– А это что-нибудь изменило бы? Если бы ты знала причи­ну. Думаешь, это помогло бы?

– Может, и нет. Иногда я думаю, нам было бы еще хуже. Всем нам… – Она уткнулась лицом в его шею, благодарная за то, что он сейчас рядом с ней, за то, что он такой сильный. – Я же вижу: отец помнит, и Брайан, и Лекси. Мы не разговариваем, не можем заставить себя говорить об этом. Но это стоит между нами и отдаляет нас друг от друга. Думаю, всегда отдаляло. – Ровный стук его сердца успокаивал ее. – И понимаю, что сей­час больше думаю о маме, чем о Джинни. И ненавижу себя за это.

– Не смей! – Нэтан коснулся губами ее виска, щеки, губ. – Не надо, – повторил он и поцеловал ее гораздо нежнее и креп­че, чем собирался.

Она не отшатнулась, ее губы раскрылись. Благодарность, ко­торую она испытывала к нему, переросла в нечто большее. Он взял ее лицо в ладони, затем его руки скользнули по ее телу, и ей показалось, что сердце перестало биться.

Желание внезапно охватило ее – такое неожиданное, такое сильное, что ей стало страшно. Откуда оно взялось? – ошеломленно думала она. И куда приведет? Джо сейчас захотелось одно­го: чтобы они были просто мужчиной и женщиной, тонущими в бесконечном поцелуе в лучах заходящего солнца среди длинных сгущающихся теней.

– Я не могу! – прошептала она.

– Не бойся. Обопрись на меня. Расслабься хоть на минуту, – бормотал Нэтан, снова целуя ее, чувствуя, как она тает под его поцелуями.

Джо не могла сопротивляться, не могла отказать ни ему, ни себе. Она прижалась к нему, вцепилась в него, и все вокруг закружилось. Но внезапно она услышала скрип шин на дороге внизу и резко отстранилась; Реальность вернулась, безжалостно напоминая о себе.

– Мне надо идти. Нэтан взял ее за руку.

– Пойдем со мной. Пойдем ко мне. Забудь об этом хоть не­надолго!

Охватившее Джо волнение отражалось в ее глазах, делая их ярко-синими.

– Я не могу.

Она попятилась, затем взбежала по ступенькам, быстро за­хлопнула за собой дверь и не оглянулась.

Через тридцать шесть часов после того, как Джинни не по­явилась на работе, Брайан устало вошел в гостиную и растянул­ся на старинной кушетке. Он был измучен и не знал, что еще можно сделать. Остров обыскали вдоль и поперек, сделали де­сятки звонков. Затем известили полицию.

И нельзя сказать, что полиция сильно заинтересовалась, ду­мал Брайан, изучая гипсовые розетки, окаймлявшие углубление в центре потолка. В конце концов, речь идет о двадцатишести­летней женщине… к тому же женщине с определенной репута­цией. Женщине, которая имеет право приходить и уходить, ког­да ей захочется. Женщине, не имеющей врагов, зато имеющей склонность к необдуманным поступкам.

Он уже понял, что власти наскоро проведут рутинное рассле­дование и закроют дело.

Двадцать лет назад, когда исчезла другая женщина, они сде­лали больше, вспомнил он. Они дольше и усерднее пытались найти Аннабелл.. Озабоченные полицейские рыскали по остро­ву, задавали вопросы, делали заметки. Но тогда были вовлечены деньги: Сэм Хэтуэй обладал солидным состоянием. Да и репута­ция Аннабелл Хэтуэй сильно отличалась от репутации Джинни Пендлтон…

Брайан в то время был еще слишком мал и не сразу понял, что полиция не исключала вероятность убийства. И что – не­долго, правда, – его отец был главным подозреваемым.

А когда понял, это испугало его до смерти.

Но никаких доказательств убийства так и не нашли, и интерес к делу постепенно угас. Брайан мог себе представить, что интерес к делу Джинни Пендлтон угаснет еще быстрее.

Все сегодняшние дела он уже переделал. Может быть, дотя­нуться до пульта дистанционного управления, включить теле­визор или стерео и просто побездельничать часок?

Гостиной – или общей комнатой, как настойчиво называла ее Кейт – редко пользовались. Но Кейт когда-то очень тща­тельно выбрала для нее мебель: глубокие широкие кресла, тяже­лые старинные столы, огромный диван. Она даже накидала на пол специальные подушки, видимо, надеясь, что в комнате может собраться столько народа, что не всем хватит мест.

Только по большей части в гостиной одновременно бывало не больше одного человека: Хэтуэи не относились к семьям, со­бирающимся вместе, чтобы посмотреть телевизор.

