Где прилив встречается с отмелью и небом…

Даже в начале экспедиции, когда капитан был с ними, а замечательный главный пилот «Стремительного» Кипиру проводил все самые сложные маневры, все соглашались, что ничто не сравнится с полетом в пункте перехода, когда за рулем Каа. Совершая отчаянно смелые ошеломляющие маневры, он, казалось, не способен допустить ошибку. Однажды, когда серия нелепо удачливых прыжков позволила ему побить миллионолетний рекорд и преодолеть расстояние от Танита до Галафии за пять с четвертью миктааров, экипаж присвоил Каа особое прозвище.

«Счастливчик».

На тринари это слово-фраза означает нечто гораздо большее, чем на англике. Оно соответствует особому вкусу глубокого моря, глубинного царства случая, где Ифни бросает свои кости и древние спящие напевают свои песни, которые существовали еще до рождения звезд.

Это великая честь. Но говорят, что такие титулы, однажды завоевав, очень трудно удержать.

Каа начал терять свой во время фиаско на Оакке, на этой ужасной зеленой планете предательства, и после этого дела быстро пошли по наклонной. И к тому времени, когда «Стремительный» укрылся в туманной пропасти на дне океана Джиджо, почти никто не называл Каа Счастливчиком.

Но потом, в течение нескольких дней, судьба совершила лучший и самый жестокий поворот. Он нашел любовь… и потерял ее, когда долг увел Каа от любимой, на многие парсеки удалил от Пипое и продолжает удалять с каждой минутой.

И это в тот момент, когда она больше всего во мне нуждается.

Поэтому сейчас прыжки с одной сверкающей нити на другую не доставляли ему радости. И поддерживал его только угрюмый профессионализм.

Каа учился не рассчитывать на свою удачу.

Заполненная водой контрольная рубка за ним казалась удивительно тихой. Не открывая глаза и не нарушая сосредоточенности, Каа чувствовал, как остальные неофины изо всех сил сдерживают свои рефлекторные сонарные щелчки, чтобы не отвлекать его.

У них есть основания нервничать. Этот переход не похож ни на какой другой.

Причина находится прямо перед «Стремительным» — огромный объект, который одно мгновение кажется Каа гигантской медузой… затем огромным спрутом, со щупальцами такого размера, каких не видел ни один звездный корабль. Вид его гибкой поверхности, преобразованной в процессе движения в п-пункте, заставлял Каа вздрагивать. Инстинкт побуждал Каа уходить, отключить поля и перескочить на первую подходящую нить, куда бы она ни вела, — лишь бы не видеть эту ужасающую фигуру.

Но это наш проводник. И если мы попытаемся свернуть, занги, несомненно, убьют нас.

Каа слышал, что из-за двери в соседнее сухое помещение — ситуационную комнату — доносятся мяукающие звуки. Он узнавал крики глейверов, этих регрессировавших тварей с Джиджо, которые добровольно вернулись в животное состояние. Одного этого достаточно, чтобы вызвать нервную дрожь, даже если забыть о той неожиданной связи, которая оказалась у этих существ с иным порядком жизни. Эта связь дала «Стремительному» возможность уйти от ужасных джофуров, но какой ценой?

Мы спаслись от одного страшного врага, думал Каа. Но только чтобы столкнуться с другим, которого боится вся галактическая цивилизация.

На самом деле такие дилеммы стали обычными для корабля дельфинов. Казалось, вся вселенная полна только сковородками и огнем.

Они готовятся, подумал Каа, видя, как волны дрожи проходят по щупальцам спрута перед ним. Дважды уже такая дрожь предшествовала маневру прыжка. В обоих случаях потребовалось все его мастерство, чтобы без промедления перевести «Стремительный» на соседнюю струну непрерывности. Такого стиля перехода от нити к нити он никогда не встречал раньше. Они использовали линии, которые были скорее подобны времени, чем пространству, вызывая волны микропричинности, от которых всех на борту начинало мутить. Метод зангов казался не более эффективным, чем другие. И каждый такой резкий маневр — и жгучий невральный рефлекс — вызывал у Каа стремление повернуть и делать так, как он привык и что имеет больше смысла.

