Была и другая причина торопиться. Покидая свою сферу с остатками воздушного шара, он заметил, как с противоположной стороны к барьеру прикоснулись какие-то тени. Джофурские роботы пришли осматривать первого пленника.

Имущество разбросано по полу новой камеры. Двер схватил свой импровизированный мешок и направился в единственное возможное убежище — на нос плененного звездного корабля.

Корабль ничем не напоминает массивный джофурский дредноут, скорее он похож на пару ложек, сваренных лицом друг к другу, причем выпуклость расположена впереди. К счастью, оболочка охватывает весь корабль, от кормы до носа. Под золотистой поверхностью виден ряд тусклых иллюминаторов.

И здесь есть дверь!

Двер собрался с силами, пригнулся и прыгнул к манящему люку. Проплыл разделяющее расстояние и сумел ухватиться за выступающую скобку левой рукой.

«Если тут нужен какой-то тайный код, я пропал».

К счастью, дельфины на каждом корабле установили стандартную процедуру входа и выхода. Он сопровождал их в нескольких экспедициях и помогал. Двер с радостью увидел, что установленный дельфинами входной механизм на месте. Он такой простой, что даже джиджоанский охотник его поймет.

Чтобы открыть, повернуть выступ.

Дверу везло. Выступ поворачивается.

«Если внутри есть воздух, ветер ударит мне в лицо. Если воздуха нет, меня втянет и я умру».

Пришлось упереться ногами в корпус и потянуть изо всех сил, чтобы сдвинуть люк. Поле зрения сузилось, и Двер понял, что через несколько мгновений потеряет сознание.

Неожиданно ему в лицо ударил ветер. Это воздух с силой вырвался из корабля.

Затхлый воздух. Вонючий, затхлый, влажный, удивительный воздух.

Плохие новости не были неожиданными, однако она все же надеялась на лучшее.

Закончив нанизывать на нить очередной рой пленных судов, корабль джофуров ускорился, догоняя следующую группу.

И скоро стала ясна истина.

Удача наконец изменила «Стремительному».

Что ж, на этот раз они сделали правильный выбор, подумала она. Рано или поздно это должно было случиться.

«Стремительный» в поле зрения противника, и ему предстоит преодолеть еще немало миктааров гиперпространства, чтобы достичь безопасности.

«На Джиджо есть и другие, — подумал Фвхун-дау, зная, что и восьми недостаточно. — Со временем нужно будет пригласить новых колонистов — дельфинов.

Я читал в земных книгах о китообразных и о великой Мечте Китов. Какую музыку мы могли бы создать, если бы эти странные существа добавили свои голоса к нашему хору?

А после них — кто знает? Лорники, шимпы и зукиры? Кикви, которых издалека привезли дельфины? Какая смесь голосов! Может быть, цивилизация все же достойна своего имени.

Все это впереди — сверкающие возможности, превосходящие всякое сравнение или предположение. А пока совет состоит из тех, кто заслужил место своим выживанием на Джиджо, создавая этот мир. Выращивая детей, все атомы организма которых исходят из обновленной коры матери-планеты. И эти черты определяют музыкальную гармонию восьми.

С каждым вдохом мы вдыхаем Джиджо».

Так «ворчал» Фвхун-дау, издавая низкие вибрирующие звуки своим горловым мешком.

«Мы пьем ее воду. После смерти наши любимые опускаются в ее пропасть. И там мы присоединяемся к ритмам планеты».

Присутствие, присоединившееся к ним, было одновременно знакомым и ужасающим. Совет чувствовал его биение в каждой ноте флейты или мирлитона. Оно пронизывало треск погремушки глейвера и сухие эмпатические глифы титлала.

Поколениями Яйцо прикасалось к их мечтаниям. Его мягкая музыка была платой за каждое паломничество, помогая сплачивать единство Общины.

«Но на протяжении всех этих лет мудрецы знали. Оно спит. И мы не знаем, что произойдет, когда оно проснется».

Просыпается ли Яйцо из-за того, что совет наконец обрел недостающие части? Или жестокие джофуры прервали его сон?

