Впереди – вызывающие лозунги.
Наверху – на вершинах утесов храбрая (но глупая) молодежь размахивает оружием.
Внизу – Фвхун-дау гулким голосом просит изложить их требования.
Их ответ? Гулко разносится по каньонам и парящим фумаролам требование – чужаки должны улететь! Или испытают на себе месть величайшей силы Джиджо.
?!!
Фанатики угрожают ротенам Яйцом?
Но разве ротены не утверждают, что великий овоид явился по их приказу?
На лице ротена появляется выражение, которое можно истолковать как холодный интерес. Он считает угрозы фанатиков блефом.
– Увидим ли мы, что имеет силу, чтобы подкрепить их требования? – спрашивает звездный бог. – Сегодня вечером Яйцо и Джиджо будут свидетельствовать о нашей силе.
Лестер и Вуббен просят сдерживаться. Но Ро-кенн не обращает на них внимания. По-прежнему улыбаясь, он приказывает роботам по обе стороны барьера схватить удерживающие лозунги столбы. Наверху предводительница мятежников вытягивает свою длинную шею, выкрикивая угрозы на просторечном диалекте, призывая проснуться тайные силы Джиджо. Очистить наглый мусор пламенем.
Молодая предводительница – прекрасная актриса. Она топает копытами и предсказывает ужасные наказания. Наши самые доверчивые кольца на мгновение даже начинают верить ей…
верить…
верить…
Что происходит?
Что… происходит?
Какие впечатления
проникают
теперь
внутрь
быстрей, чем тает воск?
Какое
возникает
сознание,
которое охватывает
кольцо
за кольцом
так что все события
становятся равными
во времени
и в значении?
Что происходит?
…двойная молния очерчивает множество дюжин паломников, их тени бегут от белого пламени…
…жалуется разорванный металл… разлетается… рушатся пылающие обломки…
…образы уничтожения… две дымящиеся груды… еще мусор, который предстоит собрать и утопить в море…
Другими пятнами-глазами я/мы вижу удивление и ужас на лице Ранна, небесного человека.
…аура Ро-кенна разрывается противоречиями… словно одно кольцо треки охвачено радостью, а другое корчится от гнева…
* * *
А теперь и нечто новое разрывает прежние впечатления.
…зрительными пятнами на противоположной стороне мы первым замечаем огненное копье…
…обжигающая яркость поднимается по западной стороне неба… прямо от Поляны Собраний…
…земля под нами дрожит…
…истинный звук появляется чуть позже, разносится в разреженном воздухе, приносит нам низкий стон, подобный грому!
Наконец события замедляются настолько, что наши вращающиеся испарения могут с ними сравняться. Окружающее воспринимается цельно и последовательно. А не разорванно и параллельно.
Успокойтесь, мои кольца.
Неужели мы видим двух уничтоженных роботов, которые пытались разрушить барьер фанатиков?
Неужели мы были оглушены страшным взрывом за нами? На Поляне Собраний?
То, что было упорядоченным паломничеством, превращается в толпу. Небольшие группы бегут вниз, к пыльной, освещенной луной завесе, оставленной краткой вспышкой. Люди для безопасности держатся вместе, цепляясь за своих оставшихся хунских и квуэнских друзей, в то время как другие квуэны и множество уров презрительно кричат сверху, выкрикивают угрозы.
Ро– кенн не идет, а едет на платформе между двумя оставшимися роботами. Он спешно говорит что-то в небольшой прибор и с каждым мгновением приходит все в большее возбуждение. Его человеческие слуги находятся в шоке.
Женщина – Линг – держит за руку Ларка, нашего молодого человека-биолога. Утен предлагает подвезти их, и они взбираются на его широкую серую спину. Все трое исчезают на тропе вслед за Ро-кенном.
Ум– Острый-Как-Нож сжато предлагает везти эту груду колец, этого Аскса!
Могу ли я/мы отказаться? Фвхун-дау уже несет Вуббена на своих сильных чешуйчатых руках. Человек-мудрец тянет г'кека, чтобы оба могли быстрей спуститься и посмотреть, что случилось.