Хэтуэи – одиночки, думал Брайан. Все без исключения. Каждому легче найти предлог, чтобы разбежаться, чем собрать­ся вместе.

Что ж, это делает жизнь менее… сложной.

Брайан сел, взял пульт, но тут же отложил его: ему не хоте­лось сейчас заниматься чужими новостями. Он поднялся и по­дошел к маленькому холодильнику рядом с баром из красного дерева. Полный бар и холодильник – отражение еще одной из неистребимых фантазий Кейт. Вдруг все домочадцы соберутся после длинного дня, выпьют, поговорят, развлекутся… Брайан усмехнулся, открывая бутылку пива.

Исключено!

Внезапно ему показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он поднял голову и увидел в дверях отца.

Неизвестно, кто удивился больше. Молчание повисло в воз­духе – густое и липкое молчание, возможное только между род­ными. Наконец Брайан поднял свою бутылку и сделал большой глоток, а Сэм переступил с ноги на ногу и зацепил большими пальцами передние карманы джинсов.

– Ты уже закончил все дела? – спросил он.

– Похоже на то. – Поскольку было глупо просто стоять и молчать, Брайан пожал плечами и предложил: – Хочешь пива?

– Не отказался бы.

Брайан достал из холодильника вторую бутылку, открыл и передал подошедшему отцу. Сэм глотнул и снова погрузился в молчание. Он заглянул в гостиную, надеясь отвлечься, посмот­реть по телевизору пару бейсбольных подач, выпить полстакана бурбона, чтобы легче заснуть.

Он понятия не имел, как пить пиво с собственным сыном!

– Дождь начался, – заметил он, с трудом подыскивая слова. Брайан прислушался к стуку капель по окнам.

– Весна была довольно сухой…

Сэм кивнул и снова переступил с ноги на ногу.

– В некоторых прудах уровень воды слишком низкий. Дождь поможет.

– Гостям это не понравится.

– Да, – Сэм привычно нахмурился. – Но нам дождь необ­ходим.

Молчание воцарилось снова и продолжалось, пока Брайан не поднял голову.

– Ну, кажется, погода как тема разговора исчерпана. Что дальше? – холодно спросил он. – Политика или спорт?

Сэм прекрасно понял сарказм, но предпочел пропустить его мимо ушей.

– Не знал, что ты интересуешься политикой или спортом.

– Ну еще бы! Что я могу понимать в таких мужских предме­тах? Я же зарабатываю на жизнь стряпней.

– Я не это имел в виду, – спокойно сказал Сэм. Он был взвинчен гораздо сильнее, чем готов был признать, но усилием воли сдержал вспышку бешенства. – Я просто не знал, что ты интересуешься.

– Ты понятия не имеешь о том, чем я интересуюсь! Ты не знаешь, о чем я думаю, чего хочу, что чувствую… Потому что это никогда тебя не интересовало!

– Брайан Хэтуэи! – грозно воскликнула Кейт, входя в ком­нату вместе с Лекси. – Не смей разговаривать с отцом таким тоном!

– Пусть мальчик выскажется. – Не сводя глаз с сына, Сэм отставил пиво. – Он имеет право.

– Он не имеет права демонстрировать неуважение.

– Кейт! – Сэм взглядом приказал ей замолчать, затем кив­нул Брайану: – У тебя накипело – выкладывай.

– Это заняло бы годы и ничего не изменило бы, черт побери! Сэм прошел за стойку бара, решив, что без виски, пожалуй, все же не обойтись.

– Ну, во всяком случае, ты мог бы начать.

Он достал бутылку «Джим Бим» и наполнил на три пальца широкий стакан. Затем, поколебавшись, налил второй стакан и пустил его по стойке Брайану.

– Я не пью бурбон! Что, очевидно, еще сильнее подрывает мое мужское достоинство.

Сэм почувствовал тупую боль в сердце и поднял свой стакан.

– Мужчина сам выбирает, что ему пить. И ты уже достаточ­но взрослый. Какое тебе дело до того, что думаю я?

– Мне тридцать лет! – огрызнулся Брайан. – Где ты был последние двадцать из них? – Замок, на который он давным-давно запер этот вопрос и таившуюся за ним боль, похоже, за­ржавел и только ждал последнего пинка, чтобы сорваться. – Ты ушел точно так же, как она! Только ты поступил еще хуже. Каж­дый проклятый день наших жизней ты давал нам понять, что тебе наплевать на нас! Мы были для тебя всего лишь обузой, по­мехой, которую ты спихнул на Кейт!