Проявляя приспособленчество и карьеризм, РОВИНСКИЙ вместе с тем пренебрежительно относился к указаниям, которые давал ЦК по редактированию «Правды», и воспринимал эти указания свысока, с раздражением.

В период печатания в «Правде» «Краткого курса истории ВКП(б)» он в карикатурном виде изображал заседания комиссии ЦК, на которых он несколько раз присутствовал и, якобы, непонимание руководителями партии особенностей газетной работы.

Такое же недовольство указаниями ЦК проявляли в отделе партийной жизни ДАВИДЮК и ЛЕВИН. Они были особенно раздражены вниманием, которое проявлял к работе этого отдела Г. М. МАЛЕНКОВ. Каждое его замечание по материалам партийного отдела они воспринимали, как ненужное вмешательство. При этом ДАВИДЮК возмущался тем, что Г. М. МАЛЕНКОВ не проявляет к нему лично достаточного уважения и не заслушивает его докладов. Он именовал себя: «дважды утвержденный и трижды не принятый ЦК».

В отношении литературы и искусства на страницах «Правды» в 1938 г. соблюдался вражеский курс крайней нетерпимости и охаивания культурных кадров. Вина за допущение подобного курса ложится на меня, в чьем ведении как члена редколлегии находился отдел литературы и искусства. Особенно грубыми и несправедливыми выступлениями в этой области были в последнее время заметка РОВИНСКОГО против ЛЕБЕДЕВА-КУМАЧА и статья КЕМЕНОВА о художнике БОГОРОДСКОМ. Был намечен еще ряд таких выступлений.

ИЗАКОВ Б.Р., человек авантюристической складки, в прошлом связанный с правыми в профсоюзах и Профинтерне, ранее снятый за антисоветское поведение с должности корреспондента «Правды» в Лондоне, злобно критиковал международную политику СССР, издевался над советской позицией в лондонском комитете по невмешательству и делал предсказания, что «в будущей войне Советский Союз потеряет Дальний Восток и Украину».

С конца 1937 и начала 1938 года в «Правде» особенно развилась вредная антипартийная практика так называемой «организации статей». Заключалась она в том, что по заданию редакции сотрудники связывались со знатными людьми промышленности, сельского хозяйства. Красной армии и от их имени фабриковали статьи для газеты. Формально это носило характер литературной помощи при изложении мыслей того или другого известного стахановца, агронома, партийного работника или героя Советского Союза. На практике же — мастера сих дел вовсе не трудились излагать мыслей и опыта выдающихся людей, а сами изобретали мысли и заявления, которые подсовывали этим неопытным в газетном деле людям, уверяя их, что «так надо писать», «так требуется для „Правды“». Главным мастером подобных фальсификаций в редакции являлся ГЕРШБЕРГ С., зам. зав. экономического отдела, близкий человек ТАЛЯ и М. ПОПОВА, газетчик буржуазного пошиба.

Были случаи, когда формальные авторы статей протестовали перед редакцией, заявляя, что за их подписью на страницах газеты опубликованы непринадлежащие или чуждые им мысли. Эти случаи точно известны секретариату редакции.

В августе 1938 года НИКИТИН сообщил членам редколлегии, что по его сведениям ЦК недоволен содержанием газеты и особенно подбором статей. Это опять вызывало наше раздражение, и РОВИНСКИЙ предложил написать письмо секретарям ЦК с просьбой принять нас: «Пусть скажут, чем они недовольны, — а то на всех не угодишь». С этим проектом мы согласились, но он осуществлен при мне не был.

В писательской среде у меня было близкое знакомство с В. ВИШНЕВСКИМ, В. КАТАЕВЫМ, Е. ПЕТРОВЫМ, С. КИРСАНОВЫМ, И. ЭРЕНБУРГОМ, Б. ЛЕВИНЫМ, В. ГЕРАСИМОВОЙ. Я не входил в РАПП, но был в хороших отношениях с Л. АВЕРБАХОМ и В. КИРШОНОМ. Связь с ними у меня порвалась на почве жесткой критики, которой «Правда» подвергла рапповское руководство в 1931–32 году. После ликвидации РАППа и создания единого союза писателей АВЕРБАХ и КИРШОН оказывали давление на А. М. ГОРЬКОГО и прибегали к его защите. В нескольких беседах я убеждал ГОРЬКОГО во вредной роли руководителей бывшего РАППа и в необходимости совсем отстранить их от литературного движения. Одна из таких бесед состоялась у меня на квартире, с участием членов редколлегии «Правды».

