Вопрос: По возвращении в Москву, кого вы информировали о своей вражеской работе в Испании?

Ответ: Я информировал об этом ЛИТВИНОВА.

Вопрос: Когда и где?

Ответ: В последних числах 1937 года я встретился с ЛИТВИНОВЫМ в Наркоминделе и подробно рассказал ему о положении в Испании и о практических мерах, которые предприняты ШТЕРНОМ к прекращению войны с ФРАНКО.

ЛИТВИНОВ, однако, остался недоволен результатами нашей пораженческой работы в Испании, так как война все еще продолжалась, что с его слов по прежнему вызывало нарекания и протесты французского и английского правительств, которым он — ЛИТВИНОВ — уже давно обещал прекратить сопротивление республиканцев и советское «вмешательство».

Вопрос: Этим вы далеко не ограничились в своих антисоветских связях и делах. Требуем правдивых показаний.

Ответ: Должен добавить, что в мае 1938 года я имел также встречу с приехавшим на несколько дней в Москву Луи ФИШЕРОМ.

ФИШЕР потребовал от меня принять меры к обострению взаимоотношений СССР с Францией, подчеркнув, что таково поручение немцев.

Вопрос: Вы выполнили это поручение немецкой разведки?

Ответ: После разговора с ФИШЕРОМ я написал статью, имевшую цель обострить франко-советские отношения. Поводом для статьи я избрал выступление во французской прессе генерала БРЕМОНА.

Статья была передана мною для опубликования редакции газеты «Красная Звезда», но там по каким-то причинам не была напечатана.

Летом 1938 года я снова имел встречу с ЛИТВИНОВЫМ в присутствии МАЙСКОГО и СУРИЦА.

Поводом для беседы в этот раз были аресты, происходившие среди дипломатических работников, разоблаченных как враги народа. СУРИЦ заявил, что французы опасаются теперь вступать с ним в откровенные разговоры, так как полагают, что его со дня на день могут арестовать. На этом закончилась наша беседа, происходившая в кабинете ЛИТВИНОВА в Наркоминделе.

Вопрос: Вы еще встречались с ЛИТВИНОВЫМ?

Ответ: Да, в начале ноября 1938 года я еще раз имел встречу с ЛИТВИНОВЫМ в НКИД. Он опять был крайне удручен, твердил об изоляции Советского Союза на международной арене, о неизбежности войны не долее как в ближайшие два года, с тревогой говорил о новых арестах.

ЛИТВИНОВ, между прочим, спросил меня: предпринимается ли что-либо в «Правде», когда редакция получает письма о неправильных арестах или незаконном увольнении работников?

Я ответил, что такие материалы направляются, обычно, в НКВД или Прокуратуру. Тут же я заметил, что в «Правде» есть люди, которые придерживаются нашей точки зрения по вопросу об арестах, а также солидарны с нашими установками в области международной политики.

Вопрос: Кого из работников «Правды» вы имели при этом в виду?

Ответ: Я имел в виду работников «Правды» НИКИТИНА, ДАВИДЮКА и ЛЕВИНА, о которых сообщил ЛИТВИНОВУ, что они настроены отрицательно к карательной политике советской власти и могут быть нам полезны. ЛИТВИНОВ на это заявил, что вообще говоря, помощь «Правды» для него очень важна, так как кроме «Журнала де Москау» его группа в НКИД не имеет никакой точки опоры и что по этому вопросу он намерен подробно поговорить со мной при следующей встрече.

Вопрос: И вам удалось договориться по этому вопросу?

Ответ: Нет, больше я ЛИТВИНОВА не видел, — так как 13 декабря 1938 года меня арестовали.

Вопрос: Вы все еще скрываете ряд своих шпионских связей и свою предательскую работу в органах советской печати. Учтите, что при следующем вызове по этим вопросам вы будете подробно допрошены.

(Допрос прерывается).

Записано с моих слов верно и мною прочитано

М. КОЛЬЦОВ.

