Томас и Белла ужинали не разговаривая. Он не торопился раскрыть карты, а она была достаточно умна и терпелива, чтобы выждать.

Ужин уже подходил к концу, когда Томас вынул чековую книжку, выписал чек, оторвал его и все так же безмолвно подал через стол Белле.

Она взглянула на чек и холодно сказала:

— Мало!

— Две тысячи?

— Тоже мало!

— Но ведь ты же не знаешь, за что?

— Правда, не знаю. Но ты, конечно, не предлагаешь это ради меня самой. Я столько не стою. Это я хорошо понимаю, и ты понимаешь. Значит, ты хочешь от меня чего-то другого, чего-то, связанного с Диком. А раз это касается его, дело становится серьезным. Тут тысяча или две не помогут…

Томас удивился. Он знал, что жизнь этой негодницы протекла среди всевозможных авантюристов и аферистов, и это обострило ее врожденную сообразительность. Но все же он не ожидал от Беллы такой спокойной предусмотрительности. Может быть, следовало поступить более деликатно, не начинать прямо с чека? Но что сделано, того не воротишь.

— Ты права, — произнес он.

— В чем же все-таки дело?

— Потом поговорим!

— Нет. Прежде чем определить цену, я должна хорошо учесть риск.

— Какой риск?

— Не хитри, Том. Ты прекрасно знаешь, какой риск. Если бы Дик узнал…

— Постараемся избежать этой опасности. Она грозила бы не только тебе, но и мне.

— Да, конечно.

— Но неужели ты не догадываешься в чем заключается мое предложение?

— Предполагаю. Вероятно, речь идет о нефтепроводе. Ты не первый, кто хочет связаться со мной в этом деле.

Томас взял чек обратно из ее рук и порвал его.

— Ты права. Для такой женщины, как ты, этого мало. Дело действительно связано с нефтепроводом. — Томас помолчал, потом добавил: — Мне нужна личная переписка Диксона о нефтепроводе. Папка с этой перепиской в несгораемом шкафу, у него в кабинете. Ключи от шкафа…

— Дик всегда носит их с собой. И ведь только я одна могла бы добраться до них, неправда ли? Ночью часто на вилле никого нет, кроме меня и него. Кабинет рядом со спальней. Так, неправда ли?

— Да, Белла, именно гак.

— Двести тысяч!

— Ты превышаешь всякую меру.

— Нет, Том, я только делаю правильный расчет. Я уже тебе сказала: и другие интересуются этой перепиской. Естественно, я ее продам тому, кто даст больше.

Томас не стал спрашивать, кто эти «другие». Он знал: за ответ на такой вопрос надо заплатить отдельным чеком.

— Пусть будет так! — вдруг решительно согласился он. — Но с условием: я получу не только то, что уже в папке, но и те письма, которые придут потом.

— Как сказать… Ты требуешь оригиналы?

— Нет, мне достаточно копий. Могу снабдить тебя фотоаппаратом.

— Я согласна. — Белла призадумалась. — Я тебе передам фотокопии переписки по частям, в несколько приемов. И ты мне будешь платить по частям, по мере получения.

— Но почему по частям?

— У меня свои соображения, Том. Просто некоторая предосторожность. Если я передам все сразу, то могу оказаться лишней, и тогда… — Она не договорила, а только сжала себе горло двумя пальцами.

Томас непринужденно засмеялся. По роду своей деятельности он привык встречаться со всевозможными людьми, и его восхищала ловкость этой женщины, похожей на изящную статуэтку.

— Ну и хитрость! — сказал он сквозь смех. — Умница!

— С волками жить, — по-волчьи выть, — серьезно заметила она. — Иначе загрызут!

Томас опять рассмеялся.

— Разве и я волк?

Белла ничего не ответила, а взяла с тарелки кусок торта и медленно стала его есть.

Томас тоже не задавал больше вопросов.

Через несколько дней Белла передала ему первую пачку фотокопий писем, относящихся к нефтепроводу «Бис», снятых с личной переписки полковника Диксона.

Долговязый Дик ничего не заметил.

Младенов, сборщик платы за электричество, вошел во двор и позвонил у дверей Димитра Раденкова. Никто не откликнулся. Еще раз позвонил, опять никого.

Он повернул обратно и прошел в соседний двор. На его звонок ему открыла крупная курносая женщина — тетя Катя, уборщица с завода № 36.

— Что вам нужно? — спросила она, вытирая о передник мокрые руки.

— Где у вас счетчик?

Младенов записал показания счетчика.

Тетя Катя стояла возле него, упершись руками в бока…

— Ну как? — спросила она.

— Все в порядке.

Младенов вышел во двор, курносая женщина последовала за ним.

Они были уже на улице, когда Младенов вдруг вспомнил:

— Я и к твоим соседям звонил. — Он показал на розовый домик Раденкова. — Никто не отвечает. Когда можно их застать?

— Это зависит от того, в какой смене он сейчас работает.

— А там разве только он один живет?

— Нет, их двое. Муж и жена. Но ее уже некоторое время нет. Опять закатилась куда-то. А муж работает посменно.

— Где работает?

— В одной будке. Продает папиросы, газеты…

— Знаешь, где именно?

— На бульваре Георгия Димитрова.

— Его зовут… — Младенов вынул записную книжку и карандаш.

— Димитр Раденков, — поспешила сказать тетя Катя.

— Постой, да я как будто знаю его. Он не из Пловдива? Такой низенький, смуглый. Жену его зовут Добрина Христова.

— Нет, не те. Он высокий, хромой. Жена его Добрина, но не Христова, а Райчинова.

Инкассатор еще раз попрощался и побрел по переулку. Не дойдя до перекрестка, он услышал за спиной звучный голос тети Кати:

— Товарищ? Эй, товарищ!

— Что такое? — обернулся Младенов.

— Вы можете проверить и у соседа, у Раденкова. Он, когда уходит, оставляет ключ под ступенькой крылечка.

— Но без него… неудобно будет войти.

— Ничего, ничего! Я вам отворю. Мне уже случалось. Спальня и кухня у него заперты, но счетчик в передней. Хромой не рассердится.

Инкассатор вернулся. Тетя Катя достала ключ и отперла двери. Младенов посмотрел на счетчик. Стрелка его крутилась.

— Видно, что хозяйки нет дома!

— А что такое?

— Счетчик работает. Человек, уходя, забыл выключить какой-то прибор.

— Нет, он очень аккуратен. Как так мог забыть?

— Нельзя ли как-нибудь проверить?

— Можно посмотреть в окна спальни и кухни.

Тетя Катя вышла во двор, Младенов за ней. Окна были низкие. Женщина поднялась на цыпочки. Оба заглянули в одно окно, в другое. Лампы не горели. Не видать было, чтобы в штепсельных розетках было что-нибудь включено.

— Может быть, проводка не в порядке, где-нибудь соединение, — сказал инкассатор. — Надо будет сообщить на службе, пусть проверят.

Тетя Катя презрительно поджала губы.

— Не беспокойтесь.

— Почему?

— Заплатит по счетчику. Ничего ему не станется. Не почувствует даже.

— Как так не почувствует? Обыкновенный продавец.

— Продавец, — многозначительно закивала тетя Катя. — Он-то продавец. А жена его?

— Но она, кажется, не работает?

— А на черта ей работать! — злобно процедила Катя и что-то шепнула на ухо инкассатору.

— Эти дела меня не интересуют! — пренебрежительно отрезал Младенов и удалился.

Несколько часов спустя, перед будкой, где работал Раденков, остановился милиционер и тихо сказал в окошечко:

— Пожалуйста, выйдите на минутку.

— Зачем? — недовольно спросил Раденков.

— Выйдите. Я вам объясню.

Раденков вышел. Милиционер показал ему надпись на задней стене будки, несколько слов, крупно написанных мелом.

— Какие-то дети баловались.

— Да, наверное. Сотрите, пожалуйста. — Раденков зашел в будку и опять вышел, с тряпкой в руках.

В это время на противоположном тротуаре стоял, с рассеянным видом, капитан Везнев. Когда Раденков стал вытирать стенку будки, Везнев едва не вскрикнул: будочник был высокий, крупный, с багровым лицом, прихрамывал на правую ногу. На нем была зеленая парусиновая куртка.

«Вот ты где, голубчик!» — произнес про себя капитан.

Через несколько минут милиционер, вызывавший Раденкова, медленно прошел мимо Везнева, погруженного в разглядыванье витрины какого-то магазина.