Отцы-основатели — Тарики и Перец Альфонзо — провозгласили, что ОПЕК будет согласовывать нефтяную политику своих членов и приложит все усилия, чтобы охранять их индивидуальные и коллективные интересы… Но в 1960 г. никто не предполагал, что наступит время, когда эта организация сможет посредством искусственных ограничений экспорта поднимать цены. ОПЕК была задумана ее участниками исключительно как средство защиты.

— Нефтяные компании отнеслись к нам со всей серьезностью, — уверяет Тарики. — Иначе и быть не могло. Поверьте моему слову, все они опасались ОПЕК.

Отчасти это верно. Но только отчасти.

Бесспорно, большинство нефтяных компаний были недовольны созданием ОПЕК. Бесспорно и то, что некоторые наиболее прозорливые менеджеры на Западе предсказывали, что со временем эта группировка может превратиться из беззубого тигра, каким она была в ту пору, в нечто более серьезное. Но дальше этого «опекофобия» не шла.

По правде говоря, в то время мало кто обратил внимание на новую организацию. И хотя Тарики и Перец Альфонзо считали декларацию о создании ОПЕК колоссальным шагом вперед, в остальном мире она осталась практически не замеченной. Особенно в Соединенных Штатах и в Западной Европе, где первые полосы газет были заполнены репортажами о предвыборной гонке между Джоном Кеннеди и Ричардом Никсоном, которая выходила на финишную прямую… Поначалу ОПЕК воспринималась как очередной малозначительный союз, созданный не слишком сильными группами давления.

Вскоре после создания ОПЕК Фейсал был смещен и полновластным правителем страны снова стал Сауд. Как уже говорилось, среди приверженцев Сауда была политическая группировка «свободных принцев», которую возглавлял его младший брат, принц Талал. Тарики привлекал националистический дух, характерный для этой группировки. Но Сауд считался с принцами недолго. Почувствовав, что может править без их поддержки, он поспешил от них отделаться. Единственным из так называемых «либералов», оставшимся в совете министров, был Тарики.

По словам Ямани, Тарики было предложено остаться только потому, что Сауд не мог заменить его на этом посту никем другим.

— Когда Фейсал был кронпринцем и премьер-министром, я занимал должность государственного министра и был членом кабинета. Когда он был смещен, я ушел вместе с ним. Я вернулся к моей юридической практике и читал вводный курс права в Эр-Риядском университете. Конфликт между Саудом и Фейсалом, разожженный «свободными принцами», продолжался еще некоторое время. Он достиг критической стадии, когда принц Талал и другие члены этой группы покинули страну, бежав в Египет. Для всех тогда было тайной, что король Сауд пожелал избавиться от Тарики и предложил этот пост мне. Я извинился и отклонил его предложение.

Спустя полгода, после отставки очередного кабинета, была сформирована новая коалиция. Сауд теперь был королем и премьер-министром. Фейсал — кронпринцем и заместителем премьер-министра.

А Тарики на этот раз был выставлен за дверь.

Он поставил все, что имел, не на ту карту. Он оттолкнул от себя слишком многих. И вскоре вынужден был уехать из Саудовской Аравии.

Интересно, что Тарики, даже покинув страну и живя в изгнании, продолжал, как бывший министр, получать ежемесячную пенсию.

Интересно и другое: Фейсал твердо верил, что лучшим продолжателем дела, начатого крикливым Тарики, станет молодой сладкоречивый юрист из Мекки, которого звали Ахмед Заки Ямани.

Взаимная привязанность Ямани и Фейсала росла и укреплялась постепенно в течение многих лет.

Сначала это были чисто деловые отношения, но со временем они переросли в глубокую и искреннюю дружбу. Это была самая серьезная мужская дружба, какую знал в своей жизни Ямани. Кроме того, это была дружба, изменившая ход истории. По крайней мере, истории Ближнего Востока.

— Доверие, которое мы питали друг к другу, возникло не в один день. Он был начальником, я подчиненным. Но в конце концов он стал относиться ко мне как к родному сыну. Я тоже стал видеть в нем второго отца. Я любил его и почитал всей душой.