Я мог бы доставить тебя вдвое быстрее, негодующе думал он, обращаясь к твари в форме спрута. Только скажи, куда ты направляешься.

Конечно, с того времени как он в предыдущий раз использовал этот пункт перехода, когда «Стремительный» уходил из ужасного Фрактального Мира, осуществляя последний отчаянный замысел капитана Крайдайки — использовать «тропу сунеров», найти убежище на далекой Джиджо, — с этого времени резонансы изменились. Когда вблизи Измунути открылся второй пункт связи, это каким-то образом повлияло и на первый. Тем не менее должен существовать более легкий путь, ведущий туда, куда нужно зангам…

Сонарные образы сфокусировались. Каа увидел впереди яркий пучок нитей… Гордиев узел, в котором совсем нет пространственных линий.

Уф! Этот призрачный узел и есть, должно быть, место, куда направляются занги, будь они прокляты.

И однако, внимательно вслушиваясь в звуковой портрет, Каа подумал, что начинает различать смысл в этой путанице…

Знаете, готов биться об заклад, я знаю, на какую нить они собираются перейти.

Каа сосредоточился. Для него это очень важно. На ставке не только долг и выживание. Или прославленная репутация неодельфинов как первоклассных пилотов, которая начала распространяться по всем Пяти Галактикам. Даже сохранение прозвища теперь не очень его занимало.

Для Каа значение имело только одно. Сделать свою работу. Благополучно доставить Джиллиан Баскин вместе с ее грузом. А потом вернуться на Джиджо. Вернуться к Пипое. Даже если это означает никогда больше не быть пилотом. Он включил сигнал тревоги, чтобы предупредить остальных.

Начинаем!

«Спрут» расплелся, готовясь к последнему прыжку.

Затрудняюсь описать хотя бы одно мгновение нашего пребывания внутри пункта перехода.

В голову приходят сравнения. Как фейерверк в День Основателей. Или словно смотришь, как искусный урский лудильщик бросает во время волшебного представления сверкающую пыль взрывников, или…

Сдавайся, Олеин.

Из всего этого тошнотворного перехода я помню только полосы ярких лент на всех экранах мониторов. Сара Кулхан возбужденно восклицала, глядя, как у нее перед глазами на экранах оживают ее любимые уравнения, а более опытная Джиллиан Баскин удивленно и отчаянно ахала — и этот звук особенно тревожил меня.

Гравитационные поля плыли и сплавлялись. С инструментальных панелей сыпались искры. Метались в своих машинах для ходьбы неофины, направляя на раскаленные места струи инертного газа. И в целом путешественник, впервые оказавшийся в космосе, сообразил, что это совсем не типичный переход.

В сущности, я так ужасно себя чувствовал, что почти ничего не замечал. Только широко развел руки, чтобы глейверы могли собраться и прижаться ко мне. Они жалобно мяукали. Но все мои попытки успокаивающе поворчать заглушал пронзительный рев двигателей «Стремительного».

Несомненно, это были худшие мидуры моей жизни, даже когда я сравниваю их с тем ужасным временем, когда мы с друзьями в разбитой «Мечте Вуфона» падали с подводного утеса, ледяная вода била мне в лицо, и мы опускались в холодный ад Помойки Джиджо.

Я помню крик дельфина «Начинаем!», и положение сразу стало еще гораздо хуже. Мой второй желудок прижало к сердцу. Потом я обнаружил, что не могу дышать, и все звуки вокруг прекратились.

Несколько бесконечных мгновений я чувствовал себя так, словно оказался в середине тюка хлопка бек. Как будто меня вырвали из вселенной, и я смотрю на нее с конца длинного туннеля или со дна глубокого-глубокого колодца.

Потом, так же неожиданно, я вернулся! Вокруг меня снова кишел космос. С моего позвоночника словно сняли огромную тяжесть, и я смог глубоко вдохнуть.

Мы, джиджоанские хуны, любим свои парусные корабли, подумал я, борясь с приступом тошноты. На море нас никогда не мутит. Но наших предков, летавших меж звездами, должно быть, непрерывно рвало, если им часто так доставалось. Неудивительно, что легенды описывают их вечно недовольными брюзгами.