А годы идут все трудней и трудней, и думы мои все фустней и мрачней и жгут, и пылают, и жаждут. Надеюсь напрасно, что утренний свет рассеет печали, избавит от бед, — вернутся они не однажды. Приходят привычно они, как домой, и новых приводят гостей за собой, теперь различить их сумею: то горе, что сердце разбило вчера, с сегодняшним рядом легко, как игра, — где ж то, что других тяжелее? Когда же придешь ты, о высшая боль, вселенной всесильный тиран и король? Я с детства пленен твоей властью, дрожа ожидал я тебя по ночам, твой мертвенный взгляд на лице ощущал в минуты недолгого счастья. Колено хочу преклонить пред тобой и, глядя в глаза тебе, вызвать на бой: отдам я и жизнь, и силы, но юную душу мою — никогда! Огонь из нее высекает беда, его унесу я в могилу. Ja vuodet ne käy yhä vaikeammiks ja haaveet ne käy yhä haikeammiks, ne polttaa, ne hehkuu, ne halaa. Joka ilta ma mietin: Kai huominen uus tuo lohdun ja loppuvi rauhattomuus! Yö loppuu, mUt murheet ne palaa. Ne tulevat niinkuin kotihin, ne tuovat uusia vieraitakin, jotka nimeltä tunnen ma juuri. Se murhe, mi eilen mun murtaa oli, suli hymyks, kun tänään suurempi tuli — koska tulee se suurin, se suurin? Koska saavut sa tuskani korkein, sinä maailman valtias mahtavin, jota lapsesta saakka ma uotin, jota vapisin öisin ma vuoteellani, jonk’ katsehen tunsin ma kasvoillani, kun hetkeksi onneeni luotin. Sun edessäs tahdon ma polvistua, mut silmihin katsoa tahdon ma sua ja sanoa: Henkeni annan! mut mieltani nuorta en milloinkaan. Se tuskassa tulta iskevi vaan, sen kanssani hautahan kannan. Ночь спускается. День приутих. Сумрак взор затуманил. Смотрю, Как в далеких болотах лесных Огоньки начинают игру. Я один. И задумчив, и тих, Я без друга встречаю зарю, Но в заветных мечтаньях своих, Как закатное небо, горю. Кто там? Что засверкало в листве? Кто мне из лесу машет платком? Кто танцует в росистой траве, На тебя так похожий лицом? Я робею, не смею сказать… И туман застилает глаза. Yö saäpuu. Päivä on poissa. Hämy silmiä hämmentää. Jo kaukana korven soissa tulet virvojen viriää. Ypö yksin istun ma koissa, ei armasta, ystavää. Mut oudoissa unelmoissa mun henkeni heläjää. Ken siellä? Ken lehdossa läikkyy? Kuka huntua huiskuttaa? Kuva valkea vierii ja väikkyy, tutut piirtehet pilkoittaa. Mun aatteeni seisoo ja säikkyy. Sumu silmiä sumentaa. Из сборника «Священная весна» / Pyhä kevät (1901) В ком есть огонь — пусть гимн огню поет. В ком лишь земля — пускай в земле гниет. Тому, кто хочет взвиться в небеса, — звенит мой кантеле, гремит мой псалм: Ужели человек — лишь прах и тлен? Пусть канем в вечность — мысль взрастет взамен. Твоя судьба — пред тем, как пеплом стать, дотла сгорая, факелом пылать. Дано нам счастье — быть земным теплом, углем, что в недрах спит глубоким сном до часа долгожданного, когда проснемся для любви и для труда, восстанем для сражений и побед на зов Творца, на им зажженный свет, мечты, приснившиеся в темноте веков, освобождая от земных оков. Жизнь коротка у каждого из нас. Так бросимся в огонь, что не угас, и ввысь взлетим, оставив бренный прах земле, паря душою в небесах! Ken tulta on, se tnlta palvelkoon. Ken maata on, se maahan maatukoon. Mut kuka tahtoo nousta taivahille, näin kaikuu kannelniekan virsi sille: Mit’ oomme me? Vain tuhkaa, tomua? Ei aivan: Aatos nousee mullasta. On kohtalosi kerran tuhkaks tulla, mut siihen ast’ on aikaa palaa sulla. Mi palaa? Aine. Mikä polttaa sen? Jumala, henki, tuli ikuinen. On ihmis-onni olla kivihiiltä, maan uumenissa unta pitkää piiltä, herätä hehkuun, työhön, taisteloon, kun Luoja kutsuu, luottaa aurinkoon, toteuttaa vuosisatain unelmat, joit’ uinuneet on isät harmajat. On elon aika lyhyt kullakin. Siis palakaamme lieskoin lcimuvin, tulessa kohotkaamme korkealle! Maa maahan jää, mut henki taivahalle. |