Мы голосуем и большинством колец принимаем предложение. Но после нескольких дуров торопливой квуэнской скачки раздаются требования пересмотра результатов голосования! Но мы продолжаем висеть, цепляясь за панцирь и жалея, что не пошли пешком.
Проходит время в напряжении, издеваясь над нашими бесполезными догадками. Тьма поглощает мудрость. Блестящие звезды словно смеются над нами.
Наконец на вершине утеса мы расталкиваем окружающих, чтобы бросить взгляд.
Способны ли вы почувствовать это, мои кольца?
Объединившись в шоке, я вижу дымящийся кратер, полный искореженного металла. Святилище, в котором Ро-кенн и небесные люди жили среди нас много недель. Их погребенная крепость – теперь огненные развалины.
Действуя с хладнокровной решительностью, Ур-Джа и Лестер Кембел призывают добровольцев, которые могли бы спуститься в дымную яму и, рискуя собственной жизнью, предпринять героическую попытку спасения. Но кто может выжить в таких разрушениях? Можно ли найти кого-нибудь живым?
У нас у всех возникает одна и та же мысль. У всех членов Шести. У всех моих колец.
Кто усомнится теперь в силе Яйца? Или в ярости оскорбленной планеты?
Незнакомец
С каждой новой найденной песней словно раскрываются двери, как будто старинные мелодии способны разворачивать целые пласты времени. Самые ранние воспоминания, те, что крепчевсего привязаны к музыкальной фразе или стихотворной строчке. Особенно быстро уносят его в детство колыбельные.
Теперь он помнит свою мать, как она поет ему в безопасности теплой комнаты, поет баллады о мире, полном справедливости и любви, – сладкую ложь, которая помогает укрепить характер, хотя позже он и узнает правду о горькой, смертельно опасной вселенной.
Несколько причудливых песенок позволяют вспомнить бородатых близнецов, двух братьев, которые много лет выполняли роль отца в его семейной паутине, пару неизлечимых шутников, которые постоянно заставляли всех шестерых детей хохотать над их шутками и добродушными проделками. Снова и снова повторяя самые простые стихи, он обнаруживает, что почти понимает игру слов – настоящий прорыв. Он знает, что это детский, инфантильный юмор, но смеется и смеется над старинной отсебятиной, пока слезы не начинают течь по щекам.
Ариана Фу проигрывает для него новые записи, и некоторые вызывают поток новых воспоминаний: он заново переживает возбуждение от оперетт и мюзиклов, которые любил в юности. Чисто человеческая форма искусства, которая позволяет смягчить напряжение, когда человек вместе с миллионами других молодых мужчин и женщин пытается овладеть высокомерной наукой цивилизаций, более древних, чем самые яркие звезды.
Он испытывает острую боль, вспоминая то, что когда-то принадлежало ему. Большинство слов и фактов остаются чуждыми, непостижимыми, даже имя его матери, да и его собственное тоже, но он по крайней мере начинает ощущать себя живым существом, личностью с прошлым. Человеком, чьи действия когда-то имели значение для остальных. Кем-то, кого любили.
И музыка – не единственный ключ! Другой предлагает бумага. Когда приходит настроение, он хватает карандаш и увлеченно рисует, покрывая страницу за страницей, подчиняясь стремлению рисовать, хотя и знает, что для этого нищего народа каждый листок – сокровище.
Когда замечает, что Прити украдкой пишет простое линейное уравнение, с радостью обнаруживает, что понимает!
Математика никогда не была его любимым языком, но теперь он обнаруживает ее привлекательность. Очевидно, цифры не покинули его, как это сделали буквы.
Он испытывает новое чувство, когда его лечит Пзора, эта груда похожих на пончики колец, которой он вначале так боялся. Странное единство, которое так же отличается от слов, как день от ночи. Лишенный речи, он словно лучше способен понимать оттенки запахов и прикосновений Пзоры. Щекотливое мерцание, вызванное постоянно меняющимися испарениями целителя, пронизывает тело. И снова его руки движутся словно по своей воле, отвечая на вопросы-запахи Пзоры на уровне, который он способен только смутно постичь.
