Когда Ряузов с перебинтованной рукой предстал перед начальником полиции, тот сердито процедил сквозь зубы:

— Капитан Брандт приказал мне проверить вашу благонадежность... Чем вы можете доказать, что не отпустили Шарова сами?

И без того бледный Ряузов побелел еще больше.

— Господин начальник, поверьте на слово. Я просто не ожидал от этого сопляка такой прыти. Как можно было предвидеть, что у него в кармане окажется нож?..

— Хорошо! Попробуйте доказать свою преданность во время допросов. Тогда у господина капитана, может быть, и пропадут сомнения на ваш счет, — посоветовал Стоянов. — И не церемоньтесь. Заставьте их говорить правду.

— Рад стараться, господин начальник! Душу из них вытащу! — пообещал Ряузов.

— Ну, ну, посмотрим. — Стоянов достал карманные часы, щелкнул крышкой. — Теперь уж недолго осталось. Через сорок минут начнем травить зверя.

В ночь на 22 мая многие жители Таганрога были подняты со своих постелей. Немцы и полицаи бесцеремонно ломились в двери квартир, стучались в окна, врывались в комнаты к спящим людям. В поисках спрятанного оружия они с грохотом передвигали мебель, взламывали чуланы, заглядывали в сараи и на чердаки.

Уже к трем часам ночи около ста подпольщиков были арестованы и под усиленным конвоем доставлены в управление городской полиции, где их ожидали следователи.

Начались перекрестные допросы с бранью, побоями и зверскими пытками.

Люди держались стойко. Но нашлись и такие, кто не в силах был перенести физическую боль.

Первым начал давать показания Юрий Каменский. Он сознался, что жена его Таисия Каменская, которая является родной сестрой Василия Афонова, по заданию брата печатала на машинке листовки со сводками Советского Информбюро.

Уже под утро, когда Юрия Каменского в бессознательном состоянии выволокли из камеры пыток, Виктор Могичев и Петр Фетисов показали, что Василий Афонов является командиром и руководителем городского подпольного штаба в Таганроге. Вздернутый на дыбу Фетисов назвал Антонину Стаценко, Вайса, Пазона и Константина Афонова.

К утру подвальные камеры городской полиции были до отказа заполнены арестованными. Молодые неопытные ребята, встречаясь за решеткой со своими товарищами, говорили о друзьях, оставшихся на свободе, о надежно запрятанных тайниках с оружием и о многом, многом другом, о чем следовало бы молчать. Все эти разговоры через камерных агентов становились достоянием Стоянова и Брандта.

В течение двух дней в городском адресном столе, не умолкая, звонил телефон. Петров уточнял адреса новых жертв. Стоянов еле успевал подписывать ордера на аресты и обыски. На квартирах, где никого не удавалось застать, полицаи устраивали засады. Не многим подпольщикам посчастливилось избежать арестов. Стоянов и Брандт торжествовали.

Следователи допытывались, где хранится оружие. Уже больше двадцати пистолетов, тридцать семь автоматов, около сотни ручных гранат было изъято во время обысков. Но от своих агентов Брандт знал, что оружия должно быть значительно больше. И он требовал от Стоянова выбивать у арестованных показания любыми методами.

Душераздирающие крики и стоны неслись из окон здания городской полиции. Проходившие мимо люди шарахались в сторону, ускоряли шаг, стараясь быстрее миновать это страшное место.

Константин Афонов с женой и сынишкой ночевали в доме отца. Рано утром мать ушла на базар, а вернувшись, рассказала, что ночью по городу немцы произвели большие аресты.

— Кого забрали, не слышала. Только говорят, будто партизан вылавливают.

Вместо того чтобы скрыться, Константин решил заглянуть к себе домой. В девять часов туда собирался зайти Сергей Вайс.

— Мы тоже с тобой, — сказала Валентина и принялась одевать ребенка.

— Погодите маленько. Я наперед схожу, — предложила мать. — Если не вернусь, тогда идите спокойно.

После ухода матери Константин переждал минут двадцать, взял сына на руки и вместе с женой вышел на улицу.

— Видишь, мать не вернулась, значит, у нас спокойно, — сказал он Валентине.