ДОПРОСИЛИ: Пом. Нач. Следственной Части НКВД СССР

Капитан государствен, безопасности

(ШВАРЦМАН)

Следователь Следственной Части НКВД СССР

Лейтенант государствен, безопасности

(КУЗЬМИНОВ)

Итак, следствие «сформировало» две троцкистские, шпионские, антисоветские группы — одну — из руководящих сотрудников газеты «Правда», вторую — известных представителей культуры, но среди них нет ни одного государственного деятеля. В листке из «Дела» Кольцова, с фамилиями, явно продиктованными ему следователем, есть запись «Второй НКИД». Теперь становится понятно, что это такое. «Второй НКИД» — это Литвинов, Потемкин, Суриц, Уманский, Майский, Штейн — то есть сам нарком и наиболее видные послы в европейских странах. Но перечисленных выше людей надо как-то связать с Кольцовым. Хотя он и знаком с ними, этого недостаточно. И конечно, следствие находит такие связи. В первую очередь из архива своего ведомства поднимается дело бывшего заместителя заведующего отделом печати НКИД Миронова Бориса Мироновича, — уже арестованного и расстрелянного «врага народа». Миронову по его рабочим обязанностям часто приходилось общаться с Карлом Радеком и Михаилом Кольцовым, которые получали у него информацию для международных обзоров, публикуемых в газетах. Ну, а как работник НКИД, Миронов, естественно, был связан с Литвиновым. Не имело значения, что Миронов уже мертв и не может дать показаний. Он уже был причислен к «врагам народа», а «связь с врагом народа» как раз то, что нужно следствию. Выстраивается еще одна цепочка: Радек — Миронов — Кольцов — Литвинов.

Но нужен еще какой-нибудь человек, работник НКИД, который смог бы «закрепить» эту цепочку своими показаниями. И такого человека «изобретательные» следователи, конечно, находят без труда…

В 1869 году в маленьком городке Березино Минской губернии в небогатой еврейской семье Гельфандов родился мальчик, которого назвали Исроэль. Как и многие другие дети, он поступил в гимназию, которую довольно неплохо окончил в 1885 году. После окончания гимназии он из-за своей национальности не мог продолжить образование в России. Его отец каким-то образом достал деньги и отправил своего отпрыска учиться в Швейцарию. Окончив Базельский университет и получив степень доктора философии, Исроэль Гельфанд перебрался в Германию, где примкнул клевой социал-демократии. Одновременно он увлекся журналистикой, причем, небезуспешно. Свои статьи он подписывает псевдонимом — Александр Парвус, это имя с того времени заменяет его настоящее. Его друзьями становятся многие русские марксисты, один из них Лев Троцкий. Роза Люксембург называет Парвуса — «Слон с головой Сократа». За участие в революционном движении Парвуса высылают из Германии, и он едет в Россию. Он принимает участие в революции 1905 года. Его арестовывают и отправляют в ссылку в Сибирь, откуда он немедленно бежит и снова оказывается в Германии. Парвус, видимо, прекрасно понял, что революционная деятельность не принесет ему много дивидендов. И он решает заняться коммерцией, для чего использует свои старые революционные связи. Он становится коммерческим агентом Горького и первым делом присваивает себе гонорар, причитающийся писателю за издание его книг. Возмущенный Горький требует вернуть деньги, но Парвус исчезает вместе с ними. Используя деньги писателя как начальный капитал, Парвус занимается поставками оружия, продовольствия, амуниции в армии многих стран и на этом колоссально наживается. Начинается Первая мировая война. И тут Парвус разворачивается вовсю. Ему удается склонить сотрудников германского МИДа на выделение крупной суммы для организации им, Парвусом, революции в России. Причем он обещает, что эта революция произойдет в начале 1916 года. Само собой разумеется, большая часть этих денег осела в карманах Парвуса, но какая-то сумма попала и большевикам. В России происходит Февральская революция, но война продолжается. Как ни странно, Парвусу еще раз удалось убедить германский МИД выдать ему деньги, на этот раз для организации проезда Ленина со товарищами через Германию в Россию. Ему выделили на это около 5 миллионов марок. На этот раз вложение германского МИДа оправдало себя — происходит Октябрьский переворот, а затем по настоянию Ленина был подписан сепаратный Брестский мир с Германией. Правда, ее это не спасло от последовавшей через год капитуляции.