— Меня действительно не было, — быстро сказал полковник. — У вас что-то срочное?

— Да, в общем… Поглядите на эту газету, — Виноградов несмело протянул старый номер, развернутый на второй и третьей полосах. Названия газеты Быков не увидел, но заметил аккуратные дырочки от дырокола — значит, газету вытаскивали из подшивки. — Посмотрите вот эту заметку, — указал Виноградов на большой газетный «подвал». — Тут про Балакина, про Преснецова, и что самое главное — об этих людях пишет Виктор Николаевич. Значит, они старые знакомые. А Борис Пастухов никакого отношения к этим людям никогда не имел. А теперь Киреев систематически переплачивает Люсе, чтобы молчала…

Быков взял газету, кивнул:

— Спасибо. Это может оказаться полезным.

— Да это вам спасибо… Вам спасибо…

В машине Быков пробежал глазами очерк Киреева о работе хладокомбината, того самого, на котором «трудились» Преснецов и Балакин. Писал прямо-таки взахлеб! Хоть к ордену их представляй!

«Когда же это было? — подумал Вячеслав Иванович. — Судя по газетной дате, это было, когда на хладокомбинате работали комиссии партконтроля и бригада ОБХСС. Значит, когда только начиналось. Выходит, решили поддержать через печать, притупить бдительность газетными аплодисментами. А машины Киреев доставал Преснецову и Балакину еще раньше».

Павлова Быков увидел издалека. «А что это Димка, — вдруг подумал, — в институте делает? Ведь ему вроде на картошке положено быть? Боже мой, да ведь сегодня второе сентября!..» А он планировал отпуск. Допланировался!

Накануне вызова в МВД СССР Преснецов не спал всю ночь. Всю ночь пил, и его не брало.

Быков рассматривал Федора Филипповича Преснецова, бывшего главного инженера хладокомбината, ныне человека без определенных занятий, утверждающего, что в данное время он оформляет инвалидность.

— Что же болит? — участливо спросил Вячеслав Иванович.

— Гипертония совсем замучила.

— С Киреевым давно знакомы? — перешел полковник к делу, скептически глянув на отекшее лицо Преснецова. Несмотря на гипертонические кризы, ведущие к инвалидности, от «болящего» шел терпкий запах одеколона «Лаванда», не способного, однако, перебить устойчивый дух винного перегара.

Как давно знаком с Киреевым? — Бывший главный инженер хладокомбината склонил лысеющую голову. — Да как вам сказать… Прилично.

— Расскажите, каким образом Киреев помог вам приобрести автомобиль?

С. минуту Преснецов смотрел на Быкова недоуменно. Потом, издав некое саркастическое «гм!», сказал:

— Три года назад из меня тянули, на что я купил машину. Новые времена — новые вопросы? Покупал, как все тогда покупали. Объявили на холодильнике запись на машины. Мы с Балакиным записались. Потом получили. Балакин, кажется, свою уже продал. Бензин дорогой, нерентабельно.

— Не было у вас на комбинате записи на ГАЗ-24. Я уточнял, — сказал следователь.

— Да? Значит, я запамятовал. Давно было дело. Это все ерунда, полковник. Покупал, как все тогда покупали. Или вы думаете, что была взятка? Нет. Я взятку Кирееву не давал. Да и за что? Он машинами не торговал.

— А вот за это ходатайство разве вы не благодарили Киреева? — Быков выложил письмо Преснецова в редакцию с жалобой на формализм и волокиту при продаже ему автомобиля — с резолюцией Треухова.

— Ах, вот что вас тревожит, — хмыкнул Федор. — Ладно, отвечу. Разве вам не известно, какую вакханалию вокруг торговли автомобилями организовали? Концов не найти! А все специально, чтобы порядочные люди… — Преснецов говорил, но думал о другом: «Прав оказался Игнат,.. А я не хотел верить! Но если здраво рассудить: три года я даже участкового в глаза не видел, а тут в милицейские верха выдернули. Копают там, где вроде им и копать-то неинтересно, где я вроде ни при чем. Дураку ясно: издалека подходит, наводку Киреева маскирует. Логично: три года назад, когда напрямик ломили, где сели на меня, там и слезли. Кроме Киреева, выставить меня некому. Прав Игнат! Где гарантия, что, кроме этого письма, у полковника в столе не лежат другие, тоже с подписью Киреева? Над нашим с Игнатом… смертным приговором?»

