка, по которой катались камешки. У красной женщины были изящные, на огромном каблуке сапоги, она шла, свысока глядя на мир, но чуть прихрамывая. Света причмокнула, женщина посмотрела на неё и не заметила. Светлана оглядела своё старое пальто, отсутствие шарфа и съёжившиеся от стыда ботинки. Девушка улыбнулась, ей было приятно, что вокруг неё красивые, душистые люди в хрустящих новизной сапогах.

Посмотрев на часы — время показывало три пополудни, — Марина почувствовала голод. Она старалась во всём придерживаться режима, в день пить не менее двух литров воды, и она внимательно отсчитывала стаканы: ей обязательно нужно было знать, сколько времени она проспала, и уже в зависимости от количества часов решала — выспалась она или нет; есть ей тоже хотелось строго по часам. Правда, такое стремление к порядку скорее объяснялось природной приверженностью к хаосу, но она изо всех сил пыталась совладать с собственной природой. Иногда получалось.

В три пятнадцать Марина отправилась в пиццерию, она надеялась встретить там племянницу.

И впрямь, Наташа и Вадик, сидя за неубранным столом, целовались.

— Ну, это уже открытый протест! — воскликнула Марина проходящей мимо официантке.

— Что?

— Дайте меню! Хотя не надо. Лазанью и бокал красного итальянского.

Марина, постаравшись быть незамеченной, расположилась чуть поодаль, но, садясь за стол, случайно уронила алюминиевую салфетницу. Она испуганно посмотрела на пару, но молодые люди были так крепко связаны поцелуем, что, случись вселенский потоп, они всё равно плыли бы на его волнах, не отрываясь друг от друга.

Лазанья была доедена, счёт оплачен. Марине показалось, что ещё чуть-чуть, и Наташа, как языческое божество, пожрёт маленького мужчину. Хоть он ей и не нравился, но Марина всё же решила подойти к молодым людям, дабы спасти жертву девичьих грёз.

Марина театрально воскликнула: «Ах, это вы!» — и не менее театрально плюхнулась за стол. Наташа хлестанула её взглядом, Вадик поднял на неё глаза, затуманенные страстью и очками, а тётя сидела с самым беззаботным видом. Девушке пришлось выпустить своего возлюбленного. Вадик, наконец очнувшись, пригладил волосы. Покраснел.

— Ну что же вы стесняетесь? Я и сама так могу! — Марина примирительно погладила Наташу по руке. — Как дела, Вадик? Эта юная дама в вас по уши влюблена.

— Марина!

— Прости, дорогая. Если вы её обидите, я вам покажу! — Марина потрясла пальчиком перед носом Вадика, он вздрогнул. — Я жду тебя в офисе, ты мне очень нужна!

Марина встала и пошла к гардеробу, спрятавшись за колонной, она обернулась на молодых людей. Вадик пытался оплатить счёт, но у него не хватало, Наташка, вырвав деньги, спрятала их в его карман, достала кошелёк и расплатилась. Молодой человек сидел красный, как спелая рябина, и девушка впилась в его губы поцелуем. Вадик побледнел, потом покраснел, потом опять стал белый, даже с отливом в синеву.

Марина услышала над ухом:

— Красный — цвет флирта. Белый — страсти. — Она подняла голову, перед ней стоял Оскар. Марина приветливо улыбнулась. Оскар подал пальто.

— Вот и пойми, что ими движет! — тихонечко сказала женщина, полезла в карман. Молодой человек отпрянул от протянутых пятидесяти рублей. Марина поспешно спрятала деньги, провела ладонью по его щеке, он схватил её руки и поцеловал.

— Вы космическая женщина.

— Почему?

— Не знаю. Вы капризная галактика. У вас даже Большая Медведица на щеке.

— Вы что, меня кадрите? — Марина посмотрела в зеркало на свою щёку, по которой и вправду рассыпался узор из родинок.

— Нет. Вы знаете, что слово «матка» произошло от древнегреческого слова «истерика», или наоборот. Это неважно, главное, что любая настоящая женщина чуточку истеричка, и каждый Наполеон ищет свою Жозефину, чтобы залезть ей под каблук и исполнять её капризы. Вы красивы, но живёте только собой, своим настроением и своей любовью к себе, и ищете вы кого-нибудь, кто сможет разделить вашу любовь к себе, но вас много, и на всех хватит.

— Вы меня точно не кадрите?

— Просто хотелось поговорить.

— А с чего вы всё это решили?

— О-о-о, очень многое о человеке можно понять по тому, как он ест. Вы едите жадно, много, с аппетитом. И не дай бог опоздать с вашим заказом, вы съедите самого официанта. И энергия — вы заполняете собой весь зал. Я всегда знаю, когда вы пришли, это сразу чувствуется, воздух будто напрягается, даже как-то гудит.

— Ну, спасибо, вы мне прямо-таки подняли настроение.

— Конечно, нет ничего более для вас приятного, чем разбираться в сложностях собственной природы, причём участвовать в этом должно как можно больше народу.

— До свидания.

— До встречи.

По дороге на работу Марина всё размышляла — она никак не могла понять, с чего он ей всё это наговорил? И какое на это имеет право? И что это значит? Она убеждала себя, что диалог с молодым человеком — полная чушь. И чем больше она себя убеждала, тем менее убеждённой становилась. Когда она подошла к ателье, настроение у неё было самое разболтанное и грустное, хотелось съесть шоколадку и залезть с ногами под плед. Ей навстречу неожиданно отворилась дверь, на пороге стояла Нина, в руках она держала белый букет хризантем.

— Спасибо, дорогая. — Марина постаралась быть как можно любезней и вложила в интонацию всю нежность, на которую была способна в этот момент. Нина испуганно покосилась и быстро начала оправдываться:

— Это не я. Цветы принёс высокий мужчина.