— Очень хорошо. Что вас беспокоит?
— Болезни у меня нет, — женщина внимательно посмотрела на меня. — Давайте познакомимся. Меня зовут Леной. Я послана к вам районным подпольным комитетом.
— Мадам, — начал я строго, страхуя себя на случай возможной провокации. — Никакие подпольные комитеты меня не интересуют. Я — врач и далек от политики. Если вы больны, я окажу вам помощь. Не впутывайте меня в ваши дела.
— Почему «в ваши дела?» — удивилась посетительница. — Эти дела также и ваши. Врачебная помощь, конечно, от вас потребуется. Но сейчас, как думаю, товарищи, которые меня к вам прислали, рассчитывают совсем на другую помощь.
— Что же им нужно от меня? — стараясь быть спокойным, спросил я.
— Вы хотите работать вместе со своими товарищами-единомышленниками?
— С кем именно?
— При встрече они сами представятся вам.
— Хорошо, — согласился я. — Сейчас я ничего определенного не скажу. Когда встретимся с вашими товарищами, там все и решим.
— Спасибо! — горячо поблагодарила Лена. — Вы меня излечили от всех болезней...
Мы еще не закончили разговора, как в дом вошел Проценко. Увидев у меня постороннюю женщину, Григорий, как заправский полицай, начал придираться ко мне.
— Погода скверная, на дворе мороз, — сказал Проценко и покосился на женщину. — Я промерз до костей. Ты, коновал, людей лечишь, наживаешься на их болезнях, поднеси-ка служивому стаканчик.
— Вы же видите, у меня пациент.
— Кто такая? Откуда? — спросил Проценко.
— Здешняя, местная.
Лена недружелюбно посмотрела на полицая, быстро закуталась в свою шаль и молча вышла из комнаты. Проценко улыбнулся и спросил:
— Кто она такая?
— Как кто? Больная, — ответил я. Проценко не стал допытываться, подошел к двери и плотно прикрыл ее.
— Что у тебя нового? — начал я допрашивать полицая. — Приехал неожиданно, — значит, есть о чем рассказать.
— Все по-старому, — Григорий потупил голову и вдруг ошарашил меня новостью: — Алексей Васильевич, я Зое все рассказал:
— Что рассказал?
— Все. И о том, что я подпольщик, и что полицай я не настоящий. Не мог я глядеть, как любимый человек мучается. А теперь судите меня, любую кару приму.
— Что ж, может быть, ты и прав. Когда веришь человеку, нельзя от него таиться, — сказал я и перевел разговор на другую тему. — А теперь рассказывай, куда путь держишь?
— Во Вьюнищи еду. Ко мне в руки попало анонимное письмо. В нем говорится, что тамошний житель, по фамилии Шпиталь, с самого начала войны укрывает в своем доме командира Красной Армии. Кроме того, он знает, где спрятано оружие, специально оставленное для партизан. Сам он, кажется, связан с подпольной организацией. Думаю поехать и все разузнать.
— Чудак ты, Григорий, — удивился я. — Ты же полицай. Разве он скажет тебе правду? К тому же, мы не знаем, что он за человек. Зачем ты будешь разоблачать себя перед ним? Лучше будет, если поеду к нему я.
На том и порешили.
— Ладно, тогда я отправляюсь, — Проценко вышел из дома, и я видел в окно, как он заторопился по улице. Куда же он так торопится? Через минуту все мне стало ясно: у колодца стояла Зоя. Григорий подбежал к ней, и они тут же скрылись в переулке.
РУКОВОДИТЕЛЬ
Села Вьюнищи и Козино разделяет большой лесной массив. Они расположены недалеко друг от друга, и я в тот день довольно быстро добрался до цели своего путешествия. Как и говорил Проценко, я легко нашел дом, где проживал Шпиталь. Хозяин был во дворе. Он копошился в сене на крыше сарая, а внизу пегая корова, жалобно мыча, жадно подхватывала клочья сухой травы. Старенькая шапка-ушанка, ватная подпоясанная веревкой телогрейка, подшитые валенки ничем не отличали Шпиталя от сотен ему подобных деревенских жителей. Я долго наблюдал за его работой, не решаясь окликнуть хозяина. Да это, пожалуй, и не помогло бы. Он наверняка видел меня, но не обращал никакого внимания. Вот он закончил скидывать сено, обернулся ко мне, оперся на массивный черенок вил и затем спросил:
— Кто вам нужен?
