Бедный дядя! – подумала Алиса, прочитав последнюю заметку. Неудивительно, что он не хотел иметь такого патрона и сменил имя на Теодора. Согласно заметке в «Житиях», Теодор (Федор) Стратилат – святой, чьей опеке дядя поручал ее в своем письме, – был одним из самых популярных коптских святых. Уже в молодости он прославился тем, что поджег храм Матери Богов, а позже стал великим воином, убил дракона и спас женщину, которая вместе с маленьким сыном ждала своей очереди на съедение. Потом Алиса прочла заметку, посвященную Феодоре. Это была благочестивая женщина, которая переоделась мужчиной и ушла в монастырь. Когда в красивого монаха влюбилась одна девушка и обвинила его в том, что он ее соблазнил, Феодору изгнали из монастыря, не подозревая, что это не мужчина. Со временем ее приняли обратно, но только после ее смерти все убедились, что она женщина.
Странная история, подумала Алиса, после чего перелистала книгу к началу, ища свою покровительницу. Она знала, что Католическая Церковь не почитает ни одной Алисы. Была надежда, что в Коптской Церкви дело обстоит иначе; но нет святой Алисы тут не было.
Она уже почувствовала себя обманутой, как вдруг припомнила, что Теодор называл ее в письме «Лонгиной» и писал, что именно так она должна зваться. Правда, когда нашла в «Житиях» заметку о святом Лонгине, оказалось, что его праздник приходится на 17 июля, в то время как она родилась 1 ноября. Неужели дядя ошибся? Дочитав заметку до конца, она поняла, что нет.
ЛОНГИН – 23 эпепа, 17 июля. Мученик. Солдат, который пробил копьем бок распятого Иисуса, а увидев кровь и воду, чудесным образом смешанные, уверовал в Него. Сосланный в Каппадокию, был там казнен по приказу императора Тиберия. Его отрубленную голову привезли в Иерусалим и передали Пилату, чтобы тот показал ее евреям, после чего закопали на холме под городом. Тем временем в Каппадокии ослепла одна женщина. Она решила отправиться на поиски головы Лонгина, убежденная, что чудесная реликвия вернет ей зрение. Вместе с сыном она отправилась в Иерусалим, но по дороге юноша заболел и умер. Отчаяние женщины было безгранично. Как-то ночью она увидела во сне сына, стоявшего рядом с Лонгином, который объяснил ей, где искать его голову. Проснувшись, женщина начала расспрашивать о месте, которое он описал; узнала его по разносившемуся вокруг благоуханию. Начала копать. Вдруг сделалось светло, и женщина обрела зрение. Увидев голову святого, она подняла ее, поцеловала и умастила благовонными маслами, восхваляя имя Господне. Затем зарыла голову вместе с останками сына и вернулась в Каппадокию. Обретение головы святого празднуется 5 хатора, или 1 ноября.
Теодор считал, что с его именем было связано проклятие, избегнуть которого он не сумел. Прямо он не писал, о чем речь, но разве мама не назвала его евнухом? А сам он разве не упомянул в том же письме о несчастном случае, из-за которого он не мог иметь детей? Алиса вздрогнула. Неужели, не дай Боже, в житиях остальных святых тоже кроются указания на судьбы людей, названных в их честь? Она еще раз перечитала избранные заметки, но ничто из того, что она знала о жизни отца и дяди Виктора, не указывало ни на малейшее сходство. Она вздохнула. Совершенно непонятно, что обо всем этом думать. Но, может, когда она наконец увидится с Виктором, младший брат отца развеет терзающие ее сомнения?
Успокоив себя этой мыслью, она отправилась ужинать – в ресторан на верхнем этаже.
10
Алиса укладывала в сумку полотенце, купальный костюм и масло для загара – она договорилась с Абибом, как только он вернется, поехать в бассейн клуба «Гезира», – как вдруг ее пальцы наткнулись на небольшой сверток. Это была статуэтка, которую подарил ей хозяин лавки древностей. Она решила, что покажет фигурку Абибу и расскажет ему ее необыкновенную историю. Или еще лучше – просто повесит фигурку себе на шею. Интересно, как Абиб отреагирует на странные знаки, которые никто из археологов вроде бы не мог опознать?
Алиса спустилась вниз и купила в ближайшей сувенирной лавке серебряную цепочку, а затем вернулась в отель. Она сидела в ресторане на первом этаже, размышляя, что бы заказать, когда к столику подошел официант и тихо спросил:
– Вы не хотели бы присоединиться вон к тому семейству? Они приглашают вас за свой столик. Это англичане.
Он указал головой на пожилую пару аристократическое вида. Седая женщина и ее усатый спутник дружески улыбнулись; Алисе они показались вполне симпатичными. Она ответила улыбкой и встала.
– Спасибо за приглашение, – сказала она, усаживаясь за их столик. – Меня зовут Алиса Сецех.
– Перси Мортон, – представился англичанин. – А это моя жена Джейн.
Алису удивило, что на столе стоит бутылка шампанского в металлическом ведерке, но вскоре все разъяснилось.
– Вы знаете, что сегодня за день? – спросил взволнованным голосом Мортон. – Какая годовщина?
– Неужели вашей свадьбы? – рискнула предположить Алиса.
– Нет-нет. Второго июля четырнадцать лет назад была коронация Елизаветы II. Вот ее-то мы и отмечаем. Надеюсь, вы не откажетесь выпить с нами за здоровье нашей доброй королевы. – Он подозвал официанта, чтобы тот наполнил стоящий перед Алисой бокал.
– Времена уже не те, но, наверное, стоило бы пожелать вашей королеве, чтобы она оставила по себе в истории такую же прочную память, как и ее знаменитая тезка.
– Не говорите так! – запротестовала Джейн. – Ведь Елизавета I – это была женщина-чудовище! Она любила грозить придворным, а особенно своим фаворитам, что укоротит их на голову. Отправила на эшафот Норфолка, Марию Стюарт, Эссекса. Наверное, сказалась тяжелая наследственность – ведь ее отцом был Генрих VIII. Боже сохрани, чтобы наша славная Бесс ее хоть в чем-то напоминала!
– Жена права. Похоже на то, что деспотичная Королева Червей из повести Кэрролла – это карикатура на Елизавету I. Вы читали «Алису в Стране Чудес»?
– Да. Это моя любимая книга. Я собираюсь писать о ней магистерскую работу.
– Правда? – обрадовалась англичанка. – А в таком случае знаете ли вы, почему Кот Герцогини, которого палач Королевы Червей не может казнить, потому что видно только его улыбку, называется Чеширским?
– Знаю. Читала в одной работе, что в Чешире делались сыры, на которых штамповалась морда улыбающегося кота, – ответила Алиса, довольная, что может похвалиться своими познаниями.
– Верно, но это объясняет только его улыбку; впрочем, все коты выглядят в профиль так, будто улыбаются. Чеширский Кот – это прежде всего аллюзия на Томаса Чешира, одного из самых знаменитых английских палачей; как вам наверняка известно, у нас в стране котам чаще всего дают имя Том. Известнее Чешира был, пожалуй, только Грегори Брэндон, который в 1649 году лишил головы Карла I и получил за это дворянство.
– Ужасно, правда? Дворянство за казнь короля! Просто дрожь пробирает, как подумаешь, какими мы были когда-то варварами, – сказал Мортон. – Вы знаете, что высокородные осужденные должны были сами платить палачу за то, что он лишит их головы? Плата составляла от семи до десяти фунтов, совсем не мало по тем временам. Когда дворянина вешали, у него было право на шелковый шнурок, но тоже за дополнительную плату. Обычно, правда, вешали людей низших сословий.
– А меня дрожь пробирает при мысли о самоубийцах-неудачниках, – вмешалась его жена. – Если кого-нибудь удавалось спасти, его за попытку лишить себя жизни сразу же приговаривали к смерти. Я читала потрясающее описание казни, когда какого-то несчастного вешали в наказание за то, что он хотел перерезать себе горло. Повиснув на веревке, он все еще дышал через рану в гортани и так вот мучился много часов, пока наконец не умер. А толпа глядела и покатывалась со смеху. Бр-р! Страшное дело.
– Да, очень жаль, что мы в Англии все еще вешаем осужденных, вместо того чтобы казнить их на гильотине, как французы. Это было бы гораздо гуманнее, – продолжал Мортон, не обращая внимания на Алису, которая сидела бледная, глядя огромными глазами на увлеченных беседой англичан. – Что интересно, вопреки распространенному убеждению гильотина вовсе не была, изобретена во Франции. В тринадцатом веке устройства этого типа применялись в Ита лии, а триста лет спустя – в Испании, Германии и Шотландии. Гильотен – врач, в честь которого оно было в конечном счете названо, – только предложил применять их и во Франции. В последующие годы было казнено более шестидесяти тысяч человек, и гильотина стала символом террора, связанного с Французской революцией; поэтому позже, кроме Франции, Бельгии и Саксонии, нигде больше ее, к сожалению, не захотели применять.
