Она собиралась уже встать и выйти, как вдруг у ее столика вырос Перси Мортон, англичанин, с которым она познакомилась за завтраком. В руке он сжимал стакан виски и заметно пошатывался.

– Мы, иностранцы, должны держаться вместе в этой чужой стране, – заявил он, усаживаясь без приглашения. – Выпьете со мною, Алиса?

– Нет, спасибо. Извините, мне пора идти.

– Нет-нет, подожди, моя дорогая. Хочу тебе кое-что рассказать. Я видел утром, как ты разговаривала с тем симпатичным молодым человеком, Абибом Денисом. Он тебе нравится?

– Да. – Алиса слегка покраснела.

– Тогда тебя должна заинтересовать история, которую я хочу тебе рассказать. О том, при каких обстоятельствах Абиб был зачат и появился на свет.

– Я ее, наверное, уже слышала.

– Разве? Так ты знаешь, что он сын монашки?

– Монашки? Нет, это что-то новое.

– Тогда никуда не уходи, давай я только поставлю тебе выпивку, и ты узнаешь всю правду о зачатии твоего друга. – Он подозвал официанта и заказал Алисе джин с тоником, а себе – еще виски.

Твоему поколению название Адуа ничего не говорит. Но именно под Адуей итальянцы понесли самое сокрушительное поражение, которое доставалось европейским войскам на Черном Континенте.

После того как был вырыт Суэцкий канал, земли, лежавшие вдоль Красного моря, превратились в лакомый кусок. Уже в год открытия канала итальянцы скупили участки вокруг порта Ассаб, а меньше чем через двадцать лет объявили их своей колонией. Затем овладели длинным поясом побережья вместе с портом Массауа и, используя абиссинские споры о престолонаследии после смерти императора Иоанна IV в войне с махдистами, получили контроль над остальной территорией которую называли Эритреей. Название это, как тебе наверняка известно, происходит от латинского названия Красного моря.

В то же время они взяли в аренду у султана Занзибара порты Мерка, Барава и Могадишо, закладывая фундамент под будущее Итальянское Сомали. А затем их главной целью стало подчинить себе всю Абиссинию.

Конкистадоры и колонизаторы обычно защищались от обвинений в алчности, утверждая, что покоряют иные страны ради обращения язычников. Итальянцы не могли прибегнуть к этому аргументу, потому что Абиссиния испокон веков была христианским государством. Несмотря на это, в декабре 1894 года восемнадцатитысячная итальянская армия под командованием генерала Баратьери перешла абиссинскую границу.

Уверенные, что благодаря превосходству в вооружении им быстро удастся покорить обширную страну – Баратьери даже грозился привезти императора Менелика в Рим в железной клетке, – в битве под Адуей они потерпели полный разгром. Потери итальянской армии составили одиннадцать тысяч убитыми и ранеными, а около четырех тысяч солдат попало в плен.

У императора Менелика был шанс вытеснить итальянцев из Эритреи, но он этого не сделал. Как оказалось спустя много лет, это было крайне ошибочное решение: когда власть в Италии принял Муссолини, он сразу же начал стремиться смыть «позор Адуи».

С начала тридцатых годов итальянцы строили в Сомали и Эритрее аэродромы и казармы, улучшали дороги и вели принудительный рекрутский набор среди местного населения. Одновременно через Суэцкий канал непрерывно шли военные транспорты, так что в конце концов итальянская армия в Африке стала насчитывать триста пятьдесят тысяч солдат.

Абиссинию не спасло даже членство в Лиге Наций. В перше дни октября 1935 года итальянские войска вторглись на территорию империи. У абиссинцев с самого начала не было никаких шансов. У итальянцев были танки, самолеты, артиллерия; впрочем, они не останавливались и перед применением ядовитых газов, запрещенных международными конвенциями. Но лишь в мае 1936 года им удалось войти в Аддис-Абебу – это свидетельствует о том, как яростно подданные императора защищали свое отечество.

В конце концов Хайле Селасие I бежал в Джибути, а итальянцы аннексировали Абиссинию и объявили ее императором своего короля, Виктора Эммануила III. Но править обширным африканским государством было вовсе не легко. Конечно, итальянцы осуществляли власть в больших городах, но в провинции действовали партизаны. Их акции стали более жестокими, когда итальянцы, мстя за неудачное покушение на генерала Грациани, устроили резню гражданского населения Аддис-Абебы. С тех пор, особенно в горах, небольшие итальянские отряды часто пропадали без вести.

Матери Абиба не повезло: конвой, в котором она ехала вместе с другими монашками, попал в засаду как раз вскоре после той резни. Сестры вели итальянскую школу в Могадишо; сейчас они ехали основывать аналогичное заведение в столице Абиссинии. Нападение партизан перечеркнуло эти планы. Водители увидели, что дорога завалена валунами, и остановили грузовики. Чуть только они вылезли из машин вместе с охранявшими конвой солдатами, тут же попали под автоматный огонь. Потеряв голову, они разбежались кто куда. Одни спрятались за грузовиками, другие – в расщелинах скал. Это им не помогло – партизаны перебили всех до одного, а монашек вытащили из грузовиков и изнасиловали. Потом, правда, отпустили их и даже дали с собой воды. Женщинам удалось кое-как добрести до ближайшего селения, в котором стояли итальянские части.

Три монашки из примерно полутора десятка забеременели, и в том числе мать Абиба, которой было тогда всего двадцать лет. Ее отвезли обратно в Могадишо, в монастырь, и принялись рассуждать, что делать дальше. В конце концов настоятельница подробно описала все происшествие и послала в Рим письмо с просьбой ответить быстрее. Вскоре пришло известие, что Папа, внимательно рассмотрев это исключительное дело, согласился, чтобы трем беременным монахиням сделали аборт. В строжайшей тайне, разумеется.

Две из трех с облегчением подчинились папскому решению, но мать Абиба полагала, что, независимо от того при каких обстоятельствах ребенок был зачат, убивать его нельзя Настоятельница отчитала ее за недостаток смирения, но не настаивала на аборте, потому что сама не была вполне уверена в правильности папского решения.

Вот таким образом Абиб и появился на свет в женском монастыре в Могадишо. Он рос здоровым и красивым ребенком, причем светлокожим – это указывало, что его отец, возможно, принадлежал к амхарам. Все монашки очень о нем заботились и с завистью глядели на мать, когда та кормила его грудью. Иногда, когда ее не могли найти, а он плакал и требовал, чтоб его покормили, какая-нибудь из них пробовала его утихомирить, прикладывая к собственной груди. Но он не давал себя обмануть, только еще громче орал.

Однажды крики младенца услышал епископ, посещавший монастырь. Узнав, что это плачет сын монахини, он был страшно удивлен – до сих пор он не имел понятия, что одна из монахинь, изнасилованных в Абиссинии, родила ребенка. Епископ отругал настоятельницу за то, что та ничего ему не сообщила, написал в Рим, прося инструкций.

В римской курии решили, что непослушная монахиня должна вернуться в Италию, но перед этим отдать ребенка в приют. Мать Абиба снова не подчинилась решению высших церковных властей. Она вернулась в Италию, но с младенцем.

Как можно было ожидать, непослушание юной монахини пришлось начальству не по душе. Матери Абиба был поставлен ультиматум: или она отдает младенца в дом ребенка, или уходит из монастыря. Поскольку ей хотелось самой воспитывать сына, она решила выйти из ордена.

Возвращаться в родные края она не собиралась, чтобы не принести позора родителям. Уезжала ведь она поступать в монастырь – каково же было бы теперь вернуться матерью-одиночкой. Так прошли годы войны; перемена к лучшему наступила вместе с вступлением в Рим войск союзников. В прекрасную официантку влюбился американец, майор авиации.

Мать Абиба никогда до сих пор не думала о том, чтобы связывать себя с мужчиной. С детства она стремилась стать монахиней. Когда Церковь ее изгнала, все свои чувства она сосредоточила на ребенке. Но терпение и настойчивость симпатичного майора в конце концов возымели успех. Она почувствовала, что смягчается и ей даже приятно думать о том, чтобы стать его женой. К Абибу майор относился с большой симпатией, а мальчик просто льнул к нему. Мать Абиба не сомневалась, что майор будет хорошим отцом. И в конце концов она приняла его предложение.