Юра с грустью посмотрел сквозь немытые стекла окон коммунальной кухни. Там, за окном была ранняя весна. Это еще хуже, чем поздняя осень. Осенью итог всей слякоти, мусора и собачьих с кошачьими галет – снег, в конце концов, прячет и укрывает. А весной?..

 - А весной – продолжил бесцеремонный Миха. – Весной всё это дерьмо обратно вылазит! И все вокруг ходят, и обсуждают – как некультурно! И что за свиньи! А сами – изо рта – Хрю, да хрю, ХРЮ-ХРЮ и всё!

 Я на прошлой неделе – продолжал распинаться черт – прихожу бабу одну забирать.

 «Опять на баб съехал…» - подумал Юра, шабаша омлет.

  - Прихожу, значит к ней. Говорю – собирайся пора! Она как всегда в голос: «Это за что ж меня, верой и правдой, своё семейство кормлю! Муж – ни на что не годный» - я ей – нашла перед кем кривить. Только бабе ведь до одного места – знай свою дуду гнёт: «Денег муж не приносит, врет всё время, а на днях вообще – на кражу пошёл!».

 «Дура…»  - говорю. Он даже водки не выпил на эти деньги – в дом принес, а пока нес, всё просил… - Миха тыкнул указательным пальцем в потолок: «…дай Ты мне скромный, но постоянный доход, ремесло, да семья, чтоб здорова была».

 «А ты» - говорю – «Собирайся! И мужа заберут, но позже…»

 Юра почесал волосатую ногу через дырку в трико.

 - А она наверняка молится сразу начала, что счастье дают, но какое-то не то с «браком». Что может она полюбила – а то и не любовь вовсе была? – Со вздохом спросил черт, переворачивая на сковороде котлеты.

 - Кто? А! Да. Давай за ковер цепляться, мама, там, у неё одна и всё такое… А я ей – не наша «Юрисдикция» - обращайтесь по «инстанциям».

 С бабами это работает…

 Не то, что с молодёжью…

    Шкварчащая яичница с луком, сыром и котлетами, была водружена на деревянную разделочную доску, посередине стола.

 Юра достал из морозилки, запотевший  Литр. Принес банку маринованных огурцов из  кладовой. Нарезал сала, и вытряхнул «ЕМЕЛЮШКУ» на общее блюдо разносолов.

 Вздрогнули узкие рюмки на 50 мл.

 - А теперь, быстренько – вот эту штучку. – Тыкал Юра горячую котлету, и, улыбаясь, продолжал цитировать: «Мало-мальски уважающий себя человек оперирует с закусками горячими»[1].

 Откинувшись, в неземном блаженстве, на спинку стула Миха подыграл:

 - Новоблагословенная?  - И расплылся в хищной улыбке.

 - Давай ещё по одной! – Глаз у Юры загорелся.

 - Друг у меня был в студенчестве – начал Миха. Юра выразил удивление:

 - Тебе голову отшибло, что ли? Сознания – нет, значит. "Близкого и родного" и не было. Совести… это точно не про нас… А друг, и студенчество былО!

 - Отвяжись – махнул Миха на черта – это тост – заключенный рассказывал… Был у меня друг – Егор…

 - Это какой Егор? Из 19ой? – Не отставал Юра

 - Нет, блин – Новопреставленный блаженный Егорий. Не мешай!

 Похож он был тогда очень на Джона Леннона…

 - Тоже - наш гость! Не смотря ни на что! Ни кто кроме нас!

 - Ты напился уже, что ли? – с раздражением остановился Миха. – Очень был интеллигентный, скромный, с тихим голосом. И вот, сидим мы как-то, празднуем. И, всё-таки принято, тосты поднимаем. Тут, встает «Леннон» и говорит…

 - Ну!

 - А давайте без тостов! Короче – заключил тостующий черт – дальше без тостов!

    На запах котлет, и сала, слетелись жилички. Через приоткрытую дверь показались, три русые, длинноволосые головы. Призывно заискрились глазки. Зарумянились щёчки.

 - Сгинь, сгинь, сгиньте! – Рявкнул Миха. И дверь, обиженно, захлопнулась.

    Последняя четверть в бутыли стала теплой, и после каждой рюмки, Юра засовывал её обратно в морозилку. Огурцы быстро кончились, и рядом с банкой появились стаканы для рассола.

 Капуста  «ЕМЕЛЮШКА» квашенная 100 гр. с морковью. – Опять рассматривал пластиковую крышку черт.

 - А ведь – они её совсем не так делают! – сказал вдруг Юра.