Фвхун-дау нравится думать, что к этому приложил руку его старый друг Вуббен.

А может, просто пришло время.

Отголоски постоянно усиливаются. Фвхун-дау ощущает их ногами. Они возникают под поверхностью и нарастают, достигая крещендо. Высвобождение накопленной энергии. И цели.

Какая энергия! Что произойдет, когда она освободится полностью? Его мешок пульсирует в ворчании, болезненней и сильней, чем когда-либо раньше.

Фвхун-дау представляет себе, как с титанической силой взрывается горная кальдера, выплескивая потоки лавы на измученные склоны Праздничной Поляны.

Однако, как выяснилось, высвобождение пришло лишь с легкой дрожью земли.

Но мудрецы содрогнулись, когда высвобожденная энергия устремилась вперед быстрее мысли.

К Нело, стоящему на развалинах бумажной мельницы, утомленному и расстроенному долгим возвращением домой, оно пришло длинной последовательностью запахов.

Сладким запахом размельченной в пульпу ткани, исходящей паром на экранах для сушки.

Горячим запахом кожи его покойной жены, когда она после долгого дня заботы об их необычных детях обращала свое внимание и на него.

Запахом волос Сары, когда той было три года, — к этому запаху привязываешься, как к наркотику.

Нело тяжело опустился на остаток стены. За долю кидура он ощутил множество различных чувств. Что-то в нем лопнуло, и он заплакал.

— Дети мои, — плакал Нело. — Где вы теперь?

Что— то говорило ему, что их нет больше на планете.

К Фаллону, привязанному и лежащему в ожидании смерти в подземном логове хищного роула, ощущение пришло в виде множества образов.

Загадочные остролистые деревья на равнине Восхода, так далеко на восток, как не пробирался никто другой.

Ледяные потоки северо-запада, огромные плывущие горы, со снежными башнями, высеченными ветром.

Мерцающие насмешливые галлюцинации Спектрального Потока и оазис Кси, куда ласковые иллии пригласили его провести дни своей старости, разделить с ними их тайны и благородных лошадей. Фаллон не плакал. Он знал, что Дединджер и его друзья за порогом этой пещеры в дюне слушают. И когда хищник вернется в логово, никакого удовлетворения от бывшего главного следопыта Общины они не получат.

Тем не менее поток воспоминаний подействовал на него. Фаллон уронил одну-единственную благодарную слезу.

«Жизнь имеет смысл только в твоих собственных глазах». Фаллон осмотрел свою жизнь и назвал ее хорошей.

Для Уриэль, занятой очередным срочным проектом, набежавшая волна была только нежелательной помехой. Напрасной тратой времени. Особенно когда все помощники отложили инструменты и уставились в пространство, испуская низкие почтительные стоны, или вздохи, или ржание.

Уриэль знала, что это такое. Благословение, на которое у нее был простой ответ.

Ну и что?

У нее слишком много дел, чтобы безрассудно тратить дуры на то, что не подвластно ее контролю.

Она сухо заметила на галдва:

Я рада, что ты наконец решилось.

Хвала тебе, о долгоживущее Яйцо. Ты наконец решилось действовать.

Но прости меня, если я не буду восхищаться слишком долго.

Ибо у многих из нас жизнь так коротка.

К Эвасксу — мгновение спустя и на расстоянии в пол световых года — оно пришло как короткая болезненная дрожь воска. Древнего воска, накопленного за многие джадуры прежней грудой — старым мудрецом треки.

Из общего сердечника груды невольно вырвался пар, миновал мастер-кольцо и плотным облачком выделился из верхнего отверстия.

Хвала судьбе.

Другие кольца отпрянули от Эваскса под действием уникальных запахов, порожденных джиджоанской почвой.

А старшая груда-священник автоматически среагировала на этот запах, поклонившись и добавив:

Аминь.

— Ларк, дай руку!

Он дрожал, пытаясь справиться с припадком, который начался так внезапно, заставив ухватиться за амулет, висящий на шее. Ларк крепко сжимал камень, даже когда тот начал жечь руку.