Солнце уже село, когда она вернулась. Небо становилось темно-синим. Броган-Хаус темнел, как призрак.

Подъехав к дому, она почувствовала, что сердце чуть не выпрыгнуло из груди: уникального «дилорена» Стюарта не было на месте!

Она взбежала по ступенькам к массивной двери и задергала беспомощно ее ручку. Дверь не поддавалась.

Они никогда не запирали дверь! Рабочие приходили рано утром. Лихорадочно она порылась в сумочке, и через минуту борьбы с замком ей наконец удалось с ним справиться, и она толкнула тяжелую дверь.

— Стюарт! — крикнула Робин в отчаянии.

Ее голос отдался эхом в пустоте. Только в зале горело несколько светильников. Внезапно она испугалась. Бросив сумку с вещами, она побежала в комнату Стюарта. В ней было темно, и она бросилась к настенному выключателю, боясь того, что могла обнаружить.

Свет вспыхнул, и она увидела пустую комнату. А в центре кровати лежала записка.

Робин взяла ее дрожащими пальцами. Она была написана ужасным почерком.

«Р.

Катастрофа! Запись гитары стерта в студии звукозаписи в Лос-Анджелесе. Вылетаю немедленно. Позвоню, когда приеду».

Записка дрожала в ее руке. Она была вне себя. Вот как Стюарт собирался отметить ее день рождения! Одна, в пустом доме, со страхами своих рассуждений. Ну и черт с ним!

От слез защипало в глазах. Робин провела с ним все лето, полностью отдаваясь ему. Она без стыда предложила ему всю себя, и, испытывая трепет от удовольствия, он взял ее. Теперь Робин была одна и сильно испугана. Ей хотелось, чтобы любимый мужчина ее успокоил, а куда он уехал? В Лос-Анджелес! И даже не предупредил! Всего лишь маленькая, холодная записка. «Вот тебе и день рождения!» — подумала она с горечью.

Плача, она упала на кровать, и прошло еще много времени, прежде чем ее рыдания утихли и она начала понемногу приходить в себя. В груди у нее что-то защемило, и эта тупая боль никак не хотела уходить. В ванной она с ужасом посмотрелась в зеркало. Покрасневшие глаза, по щекам размазана краска. Ее блестящие черные волосы, которые она аккуратно уложила сегодня утром, были в страшном беспорядке.

Робин плеснула водой в лицо, смывая черные потеки. И потом, вытираясь полотенцем, она поняла, что все надежды на счастье рухнули. Она была привлекательной женщиной, ей было двадцать восемь. Умная, преуспевающая, влюбленная. И все же одинокая и несчастная, она расплакалась, когда ее жизнь должна была бы наполниться смехом.

Ужасно было то, что это могло повториться снова. Снова и снова. Такие сцены стали бы привычными для нее, если бы она продолжала верить в глупую мечту о совместной жизни со Стюартом. Его карьера всегда будет на первом месте — с ней ли или с другой женщиной. Да это и не могло быть иначе. Как притягательно для артиста поднебесье славы, если он бросается спасать эту славу в Лос-Анджелес по сиюминутному призыву, не замечая, что любящая женщина предлагает совсем другую, земную альтернативу!.. Возвращаясь в спальню, она уже знала, как нужно поступить: прекратить эту головоломку до того, как она зайдет слишком далеко. Она остановилась на этом решении, пошла в комнату и стала собирать вещи…

Вполне понятно, что Джерри был удивлен, увидев, что на следующее утро она вышла на работу. Когда Робин сухо сообщила ему, что она сделала все, что могла, в Броган-Хаусе, он молчаливым кивком согласился с ее решением. Холодный, запретный свет в ее глазах говорил о том, что эту тему продолжать не стоит.

Из своего кабинета она позвонила подрядчику и просила прислать ей на утверждение окончательный расчет стоимости работ в Бостон. Подрядчик был озадачен одновременным отсутствием ее и Стюарта, но, как и Джерри, не стал ничего выяснять, сказав, однако, что Стюарт Норт звонил дважды из Лос-Анджелеса и, по-видимому, огорчился, узнав, что ее там нет.

— Господин Норт знает, где найти меня, — сказала она лаконично и повесила трубку.

Робин в задумчивости посмотрела на телефон, спрашивая себя, правильно ли поступила. Она не сообщила Стюарту, куда едет, и он мог напрасно волноваться о ее безопасности.

Впрочем, это было смешно. Если он не интересовался ее переживаниями, то и ей можно не беспокоиться о том, что чувствовал он. Кроме того, подрядчик сообщит ему о ее звонке, и Стюарт будет знать, что она жива и здорова.

После этого беспокойство снова овладело ею. Попытается ли он дозвониться? Весь день ее глаза блуждали по кипам бумаг, наваленных на ее столе, и возвращались к стоявшему на нем черному телефонному аппарату. Она срывала телефонную трубку при каждом звонке, но звонок, которого она хотела — и боялась, — так и не прозвучал.

Возвращаясь вечером домой под моросящим дождем, она уговаривала себя, что ей нужно только радоваться тому, что происходит. Стюарт даже не пытался дозвониться до нее, и это лишь подтверждало все ее ожидания: в его жизни она была нужна, лишь когда ему удобно.

Почему же тогда она не могла заснуть до трех утра? И почему в офисе она вглядывалась в каждого, кто в тот день попадался ей на пути?

В обед она стала рассуждать сама с собой. Может быть, ей нужно было вернуться в свою рутину, работать у себя дома и встречаться с друзьями? Она решила принять первое же приглашение, которое ей сделают.

Телефон снова зазвонил в три часа. Она была удивлена и тут же расстроилась, узнав в трубке неискренний голос Тони Фаррелла, который приглашал ее отведать морских блюд в баре «Юнион Ойстер».

Робин вспомнила, что обещала сама себе. Она прекрасно понимала, в какие проблемы влезает, принимая это приглашение, но ей было все равно. Все лучше, чем страдать целый вечер в пустой квартире!

Как это было и в прошлый раз, для ужина Тони выбрал самый неудачный день. Она не могла собраться с мыслями и стала легкой добычей для его бесцеремонного внимания. Быстро проглотив десерт и кофе, Робин попросила отвезти ее домой пораньше, и Тони, неправильно поняв ее спешку, с радостью согласился.

У ее двери он продемонстрировал нечеловеческую настойчивость. Он никак не уходил, хотя она устала повторять ему, что вечер закончен.

— Робин, дорогая, — говорил он, улыбаясь, — у меня кончается терпение, когда я гляжу на эту терзающую меня игру. Почему ты согласилась пойти со мной, если не собиралась хорошо закончить вечер?

Робин поежилась. Идея «хорошего конца» в его понимании казалась ей сущим кошмаром.

— Давай хотя бы обсудим это у тебя дома, — предложил он, — мы же не дети.

Робин вздохнула. Впустить его было бы неправильно, но она уже устала топтаться возле двери.

— Хорошо.

Она открыла замок, и Тони проскользнул, как голодный пес. Через пять минут она уже боролась с ним на кушетке. Его рука зажала ее, как клещи, и в первый раз она по-настоящему испугалась.

— Тони, нет!

— Разве я тебя неправильно понял? — настаивал он. — Я начинаю думать, что ты противоречивая особа — говоришь одно, а делаешь другое.

Его пыл остудили сильные удары в дверь. Адреналин, уже стучавший в висках Робин, подскочил еще выше. Стук повторился громче, чем прежде.

— Ты кого-то ждешь? — спросил Тони.

— Нет.

— Тогда это какой-нибудь пьяный маньяк. Сейчас выпровожу его.

Он вразвалку подошел к двери и небрежно открыл ее.

— Послушай, приятель…

Больше Тони ничего не сказал. Дверь, отбросив его к стене, распахнулась. Какая-то темная фигура ворвалась из уличной темноты на свет.

Стюарт.

На нем было надето то же, что и в первый день: черные джинсы и потертый, в трещинках, кожаный пиджак. Его глаза гневно горели в темноте. Ноздри раздувались. Подходя к Робин, он казался почти сумасшедшим, но заговорил холодно и членораздельно:

— У тебя начинает появляться привычка уходить из дому, не предупредив меня, и я хочу знать, почему. Пожалуйста, объясни.

— Я… — Робин застыла на месте. Она испугалась его вида, но даже к нему такому ее притягивало его животной чувственностью. Странно, но она впервые за два дня почувствовала настоящий прилив жизненных сил.