У Ильи Семеновича голова шла кругом. Ему было физически плохо. Он не знал, как отвечать этому человеку.
— Так вот, ставлю вас в известность, что, привлекая вас… по делу Волгина, Быков нарушил… Мы вас вызовем, когда понадобится… — Лепшталь лишь покорно кивал.
— Данные о взятке, полученной Быковым от вас, подтверждаются. По этому поводу вы также будете своевременно приглашены компетентными органами. — Лепшталь кивал, как заводной болванчик.
Выйдя на улицу, Чесноков решил заранее назначить еще одну встречу. С доктором Нечаевой…
Он вошел в ближайшую будку телефона-автомата.
— Ирина Платоновна? С вами говорит журналист Чесноков. Обозреватель журнала… Хотелось бы увидеться на предмет интервью. Как с чем связано? С тем, что руководство вашей поликлиники рекомендовало вас как интересную яркую личность. Назначьте место. «Космос» на Горького? Конечно, знаю. Так… Хорошо. Значит, до завтра, Ирина Платоновна.
X
Тофик Садыкович Калиев твердил одно: познакомились они с Виктором Николаевичем в Сочи в ресторане «Жемчуг», поддерживали дружеские отношения весь отпуск, ведь жили в одной гостинице — «Кавказ». На прощание обменялись адресами. Когда Калиев приезжал в Москву, то навещал Киреева. Вместе бывали в ресторанах, театрах. Знал жену Виктора Николаевича Ирину Владимировну, потом познакомился и с Лидией Сергеевной. С Преснецовым знаком, с Балакиным знаком, с шеф-поваром Глебом, фамилию забыл, тоже знаком. Сюда эти люди тоже приезжали, на рыбалку, на даче хорошая рыбалка. И икру можно сделать… Только самодельная долго не хранится, добавлял Калиев, хитро глядя на Быкова: мол, в спекуляции не заподозришь. Эту икру далеко не увезешь…
Полковника настораживало лишь одно — о смерти Киреева Калиев узнал только от Быкова. Если не притворяется, то этот факт говорит о том, что либо все «деловые» отношения с Киреевым и Преснецовым прекратились после «разгона» хладокомбинатского начальства, либо они вообще не касались хладокомбината — и Быков сейчас идет по тупиковому пути следствия.
— С Треуховым Киреев вас никогда не знакомил? — спросил Вячеслав Иванович.
— Это с каким еще Треуховым? — вскинул брови Калиев. — С этим бандитом, прорвавшимся к власти над торговлей? Я с преступниками не вожусь!
— Ну, положим, это сейчас Треухов известен, как преступник. А всего каких-то пять-шесть лет назад — вполне уважаемый человек, пожать руку которому многие считали для себя за большую честь.
— Я не подлипала! — с восточной гордостью отказался от знакомства с Треуховым Тофик Садыкович.
— Короче, с Треуховым вас не знакомили, — подытожил Быков. — Так и внесу в протокол… — Он внимательно посмотрел на Калиева. Думал, сейчас заерзает, ведь и у Треухова можно спросить… Но Калиев остался безмятежен.
— Ну а что за человек Киреев?
— «Аут бене, аут нихиль…» Так говорят?
— Да, так, — усмехнулся полковник. С латынью, оказывается, знаком его собеседник: «О мертвых или ничего, или хорошее». — Так что вы предпочитаете — молчать о Кирееве или расскажете что-то достойное его памяти?
— Плохого мне нечего о нем сказать. Приятель. Понимаете? Приятель! Что тут плохого? А хорошего могу рассказать сколько угодно — записывайте! Никогда ни в чем не подводил! Положиться можно, довериться можно… — горячо заговорил Калиев.
Вячеслав Иванович остановил его:
— Давайте договоримся так. Общих слов мне не надо. Мне нужны конкретные факты. Вы вот сказали, Кирееву можно было довериться. В чем же вы доверялись ему?
— Ну… такие дела… Девочки… И чтобы Надя, жена, не знала. Она ревнивая…
«Улизнул от ответа, — отметил Быков. — Но прижать нечем. Пока не разберусь, что к чему на рыбозаводе, прижать нечем. А вот если найду, придется тебе со всей искренностью признаваться, в чем ты доверялся Кирееву».
— Как я понял, Киреева вы знали лучше, чем Преснецова?
— Да, конечно, — кивнул Калиев.
— Но тем не менее, что за человек, по вашему мнению, Преснецов? На него тоже можно положиться?
— Я плохо его знаю, но друг моего друга — мой друг. Одно могу сказать — Преснецов богатый человек, я был у него дома, видел его вещи. Богатые люди — равнодушные люди. Так на Востоке считается.
— Что ж так нелестно о друге своего друга?
— Почему о смерти Виктора от вас узнал?!
— А что Балакин арестован, Преснецов довел до вашего сведения?..
— Да? Что же он натворил? Тихий такой… — Удивление Калиева было неподдельным.
— Натворил… И притом на пару с Киреевым. Только вот Киреева убили, а Балакина, видимо, спасли крепкие стены тюрьмы.
— Киреева убили?.. Я понял вас, что он умер! Виктора убили?! Какой шакал посмел поднять…
— Не знаю, Тофик Садыкович, пока не знаю, что за шакал. И правильно вы сказали, Преснецов — равнодушный человек. Я встречался с ним после смерти Виктора Николаевича. Эта смерть вас потрясла куда больше, чем его, как я вижу.
— Ай, шайтан… — причитал Калиев.
— Когда в последний раз вы виделись с Преснецовым, говорили с ним, звонили ему, писали? Он вам писал?
— Да не писал, не звонил, не говорил я с ним! Уж года два!.. — выпалил Калиев, раскачиваясь всем телом, горестно обхватив руками голову. — Ай, шайтан…
«Да, отношения прекратились, как только Преснецов ушел с хладокомбината…»
— А с Киреевым?
— Виктор мне звонил, когда умерла Мария Викторовна.
— Вы знали, что Киреев открыл кооперативное кафе?
— Ничего больше не знал. Как умерла Мария Викторовна, ничего о Викторе не знал.
— и он больше не звонил и не писал вам?
— Ну да! Траур у человека! Чего писать?
«Почему же Киреев не стал завязывать деловых отношений с этим рыбозаводом, где, казалось бы, у него есть свой человек? Почему предпочел обратиться в «Звейнекс», а не сюда? Потому что опасался идти по пройденному пути?.. Да… Видимо, зря я поехал в Астрахань. Было у них что-то. Два года Калиев и Преснецов не знаются. Было да сплыло! И как реконструировать это былое, я пока не знаю. Тем более директор на рыбозаводе новый, о Тофике Садыковиче самого высокого мнения как о старейшем работнике предприятия. Надо возвращаться к делам хладокомбината…»
— А почему, Тофик Садыкович, вас не удивляет и не огорчает, что Балакин арестован? Вы и знакомы, и являлись деловыми партнерами.
— Да… Я Балакина совсем мало знаю. И потом… Он бухгалтер, значит, на деньгах сидит, кто на деньгах сидит — тот рано или поздно сядет. Деньги ведь соблазнительны, — Калиев поежился. — А мне что… Я не знаю, как пахнут деньги. Для меня важно, чтобы у рыбы запах свежий был.
— Почему ваш рыбозавод прервал отношения с Москвой?
— Вы меня так спрашиваете, словно наш завод — частная лавочка. Куда наши фонды переориентировали у вас, в Москве, туда наша продукция и пошла. Сейчас даем рыбу Киеву и Новосибирску. Почему? Спросите у Минрыбхоза, — в тоне Калиева слышалось и раздражение, и какая-то давняя неудовлетворенность.
Сотрудники отдела по борьбе с хищениями соцсобственности проинформировали Быкова, что обстановка на рыбозаводе спокойная. Ревизии, проверки всегда разрешались благополучно, как и последняя, проведенная по инициативе нового директора.
«Осторожный человек», — подумал о новом директоре Вячеслав Иванович и направился к нему.
— Честно говоря, меня очень смутило ваше появление в наших палестинах, — сказал Быкову директор, молодой человек тридцати пяти лет. — Давайте брать быка за рога: что вас привело к нам? Будем говорить как профессионалы. У меня два высших: Московский рыбный и юрфак Казанского университета.
— Стало быть, на должность директора вас избрали,
Евгений Михайлович? — Полковник смотрел на него с чисто человеческим любопытством. — Первый раз говорю с избранным руководителем. Тяжелое испытание для честолюбия?
— Я перенес легко. Сюда рвался только ради возможности работать самостоятельно.
— А почему «прокатили» бывшего замдиректора, Уткина?
— Его «прокатили» потому, что слишком много в рот смотрел бывшему директору. Да и не считали Уткина на заводе порядочным человеком. Какие-то грешки, как намекалось, за ним водились. Уж не они ли и познакомили нас с вами, Вячеслав Иванович?
