Войдя в состав редколлегии, БОГОВОЙ и ПОПОВ стали смелее проводить свою правую линию и иногда действовать совершенно открыто. В разговорах они осуждали и высмеивали выступления «Правды» против Бухарина и Осинского в 1935–36 годах, квалифицируя их, как газетную конкуренцию «Правды» с «Известиями». ПОПОВ доказывал, что поскольку БУХАРИН является редактором «Известий», в отношении него недопустим тон, принятый «Правдой», — то же по поводу ОСИНСКОГО, в связи с полемикой с ним о работе ЦУНХУ[6]. В дни составления этих статей БОГОВОЙ и ПОПОВ демонстративно не появлялись в редакции, подчеркивая этим, что не несут ответственности за эти выступления.

В области культуры группа вела линию на жестокую расправу с кадрами интеллигенции, оглушая заезжательской критикой лучших писателей и художников. Извращая указания ЦК о борьбе с формализмом, та же группа, в период, когда БОГОВОЙ и ПОПОВ руководили газетой, зачисляла в формалисты чуть ли не всех деятелей искусств, вплоть до Алексея ТОЛСТОГО и художника ГЕРАСИМОВА.

В своем обиходе группа составляла сплоченное целое, устраивала частые пьянки, часто уединялась в редакционных помещениях, позволяла себе антисемитские выходки и издевательства над армянами, грузинами, украинцами, хулиганские замечания по адресу М. КАЛИНИНА (НАЗАРОВ), Л. КАГАНОВИЧА (ПОПОВ).

ПОПОВ М.И. был тесно связан с работавшим в МК троцкистом ФУРЕРОМ, который ежедневно посещал его в редакции. НИКИТИН был в тот же период (до середины 1936 года) близко спаян с троцкистом МУШПЕРТОМ.

С арестом БОГОВОГО, переходом ПОПОВА в газету «Труд» и уходом НАЗАРОВА, НИКИТИН и ДАВИДЮК спешно перестроились и в 1938 году помирились с новым руководством «Правды». Однако НИКИТИН всеми мерами оберегал и поддерживал уцелевшие в редакции осколки правой группы: КАПУСТИНА А.И., КОБЕЛЕВА М..М., СОЛОВЬЕВА B.C., хотя пребывание некоторых из них в газете наносило работе большой вред.

СОЛОВЬЕВ B.C., правый, продолжал до самого последнего времени оставаться ленинградским представителем «Правды» — хотя саботировал освещение жизни и работы Ленинграда и ленинградской партийной организации, либо изображал ее в искаженном свете. Под его руководством ленинградский пункт «Правды» превратился в гнездо чуждых людей. Несмотря на это СОЛОВЬЕВ, благодаря поддержке НИКИТИНА оставался на работе почти до конца 1938 года.

КАПУСТИН А.И., тоже правый, руководил важнейшим отделом писем рабочих и колхозников, являвшимся основным каналом связи «Правды» с широкими массами трудящихся и фактически парализовал этот отдел. При ежедневном поступлении в «Правду» более 500 писем со всех концов страны и большого аппарата читчиков, оплачиваемых сдельно с письма, КАПУСТИН по целым шестидневкам не находил достойным напечатания в газете ни одного письма, а валил письма в архив либо рассылал их с препроводительными бумажками по ведомствам и местным организациям, так что сплошь и рядом жалобы рабочих и колхозников попадали в руки тех самых головотяпов и врагов, на которых они жаловались. Состав читчиков в отделе писем, дающих направление каждому письму, был сильно засорен. Всем этим Отдел озлоблял трудящихся авторов писем и оказывал прямую помощь врагам.

КОБЕЛЕВА М.М., политически разложившегося человека, положение которого в «Правде» стало критическим, НИКИТИН перебросил в издательство «Огонек» и когда я приехал в Москву, он просил меня защитить КОБЕЛЕВА, если ему будут грозить слишком большие неприятности.

В другую антисоветскую группу работников «Правды» противопоставлявшую себя первой, входили — РОВИНСКИЙ Л.Я., ЛЕВИН Б.Е., КРУЖКОВ Н.Н., КРАСИНА Н., ГЕРШБЕРГ С., ИЗАКОВ Б. Р., ЗАСЛАВСКИЙ Д.О., ЗЕНУШКИН С.С., АЗИЗЯН А., РЫКЛИН и ряд корреспондентов «Правды» на местах. К этой же группе принадлежал я, играя в ней одну из руководящих ролей. Впоследствии к группе примкнули НИКИТИН А.Е., ДАВИДЮК А.М., КАПУСТИН А.И.

И раньше, в годы 1923–27, у меня были антипартийные колебания — по вопросу о борьбе с оппозицией, в которой я долго видел лишь чисто-идеологических противников партии и не признал превращения «оппозиционеров» в антисоветскую банду, в передовой отряд контрреволюционной буржуазии.

Подобного же рода колебания и недовольство возникли у меня в конце 1937 года, когда, по возвращении из Испании, я находился под сильным впечатлением размаха репрессий в отношении врагов народа. Этот размах мне казался преувеличенным и ненужным.

Антипартийными и антисоветскими являлись и мои колебания во время выборов в Верховный Совет: в выдвижении по каждому избирательному округу лишь одного кандидата я находил умаление советской демократии.

Мне представлялся несправедливым и подбор ряда кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР, в частности таких кандидатов, как литератор СТАВСКИЙ или тот же НИКИТИН. Мне казалось, что моя работа, опыт и заслуги как журналиста-общественника дают больше оснований для выдвижения именно меня, а не их, в кандидаты. Эти настроения создались у меня еще в Испании, и я их излил в письме в ЦК, заканчивая просьбой отозвать меня в Москву. Вообще, мнение о своих заслугах и о полезности для партии было исключительно высокое, что делало меня до крайности снисходительным к отрицательным моим сторонам.

Колебания у меня также были по вопросу о политике партии и правительства в области высшей школы. Специализация высших учебных заведений мною рассматривалась как сужение кругозора советской интеллигенции и понижение ее культурного уровня.

Во время столкновения у озера Хасан у меня возникли колебания по вопросу о политике правительства в этом конфликте. Я считал, что следует, используя момент, пока Япония увязла в Китае, развить операцию у высоты Заозерной и отбросить японцев подальше от советских границ.

Антипартийные и антисоветские вражеские разговоры на эти темы я вел с РОВИНСКИМ, НИКИТИНЫМ, ДАВИДЮКОМ, ЗАСЛАВСКИМ, ЛЕЖНЕВЫМ, РЫКЛИНЫМ, КРАСИНОЙ. Эти разговоры всегда подогревались информациями о новых арестах и смещениях, которые ежедневно со своими вражескими комментариями притаскивал НИКИТИН из аппарата ЦК, а также сплетнического характера аналогичными «новостями» от ДАВИДЮКА и ЛЕВИНА из партийного отдела.

РОВИНСКИЙ в 1938 году играл в работе газеты ведущую роль. Имея в своем ведении основные рычаги редакции, секретариат и местную сеть, он подбирал в их состав людей только полностью послушных ему. Меньшевик в прошлом, РОВИНСКИЙ вносил в текущую работу беспринципность и карьеризм. Он нередко использовал для вредной шумихи местную сеть, для чего, совместно с ЗЕНУШКИНЫМ С.С. подстрекал ее на демагогические извращения и культивировал тип корреспондента «шумовика», охотника за антипартийными сенсациями. Такими являлись корреспонденты — КОТЛЯРОВ, ШВАРЦШТЕЙН, ПЕВЗНЕР, ОРЛОВ, ПОРТНОЙ, СОЛОВЬЕВ, ежедневно по телеграфу, по телефону и почтой чернившие руководство республиканских и краевых организаций. Поступавшие от них и других корреспондентов легковесные, огульно очерняющие материалы, почти никогда не проверенные, публиковались в газете или посылались, как важные сигналы, в отделы ЦК.

Корреспонденты местной сети, подстегиваемые к этому редакцией, часто присваивали себе функции работников НКВД, занимаясь составлением и присылкой сводок на темы, никак не подходящие для газеты. Так например, корреспондент ШВАРЦШТЕЙН докладывал о массовых расстрелах в Карельской АССР, корреспондент ВИГДОРОВИЧ — о военных складах на Дальнем Востоке, корреспондент ПЕВЗНЕР сообщал простой телефонограммой об исчезновении или самоубийстве Наркомвнудела УССР — УСПЕНСКОГО.

В карьеристических целях аппарат редакции и издательства использовался для угождения ответственным работникам и установления тесной связи с ними. Примером этого может служить связь секретариата «Правды» с УГАРОВЫМ А.И., который проталкивал в газету рекламные материалы о своих разъездах по области и о работе секретариата МК.

Подхалимство и карьеризм особо проявились при организации выпуска «Иллюстрированной газеты» под редакцией ЕЖОВОЙ Е.С. Заботу и ответственность за выпуск этого третьестепенного дрянного изданьица приняли лично на себя РОВИНСКИЙ, как секретарь «Правды», и НИКИТИН, как зав. Отделом печати ЦК. Из помещения «Правды» был выселен один из отделов и в его комнатах устроен кабинет ЕЖОВОЙ и ее сотрудников. Типографии было приказано выбрасывать из машин партийную литературу, лишь бы поскорее выпускать очередные номера «Иллюстрированной газеты».