— Это дом Шпиталя? — поинтересовался я.
— Да.
— Могу я видеть Сергея Миновича? Дело у меня к нему.
— Сергей Минович — это я, — проговорил Шпиталь, слезая с сарая. Он подошел ко мне и улыбнулся: — Что у вас за дело, товарищ доктор? Не удивляйтесь, что я вас знаю: в этих краях доктор один, а нас, болеющих, много. Пожалуйста, входите в дом.
— В этом году много снега, да и зима холодная, — начал я разговор, когда мы вошли в комнату и уселись у стола. — Крепкие морозы стоят.
— Старики говорят, что такого раньше не бывало.
— Кажется, немцам не нравится русская зима? — спросил я у Шпиталя, вызывая его на дружеский разговор.
— Кто их знает, — уклончиво ответил Шпиталь.
Разговор не клеился. Говорили о зиме, о сене, о корове. Вижу, что он мне не доверяет, опасается чего-то. Хозяин заметно волнуется. Он никак не может понять, чего ради приплелся доктор из своего села Козино во Вьюнищи? Что заставило его прогуливаться в такой мороз? Наконец я решаюсь на лобовую атаку.
— Про вас говорят, что вы сколотили подпольную организацию. Есть у вас и припрятанное оружие. Правда ли это?
— Товарищ доктор, все считают вас порядочным человеком. И я вас таким считал до сих пор, — Шпиталь побагровел и глядел на меня гневно и сурово. — Не хочу вас обижать, но если вы служите немцам, то, как говорится, на здоровье, желаю удачи, так поступайте и дальше. А если хотите отличиться и для этого надумали меня шантажировать, то, скажу вам, не на того напали. Я не тот, кто вам нужен. Ни о каких организациях, ни об оружии я ничего не знаю. И с тем катитесь отсюда к чертовой матери!
— Сергей Минович, зачем попусту сердиться и нервничать? Полиции известно, что вы вербуете людей в свою организацию.
— Полиции? — Шпиталь поглядел на меня в упор и громко расхохотался. — Доктор, да вы людей за дураков считаете. Если полиция знает, кто я и чем занимаюсь, то почему я на свободе, а не в тюрьме? Или полицейские тоже стали большевиками?
— Изменники никогда не будут большевиками, — сердито сказал я. — Но среди них есть наши товарищи. Письмо предателя, как раз попало к этим людям. Мне кажется, что кто-то из вашей группы хочет служить немцам. Посторонний человек не может ведь знать, чем вы занимаетесь. Эту бумагу написал кто-то из ваших.
Шпиталь изменился в лице. Он мусолил во рту толстую самокрутку, морщился от едкого дыма. Рука его, лежавшая на столе, мелко подрагивала. Мне показалось, что он готов поверить в мою добропорядочность. Но если я говорю правду, то кто же тот предатель, что служит немцам?
— Кто работает в полиции? — упавшим голосом спросил Шпиталь.
— Человек надежный, член нашей подпольной группы.
— А много членов в вашей группе?
— Как вам сказать? — улыбнулся я. — Если вы присоединитесь, то число их увеличится.
— Как, как, Алексей Васильевич? — изумленный Шпиталь впервые назвал меня по имени и отчеству. — Вы хотите вовлечь меня в вашу подпольную организацию? С этого надо было бы и начинать, а не пугать меня полицией.
— Таким делом не шутят, Сергей Минович. Я говорю вам правду. Специально пришел предупредить вас и предостеречь. Но пока вы не освободитесь от этой проказы, я вам больше ничего не скажу. Для разговоров у нас с вами время всегда найдется. Вы знаете, я принимаю больных. Людей у меня много бывает. Вот и вы приходите, поговорим...
— Всю ночь не спал, — сказал мне Шпиталь, когда на другой день приехал ко мне в село Козино, — от дум голова раскалывается. В нашей группе всего три человека. Если поверить вашим словам, то, выходит, один из нас — предатель. Сказать так о своих товарищах я не могу, язык не поворачивается. Оба они — коммунисты, военнослужащие, один из них давно уже живет у меня.
— А вы убеждены в этом? Немцы специально засылают шпионов к подпольщикам. Один такой в лагерной одежде шлялся как-то в этих местах. Не лишне будет проверить товарищей.