Даже Абдулла Тарики не склонен спорить:

— Фейсал находился под обаянием Ямани и доверял ему, быть может, как ни одному человеку в королевстве. Ямани был исключительно талантлив; в этом нет никакого сомнения. Возможно, с течением лет он стал несколько заносчив. Но в молодости он таким не был. Во всяком случае, это не проявлялось в его отношениях со мной. Правда, тогда я занимал гораздо более высокое положение.

— Ямани только что стал министром, — вспоминает Джордж Балу. — Я встретился с ним в Сан-Франциско, когда он впервые присутствовал на заседании правления «Арамко». Ни один человек не знал, кто он такой. В ту пору ни один человек вообще толком не представлял, что такое Саудовская Аравия. Роль этого государства на мировом нефтяном рынке не шла ни в какое сравнение с той, какую ему предстояло играть в будущем. Так вот, Заки прибыл в Сан-Франциско, и, по правде говоря, никто из нас не знал, чего от него ожидать. Но одно было ясно: Ямани не имеет ничего общего с Абдуллой Тарики. Он был очень спокойным и очень обаятельным человеком. Кажется, на второй вечер после прибытия Ямани один из служащих «Арамко» поинтересовался, собирается ли кто-нибудь пригласить его на обед. Выяснилось, что таких нет. У меня дома как раз должны были праздновать день рождения одного из членов семьи, но я подумал, что будет невежливым оставлять Заки одного. И я пригласил его к себе. Ему так у нас понравилось, что он приходил к нам на этот день рождения еще несколько лет подряд.

В 1962 г., подчеркивает Балу, Ямани еще не был знаменитостью. И не был так опытен и искушен, как теперь. Но в остальном Ямани изменился очень мало.

Похоже, у всякого человека, когда-либо с ним встречавшегося, есть любимый анекдот о Ямани.

Один из друзей, знающий его много лет, рассказывает:

— Как-то, будучи в Соединенных Штатах, Ямани узнал, что его старый приятель лежит в больнице, и отлучился на день, чтобы слетать в Калифорнию его проведать. А надо сказать, что этот приятель был вполне состоятелен и мог многое себе позволить. Но практически любой, кто попадает в дорогие частные клиники — как бы он ни был богат, — без конца жалуется на цены. Ямани внимательно выслушал друга, рассказавшего, какие безумные деньги ему приходится платить за лечение. И в тот же день, не сказав никому ни слова, оплатил его счет.

Джон Брутон, министр энергетики Ирландии, встречался с Ямани только один раз.

— Я прибыл в Саудовскую Аравию, чтобы аннулировать несколько долгосрочных контрактов. В Джидде меня ждал личный «Гольфстрим» Ямани: на нем я вылетел в Эр-Рияд. В Эр-Риядском аэропорту меня встретил сам Ямани. Скромный министр энергетики маленькой страны, я испытывал страх перед мировой знаменитостью. Но Ямани держался очень просто, непринужденно и любезно. В это время происходило какое-то совещание ОПЕК, министры прилетали и улетали из Эр-Рияда каждую минуту. Ямани нужно было обсуждать с ними важные проблемы, со мной же он виделся только из вежливости. Тем не менее он встретил меня у самолета, долго беседовал со мной и проводил обратно в аэропорт.

Майк Амин, бывший менеджер «Арамко», как и многие другие, считает, что благодаря открытому и уравновешенному характеру Ямани министерство нефти стало работать совсем по-другому.

— Тарики все время забегал вперед. Саудовцы не были готовы двигаться туда, куда он их тянул. К тому же Тарики слишком уж лез в политику и имел невыносимый характер. Заки не тратил время на пустые слова и спокойно шел к намеченной цели. Он употреблял дипломатичные обороты и говорил очень тихо. Думал не только о себе, но и о других. Ямани принадлежит к типу людей, которые умеют добиваться своего и в то же время никому не доставлять огорчений.

Вопрос о «легендарном обаянии» Ямани, который я задал ему во время одной из наших бесед, был встречен смущенной улыбкой. Но, когда речь зашла об изменениях в стиле работы министерства, осуществленных им после ухода Тарики, Ямани проявил большую словоохотливость: