Брови Кауфмана театрально поползли вверх. Садясь напро­тив Нэтана, доктор автоматически поддернул брюки на коле­нях, чтобы не нарушить совершенство стрелок.

– Я обсуждал результаты твоих анализов с одним из моих коллег. Его мнение совпадает с моим. Конечно, ты можешь проконсультироваться и в другом месте…

– Нет. – Всегда равнодушный к бренди, Нэтан глотнул крепкую жидкость и почувствовал разливающееся по телу тепло. – Я уверен, что вы ничего не упустили.

– Надеюсь. Но кое-что мне все-таки неясно. То есть попро­сту я не понимаю тебя. Компьютерная томограмма и результаты сканирования мозга в абсолютной норме. Медицинский ос­мотр, анализы крови и тому подобное только подтвердили, что ты – нормальный тридцатилетний мужчина с отличным здоро­вьем и в отличной физической форме. Думаю, пришло время объяснить, почему ты почувствовал необходимость подвергнуть себя столь интенсивному обследованию.

– Я хотел удостовериться, что у меня нет никаких аномалий. Видите ли, я боялся, что страдаю провалами памяти.

– Ты обнаружил потерю времени?

– Нет. Да как я мог бы это узнать? Но есть вероятность, что я временно отключался и что-то делал в это время. Вы, кажется, называете такое состояние «реакцией бегства».

Кауфман поджал губы. Слишком долго он знал Нэтана, чтобы считать его паникером.

– У тебя есть доказательства? Ты обнаруживал себя в каких-то местах и не помнил, как туда попал?

– Нет. Нет, такого не было… – Нэтан позволил себе немного расслабиться, поддаться чувству облегчения. – Так, значит, я в полном порядке? Физически.

– Ты в отличной, даже завидной физической форме. Твое эмоциональное состояние – это другой вопрос. У тебя был ужасный год, Нэтан. Потеря семьи, развод… Столько потерь и изменений не проходит бесследно. Мне самому не хватает Дейвида и Бет. Твои родители были мне очень дороги.

– Я знаю.

Нэтан в упор взглянул в темные магнетические глаза и поду­мал: «А вы что-нибудь знали? Хотя бы подозревали?» Но лицо Кауфмана выражало лишь сочувствие и печаль.

– И Кайл… – Кауфман глубоко вздохнул. – Такой моло­дой. Его смерть совершенно противоестественна.

– У меня было время, чтобы привыкнуть, примириться со смертью родителей, – сказал Нэтан и подумал, что иногда даже благодарит за это бога. – Что касается Кайла, в последнее вре­мя мы не были близки. Смерть родителей ничего не изменила в наших отношениях.

– И ты чувствуешь себя виноватым в том, что не скорбишь о нем так, как о родителях?

– Возможно. – Нэтан отставил бокал, потер ладонями ли­цо. – Я не знаю точно, откуда это чувство вины. Доктор Кауф­ман, вы дружили с моим отцом тридцать лет, вы знали его еще до моего рождения.

– И твою мать, – Кауфман улыбнулся. – Как мужчина, переживший три развода, я всегда восхищался их преданностью друг другу и семье. Вы были чудесной семьей, Нэтан. Я наде­юсь, ты сможешь найти утешение в воспоминаниях.

В этом-то суть проблемы, подумал Нэтан с упавшим серд­цем. Никогда больше не сможет он найти утешение в воспоми­наниях.

– Скажите мне, доктор, что могло бы заставить мужчину – нормального на вид мужчину, живущего совершенно нормаль­ной жизнью, – спланировать и совершить отвратительный по­ступок? Преступление? – Грудь сдавило, сердце билось слиш­ком сильно, слишком гулко. Нэтан снова схватил бокал, хотя не испытывал никакого желания выпить. – Безумие? Болезнь. Или какая-то физическая причина?

– Нэтан, я ничего не могу сказать на основании таких общих рассуждений. Ты полагаешь, что твой отец совершил… нечто противозаконное – К сожалению, я совершенно точно знаю, что он это совер­шил. – Не дав Кауфману заговорить, Нэтан затряс головой и снова заметался по комнате. – Но пока я не имею права расска­зать вам обо всем. Сначала я должен поговорить… с другими людьми.

– Нэтан, Дейвид Делами был преданным другом, нежным мужем и любящим отцом. В этом ты можешь быть твердо уверен.

– Я потерял уверенность в этом через месяц после его смер­ти. – В глазах Нэтана отразилось отчаяние. – Я похоронил его, доктор Кауфман. Его и мою мать. И я очень хотел бы похоронить остальное! Но не могу – пока не уверен, что это не повторится.

Кауфман подался вперед. Он изучал здоровье людей полвека и знал, что исцеление тела или мозга невозможно без исцеления души.

– Что бы он ни сделал, мальчик, ты не можешь взять ответ­ственность на себя.

– А кто может? Кто еще возьмет? Я единственный остался.

– Нэтан, – Кауфман вздохнул. – Ты был интересным, умным ребенком, и ты стал талантливым, умным мужчиной. Пока ты рос, я слишком часто видел, как ты взваливаешь на себя чужую ношу, чужую ответственность. Когда Кайл шалил, со­вершал что-нибудь недозволенное, ты брал на себя его грехи, очевидно, считая, что так для него лучше. А это не всегда бывает лучше, Нэтан. Не совершай эту ошибку сейчас, не бери на себя от­ветственность за то, что не можешь ни изменить, ни исправить.

– Я говорил себе это последние несколько месяцев: «Оставь. Забудь. Живи собственной жизнью». Я решил не ворошить про­шлое, попробовать сосредоточиться на настоящем и строить планы на будущее. Но в моей жизни появилась женщина…

– А… – Кауфман расслабился и откинулся на спинку кресла.

– Я люблю ее.

– Я счастлив слышать это и с удовольствием познакомился бы с ней. Она проводила отпуск на том острове, куда ты уехал?

– Не совсем так. Ее семья живет там. У нее… она переживает собственные трудности. Вообще-то я познакомился с ней, когда мы были детьми. Но стоило мне увидеть ее снова… ну, проще говоря, нас потянуло друг к другу. Я не смог предотвратить это. – Он отошел к окну, уставился на густую зелень Центрального парка. – А, наверное, должен был.

– Почему ты отказываешь себе в счастье?

– Видите ли, существуют обстоятельства, о которых она не знает, Но которые наверняка сильно повлияют на нее. Если я расскажу ей, она станет презирать меня. Хуже того, я не знаю, как это на ней отразится в эмоциональном плане. – Поскольку парк заставлял его вспоминать о лесах острова, он отвернулся от окна. – Что было бы лучше для нее: продолжать верить в то, что причиняет ей боль, но не является правдой, или узнать правду и испытать новую боль, которую она, возможно, не вы­несет? Если я расскажу, я потеряю ее. Но не знаю, смогу ли жить в мире с самим собой, если не расскажу.

– Она любит тебя?

– Начинает любить. И думаю, если я все оставлю как есть, – полюбит. – Легкая улыбка скользнула по его губам. – Ей бы очень не понравилось, что я говорю об этом как о чем-то неиз­бежном. Она привыкла контролировать ситуацию.

Голос Нэтана снова потеплел, и Кауфман признался себе, что этот мальчик всегда был его любимцем. Даже среди его соб­ственных внуков.

– А, независимая женщина! Это всегда интереснее… и на­много труднее.

– Безусловно, у нее нелегкий характер. Она сильная, даже когда обижена, а ее достаточно часто обижают. Она построила вокруг себя раковину, но в последнее время я наблюдал, как эта раковина трескается, раскрывается. Вероятно, я даже помог этому случиться. А внутри этой раковины – нежная, уязвимая душа. К тому же она очень талантлива.

– Ты ни слова не сказал о ее внешности.

Кауфман всегда считал красоту главным фактором. Погоня за внешней привлекательностью когда-то втянула его в три пылких скоропалительных брака, за которыми последовали три прохладных, равнодушных развода. Но он сознавал, что для долгих, часто сложных отношений необходимо нечто большее.

– Она прекрасна, – просто сказал Нэтан. – Правда, пред­почитает быть незаметной, но это невозможно. Джо не доверяет красоте. Она верит в компетентность. И честность. – Нэтан ус­тавился в почти нетронутый стакан. – Я просто не знаю, что де­лать.

– Правда восхитительна, но не всегда является единствен­ным и правильным решением. Я не могу ничего посоветовать тебе, но я всегда верил, что любовь, настоящая любовь, не про­ходит. Вероятно, ты должен спросить себя, что будет милосерд­нее: сказать ей правду или промолчать.