Черно-белая фотография пульсировала напряжением, чис­тые, резкие линии, казалось, были проведены скальпелем. Этюд. Мост, парящий над мятежной водой, – пустой белый мост, темная, бурлящая вода и край солнца, только что по­явившегося из-за далекого горизонта.

На другой фотографии – одинокое дерево, голые ветви, ши­роко раскинувшиеся над пустынным свежевспаханным полем. Нэтан мог бы пересчитать борозды.

Он перебирал фотографии медленно, ничего не говоря, время от времени поражаясь про себя, внутренне замирая, ста­раясь осмыслить увиденное.

Последним был ночной снимок: кирпичный дом, темные окна – все, кроме трех верхних, сияющих ослепительно ярко. Он различал влажность кирпичей, слабый парок над черными лужами. И словно чувствовал кожей холодный сырой воздух.

– Замечательные фотографии. Да ты и сама знаешь. Надо быть неврастеником или до смешного робким человеком, чтобы не видеть в себе такой талант.

– Я бы не назвала себя робкой. – Джо чуть заметно улыбну­лась. – Неврастеник – возможно. Но все люди искусства не­множко неврастеники…

– Нет, это не похоже на невроз. – Нэтан опустил последний снимок и внимательно, с любопытством посмотрел ей в лицо. – Скорее – на одиночество. Неужели ты так одинока, Джо?

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Моя работа…

– Блестящая, – перебил он. – И совершенно душеразди­рающая. От каждого из этих снимков создается впечатление, будто кто-то только что ушел и не осталось никого, кроме тебя.

Она смущенно забрала у него фотографии и сунула их в ко­робку.

– Я не особенно интересуюсь портретами. Я занимаюсь дру­гим.

– Джо. – Он коснулся кончиками пальцев ее щеки и увидел мелькнувший в глазах испуг. – Ты отгораживаешься от людей.

Поэтому твоя работа так эмоциональна, так ошеломляет. Но что это делает с остальной твоей жизнью?

– Моя работа и есть моя остальная жизнь! – С резким сту­ком она поставила коробку на полку. – А теперь извини, у меня полно дел.

– Не беспокойся, я недолго еще буду отвлекать тебя. – Нэтан принялся изучать фотографии, висевшие на веревке. Не­ожиданно он рассмеялся, и Джо сразу насупилась, приготовив­шись огрызнуться. – Отлично для человека, который не инте­ресуется фотопортретом!

Джо подошла поближе и обнаружила, что он смотрит на одну из фотографий, которые она делала в кемпинге.

– Это и работой-то не назовешь, так…

– Потрясающе! Неужели ты сама не понимаешь? Счастье, близость… Твою сестру обнимает доктор Керби. А кто эта жен­щина с улыбкой до ушей?

– Джинни Пендлтон, – пробормотала Джо, пытаясь не по­казать свое удовольствие: ослепительная, многообещающая улыбка Джинни и в самом деле получилась великолепно.

– Сразу ясно, что они подруги. И видно, что фотограф тоже с ними связан, хоть его и нет на снимке. Джо неловко повела плечами.

– Мы уже были пьяные… или еще напивались.

– Вот видишь, как полезно иногда выпить! Пожалуй, эта фо­тография не годится для твоего альбома, но не забывай о ней, когда будешь делать следующий.

– Тебе просто нравится смотреть на симпатичных полупья­ных женщин.

– А почему бы и нет? – Нэтан вдруг протянул руку и при­поднял ее лицо за подбородок, не позволив уклониться. – Ког­да напьешься в следующий раз, сделай автопортрет. Я бы с удо­вольствием посмотрел.

Его глаза были теплыми, дружескими, чертовски притяга­тельными и смотрели прямо, открыто, заглядывали глубоко в душу. Джо снова почувствовала то влечение к нему, которое ее так напугало, только на этот раз оно оказалось еще острее.

– Нэтан, уходи!

– Хорошо.

Прежде чем они оба поняли, что происходит, он наклонил голову и легко коснулся губами ее губ. Потом он поцеловал ее гораздо крепче и нежнее, чем сам ожидал. А еще Нэтан не ожи­дал, что этот поцелуй подействует на него так возбуждающе.

– Ты дрожала, – тихо сказал он, когда ее глаза открылись и, не мигая, уставились на него.

– Ничего подобного!

Он обвел ее подбородок большим пальцем и опустил руки.

– Ну, по крайней мере, один из нас точно дрожал…

– Ты собирался уходить! – Джо до смерти испугалась, что задрожит снова.

– Пожалуй… Но не так, как ты думаешь. – Он прижался гу­бами к ее лбу; Джо не задрожала, но ее сердце подпрыгнуло, а потом провалилось куда-то. – Нет, определенно не в том смыс­ле, какой вкладываешь в это слово ты!

Когда он ушел, она бросилась к окну и стала поспешно рас­стегивать шторы. Ей было необходимо охладить кровь, прояс­нить мысли. Но, судорожно вдохнув прохладный воздух, она увидела мужчину у края дюн. Ветер развевал его волосы, разду­вал рубашку.

Отец… Одинокий, как всегда. Никто не может пробиться сквозь тонкую невидимую стену, которую он возвел вокруг себя.

Джо яростно захлопнула окно и резко задернула шторы. Черт побери, сколько можно цепляться за прошлое?! Ей никто не ну­жен – ни отец, ни мать! Она – самостоятельная личность и мо­жет быть, именно поэтому бывают моменты, когда она вообще никем себя не чувствует?

Джиф снова насвистывал. Нэтан попытался определить ме­лодию, но не смог. Оставалось предположить, что Джиф слиш­ком далеко продвинулся на территорию музыки «кантри», что­бы ограниченные познания Нэтана позволили еще последовать за ним.

Действительно, веселый работник, думал Нэтан. И явно может починить что угодно. Только будучи абсолютно уверен­ным в Джифе, Брайан мог позволить парню разобрать посудо­моечную машину ресторана в разгар утренней смены.

В данный момент Брайан что-то жарил, парил и помешивал, Джиф, насвистывая, копался во внутренностях посудомоечной машины, а Нэтан блаженствовал за столом на кухне, поглощая вторую порцию золотистых гренок с яблочным сиропом.

И не мог вспомнить, получал ли когда-либо такое наслажде­ние от еды.

– Как дела, Джиф? – Брайан обошел вокруг стола, чтобы поставить готовый заказ в подогреватель.

– Так себе.

– Учти: если ты не починишь эту штуковину к концу смены, я заставлю Нейта вымыть все тарелки руками!

– Меня?! – Нэтан чуть не подавился очередным куском. – Я испачкал всего одну!

– Таков порядок. Кто ест на кухне, тот и убирает грязь. Пра­вильно, Джиф?

– Ага. Хотя думаю, до этого не дойдет. Я ее дожму. – Он ог­лянулся на влетевшую в кухню Лекси и ухмыльнулся: – Да, я ее дожму, когда придет время.

Она искоса взглянула на него, взмахнув ресницами, раздра­женная способностью Джифа так здорово выглядеть в дурацкой бейсбольной кепке и сомнительной чистоты футболке.

– Еще два фирменных, один с ветчиной, один с беконом. Глазунья из двух яиц, бекон, овсянка, гренки. Джиф, убери свои ножищи с дороги! – недовольно сказала она, обходя его, чтобы забрать заказы.

Когда Лекси исчезла за дверью, Джиф все еще ухмылялся во весь рот.

– Бри, эта твоя сестренка – самая прелестная штучка на свете!

– Как скажешь, Джиф. – Брайан вздохнул с притворной кротостью и, разбив два яйца, вылил их на сковородку.

– Она с ума по мне сходит.

– Это видно. Вон как она обрадовалась, увидев твои затруд­нения.

Джиф фыркнул и забарабанил ручкой отвертки по ладони.

– Это просто уловки. Она презирает мужчину, когда он бе­гает за ней как щенок, и тут же надувается, как только он пере­стает это делать. Но она угомонится, вот увидишь. Просто нужно понять, как устроена именно эта женщина, вот и все.

– Кто вообще способен понять, как устроена любая женщи­на? – Брайан ткнул лопаточкой в сторону Нэтана. – Нейт, ты понимаешь?

Нэтан задумался, следя за лениво капающим с гренки сиропом.

– Не-а, – решил он. – Нет, не могу сказать, что понимаю. А ведь я довольно серьезно занимался изучением этой пробле­мы. Можно даже сказать, посвятил ей часть своей жизни… с переменным успехом.

– Дело не в том, как устроены они все. – Джиф начал терпе­ливо вставлять на место винты. – Надо сфокусироваться на одной. Это как механизм. Совсем необязательно он должен ра­ботать так же, как другой, даже если они одной и той же модели. У каждого – свои особенности. Возьмем, к примеру, Алексу… – Он сделал паузу, аккуратно завинчивая один винт и выбирая следующий. – Главный ее недостаток в том, что она слишком красивая и слишком – много думает о своей красоте. Все это сплошная суета.