 - Чего?.. Кто?.. – не понял Миха.

 - Да капусту эту. – Продолжил, с какой-то щемящей таской, черт.

 - Праильно! – раскраснелся собеседник. – Мы ж их то и научли: с уксусом!

 Дольше хранится.  Больше пить потом охота.

 Идешь – и покупаешь еще – и Сок – стал загибать пальцы Миха, - и ещё водки, и опять к ней закуски!

 Наутро голова болит?

 Болит! Не натуральный же рассол-то капустный. А значит… - Опять в магазин! – Гордый Михаил скрестил на груди руки, а Юрий только кивал в знак согласия.

 - Может Василий и придумал «ШИШ», но уксус поприбыльнее будет! – С гордостью продолжал довольный черт. – Это же круговорот: Хоть с водкой хоть без – иссушаем так сказать изнутри. Как губку!!!

 - Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Юра. Что-то теплое и родное прокралось мимо его собеседника, обвилось шалью от ревматизма.  – Вспомнил! Мне жена тогда говорила: «Мама плохо готовит капусту – с уксусом. Для почек это вредно. А давай я наквашу…»

    Миха поперхнулся:

 - Ты, это… того… самого. Какая на хрен жена с мамой? Очнись, в зеркало то посмотри – рыло поросячье – два рога. И сзади – у тебя не верёвка от белья!

 - Да… - с сожалением оглянулся Юра.

 За тем, вытащил запотевший Литр из морозильника. Подумалось «И не пьянеем ведь… черти».

 - В стаканы давай! – ответил второй черт…

  Папа Римский, вседержатель мощи духовной на земле, Пий III, сидел за резным столиком григорианской эпохи.

 Перед ним, ожидая волеизъявления, сгрудились, и затаились прошения, и решения. Блаженная тишина наполняла святые чертоги – Папа Римский – спал…

 Прошедший обед, свежий морской воздух с балкона, вкусный ужин, и бокальчик «Cabinet»-а – утомили страждущую душу, и ещё больше – бренное тело.

 Казалось бы – сам Господь Бог тепло и ласково освежает своим дыханием третьего из рода Пиев.

 Лёгкий перезвон ангельских крыльев услаждал Папу, где-то в глубине его сна.

 - ПАДЪЁМ! ДИЛИНЬ, ДИЛИНЬ, ДИЛИНЬ!.. – Вырвало Пия III из благости создателя. Набатом  бил  колокольчик для прислуги, в руках монаха - монастыря Св. Августина.

 - Святейшество! Так тебя рас так! Тебе говорю! – Папа никак не мог ничего понять. Спросонья он растерял все свои привилегии и титулы. Оные же,  плохо фокусируясь на бесформенной тоге нарушителя спокойствия, разбежались и попрятались под  янтарные ножки гардероба XVIII века.

 Оставшись совершенно без помощи, Папа, пытался встать, и, в конце-то концов, уже спросить «Что, в общем-то, происходит! Ведь даже если горит Ватикан – пап так не будят!». Но снова падал  в кресло.

 - Нет – ну до чего докатиться! Это же черт знает что! – И тут Пий был окончательно пробужден, и отрезвлён. Нет не богохульством в его присутствии, а вылитым на голову кувшином ледяной воды!

 С бешено вращаемыми глазами, красным лицом, и карающей рукой -   Папа Римский, вседержатель мощи духовной на земле, Пий III встал перед возмутителем, и был страшен.

    Но, тут же присел на край подлокотника, направляемый дулом Кольт м19.

 - Не дергайся, папаша. Теперь ты совсем не в той власти, о которой обычно поют в псалмах. Ехидно ответил монах из-под глубоко опущенного капюшона.

 - Это, что же это,- залепетал Пий – похищение? Выкуп? Побойтесь Бога! Народные волнЕния…

 ОсквернЕния… Вас найдУт. И… ик… ик…

 - И покарают. – Продолжил незнакомец. – И покарают судами праведными, и народным и Божеским. И не будет прощения, ибо – осквернение церкви – тяжелейший грех – хуже убийства! –Папа, лишь икал, и кивал головой. Папе – было страшно.

    Монах вздохнул, и, не отводя кольт м19 налил, и подал стакан воды Пию III.

 - Ты посмотри на себя… Рожа поросячья… Глаза – заплыли, нос в щеки провалился. Жрешь целый день, пьешь! Выходишь к людям… Ты вообще, к людям выходишь?  А ты в курсе, что у тебя в обязанности входит исповедовать мирян?