— Ой, Костя, Костя! Погубишь ты себя. Уходи на тот берег.

— Что ты! Теперь вся ответственность на мне. Как же я брошу людей? Если Гуда добрался, нам вот-вот передатчик перешлют. Сами-то так и не сумели сделать.

На Котельной улице Валентина взяла у него ребенка.

— Давай я вперед пойду, а ты помедленнее, не торопись.

Константин увидел, как жена скрылась за калиткой дома, и, подождав немного, последовал за ней. Он и представить себе не мог, что, войдя во двор, она сразу же попала в руки полицейских.

Валентину затащили в комнату, где уже находилась мать. Желая предупредить мужа о засаде, Валя попросила покормить ребенка в соседней комнате, окно которой выходило на улицу. Полицаи согласились.

Сбросив кофточку, она прижала мальчика к груди, подошла к окну, выглянула на улицу. Константин приближался к дому. Валентина махнула ему рукой: не ходи. Он понял и повернул обратно. Но полицаи уже заметили его, выбежали из дому и погнались за ним по переулку.

Затаив дыхание, стиснув сына в объятиях, Валентина наблюдала за опустевшей улицей. И вот она увидела: с закрученными назад руками идет в окружении гитлеровцев ее Костя. Теряя силы, она опустилась на стул, чуть не уронила ребенка.

В доме начался обыск. А во дворе немцы и полицейские устроили засаду. На них-то и напоролся Сергей Вайс. Как и было условлено, он пришел ровно в девять, вошел в калитку и лицом к лицу столкнулся с гитлеровцами. Поняв, в чем дело, Вайс как ни в чем не бывало схватился рукой за живот, кивнул на покосившуюся деревянную уборную в конце садика. Его пропустили.

Сергей прикрыл дверь, набросил крючок на петлю. Выждав удобный момент, он выломал широкую доску в задней стенке строения, пролез в образовавшуюся щель и, перемахнув через невысокий плетень, бросился бежать по соседскому огороду. Вразнобой затрещали винтовочные выстрелы. После одного из них Сергей неуклюже взмахнул руками, хромая, проковылял еще несколько шагов и повалился на свежие грядки зеленого лука. Пуля раздробила ему бедро.

Так и пролежал он на сырой земле, поглядывая то на рваные клочья облаков, то на немца, приставленного рядом, пока не закончили обыск в квартире Константина Афонова. Здесь же, в засаде, полицаи схватили еще несколько подпольщиков. Их всех загнали в одну машину. Только Вайс не мог идти сам. Его небрежно подхватили под руки, подтащили к грузовику и бросили в кузов.

Георгий Тарарин подходил к дому Константина Афонова, когда увидел, как из калитки вывели арестованных. С невозмутимым видом Тарарин прошел мимо. Лишь за углом он ускорил шаг, торопясь за завод «Гидропресс», чтобы успеть предупредить товарищей. Но и там ожидала засада. Его арестовали, когда он переступил порог своего цеха.

На свободе остались немногие.

Георгий Пазон и Николай Кузнецов возвращались из театра поздно вечером. На Петровской улице Пазон встретил мать.

— Домой не ходи. У нас полиция. Тебя ищут, — предупредила она, не останавливаясь.

Георгий и Николай переглянулись.

— Что делать? — испуганно проговорил Пазон.

— Меня, видно, тоже ждут, гады. Пошли к Мещерину или к Анатолию Назаренко, — предложил Кузнецов.

— Айда к Назаренко, туда ближе.

По дороге они столкнулись с Виталием Мирохиным.

— Юрка! — он так звал Пазона. — Вайса и Костю арестовали. Тольку Назаренко сейчас увезли. Надо бежать на ту сторону, пока и до нас не добрались...

— Погоди бежать. Сначала скажи, где укрыться можно? За мной тоже охотятся...

— За металлургическим заводом в старых котлах место хорошее. Там и Николай Морозов иногда прятался...

— А что? Дело. Туда ни одна душа не заглядывает, — согласился Пазон.

Он попросил Мирохина разузнать, кого еще из подпольщиков забрали в полицию, и завтра же утром принести еду в заброшенные котлы завода имени Андреева.