С 1935 г. мне давались поручения по организации связи советских писателей с зарубежными и по созданию широкого антифашистского фронта писателей в международном масштабе. До этого здесь орудовал РАПП, отталкивавший своей вредительской сектантской политикой значительное число иностранных писателей, симпатизировавших СССР. За рубежом связями с иностранными писателями монопольно ведал И. ЭРЕНБУРГ. Его советами и оценками я руководился в начале работы. ЭРЕНБУРГ уверял, что иностранные писатели — люди «чрезмерно-чувствительные» в отношении советской действительности, что им не следует докучать вопросами о поддержке СССР и разговоры с ними на эту тему могут привести только к обратным результатам. Я вначале находился под влиянием ЭРЕНБУРГА, и лишь впоследствии, ознакомившись с истинным положением в иностранных литературных кругах, убедился во вредности линии ЭРЕНБУРГА и антисоветском поведении его и окружающей его группы невозвращенцев и эмигрантов (САВИЧ, ПУТЕРМАН, МИЛЬШТЕИН, ФОТИНСКИЙ).

Решение создать международную ассоциацию писателей было принято в 1934 году, в августе, во время всесоюзного съезда писателей в Москве. На совещании у М. ГОРЬКОГО с участием иностранных писателей-делегатов был намечен созыв большого антифашистского литературного конгресса и, на базе его, — литературной организации (до этого в области писательских связей орудовало лишь «МОПР» — узко сектантское объединение рапповского типа). Подготовительную работу взяли на себя постоянно проживающие в Париже МАЛЬРО, АРАГОН, БЛОК, ОРЕНБУРГ. Кроме того, ГОРЬКИЙ обратился телеграфно к Р. РОЛЛАНУ и А. ЖИДУ с просьбой поддержать это дело и получил их согласие.

Весной 1935 г., приехав в Париж в период подготовки конгресса, я застал конфликт между его организаторами. Большинство французов и Эренбург требовали максимально широкого состава приглашенных, включая сюда колебавшихся в вопросах о коллективной безопасности и лозунге «неделимого мира», вокруг которых шли споры в этот момент. БАРБЮС и АРАГОН стояли за более узкий состав конгресса, за приглашение только коммунистов и близко сочувствующих партий. Я стал на сторону ЭРЕНБУРГА, доверяясь его взглядам и оценкам. В результате — конгресс был созван на очень широкой базе, вплоть до участия в нем католических писателей. В число делегатов просочилось немало правых элементов.

Председательствовавший на конгрессе АНДРЭ ЖИД всячески демонстрировал свои восторги перед СССР и коммунизмом, однако одновременно, за кулисами, проявлял недоброжелательство и враждебность к советским делегатам и иностранным коммунистам. ЭРЕНБУРГ, являвшийся уполномоченным Андрэ Жида и французов, заявил от их и своего имени недовольство составом советской делегации, в частности, отсутствием ПАСТЕРНАКА и БАБЕЛЯ. По мнению А. Жида и ЭРЕНБУРГА, только ПАСТЕРНАК и Бабель суть настоящие писатели и только они по праву могут представлять в Париже русскую литературу. После первых выступлений советских делегатов А. Жид заявил, что восхваления хорошей жизни писателей в СССР производят на конгресс очень плохое впечатление — «получается, что писатели являются в России сытой привилегированной кастой, поддерживающей режим в своих шкурных интересах». На третий день конгресса А. Жид передал через Эренбурга ультиматум A. С. ЩЕРБАКОВУ и мне: или в Париж будут немедленно вызваны ПАСТЕРНАК и БАБЕЛЬ, или А. Жид и его друзья покидают конгресс. Одновременно он явился в полпредство и предъявил B. П. ПОТЕМКИНУ такое же требование. ПАСТЕРНАК и БАБЕЛЬ были вызваны и приехали в последний день конгресса.

С ПАСТЕРНАКОМ и БАБЕЛЕМ, ровно как с Эренбургом, у А. Жида и других буржуазных писателей ряд лет имеются особые связи. А. Жид говорил, что только им он доверяется в информации о положении в СССР — «только они говорят правду, все прочие подкуплены». После конгресса БАБЕЛЬ длительно оставался в Париже, где постоянно проживает его жена, эмигрантка Евгения БАБЕЛЬ.

Связь А. Жида с ПАСТЕРНАКОМ и БАБЕЛЕМ не прерывалась до приезда Жида в Москву, в 1936 году. Уклоняясь от встреч с советскими деятелями и отказываясь от получения информаций и справок о жизни СССР и советском строительстве, А. Жид в то же время выкраивал специальные дни для встреч с ПАСТЕРНАКОМ на даче, где разговаривал с ним многие часы с глазу на глаз, прося всех удалиться. Зная антисоветские настроения ПАСТЕРНАКА, несомненно, что значительная часть клеветнических писаний А. Жида, особенно о культурной жизни СССР была вдохновлена ПАСТЕРНАКОМ.