— Итак, Киреев вызволил вас из хаоса автомобильной торговли. Хорошо. Как же вы его за это отблагодарили? — спросил Быков.

— Взятки не было, — с нажимом повторил Преснецов. — Помилуйте, взяткодатель привлекается к ответственности, как и взяточник. Я знаю. Зачем мне это? Да и Киреев ничего не просил за помощь. Если только сыграть в «американку» — придет нужда, и я ему помогу чем-то.

— И вы помогли?

Преснецов задумался: «Судя по тону, он ждет конкретного ответа. Балакин, конечно, что-то наверняка сказал. Киреев, черт легавый, — само собой. Не попасть бы впросак! Не нарваться бы! Посредничество могут пришить. Хотя… Договор у Киреева с «Зеленодольем» вполне законный».

— Помог, конечно, — сказал по возможности уверенно. — Помог я Кирееву. Советом. Обратиться в «Зеленодолье». А с Балакиным Киреев знаком лучше, чем со мной.

— И все?! Так на вас, стало быть, висит неоплаченный долг Кирееву? — насмешливо поинтересовался Быков. — Так, по сути, и не сквитались за авто?

— Какие счеты у друзей… — нагло глядя в лицо полковнику, процедил Преснецов сквозь зубы. — Или у вас есть доказательства противного?

«Пока у меня нет прямых доказательств, как и сколько взял с тебя Киреев, — думал Быков, — но у меня есть другое — сценарий получения тобою автомобиля полностью совпадает с тем, по которому получил свою «Волгу» капитан Дьяченко. Дьяченко приобрел машину позже. Стало быть, в случае с капитаном Киреев шел уже проторенной дорожкой. Ну ничего, доберусь я до ваших «американок».

Преснецова пот прошиб, когда он миновал бюро пропусков и снова оказался на шумной улице московского центра. Шел, сам не зная куда, пока не оказался перед высокими витринами университетского музея и подивился — куда же делись такие привычные здесь скелеты гигантских вымерших ящеров? Это удивление сбило навязчивое ощущение, что вот-вот всплывет его причастность к рыбным, икорным, крабовым аферам. «Это ж до чего мы дело закрутили, — вдруг подумал он, — чтобы в России тараньки не стало! Воблу превратили в дефицит… А ведь чудо, что я вышел из кабинета этого Быкова. Почему он отпустил меня? Ведь по его глазам видно — он в курсе или почти в курсе. Хочет поглядеть, кого я побегу предупреждать? С кем на пару начну заметать следы трехлетней давности? А не с кем уже. Все у вас, полковник! А некоторые у… Нет, этих граждан святой Петр в рай не пустил».

Федор огляделся. Телефон-автомат на противоположной стороне улицы, возле овощного магазина.

— Артем? Привет тебе от Игната. Я вступаю в долю. Больше сомнений нет. Когда? При первой же возможности.

Отпустив Преснецова, Быков вызвал машину. Ему уже было ясно: накладные на мясо не уничтожены потому, что их некому было уничтожить — ведь Киреев находился в отъезде. Следовательно, Пастухов невиновен.

Но необходим факт, либо опровергающий логическое заключение полковника, либо подтверждающий его. Допросы Преснецова и Балакина такого факта не дали.

…Пастухов сидел на табурете и пустыми глазами смотрел на Быкова.

Поначалу Борис пытался сопротивляться событиям, обернувшимся против него. Горячился, спорил с вполне симпатичным, человечным майором Абашкиным, пытался что-то доказать. А потом понял: доказать вину можно, невиновность — нельзя. Найденные милицией накладные — документ, на основании которого можно сказать только одно: он, Борис Пастухов, — преступник.

«Плетью обуха не перешибешь, — решил Пастухов, — я больше не в силах говорить одно и то же. Если в этот ужас вникнуть до конца, можно сойти с ума… Лучше тюрьма, чем психушка. Скорее бы все это кончилось. Скорее бы суд, который все поставит на свое место: столько- то лет такого-то режима».

Вялость и безучастность Пастухова полковнику Быкову не нравились. Что стоит за этим непротивлением — безволие, вина, уверенность в обреченности, неверие в торжество правосудия? Активная натура Вячеслава Ивановича протестовала. Он повел себя наступательно: