— Но лейтенант, вы знаете — кто?
— Да, знаю, — сказал Мендоса. — Теперь мы займемся поиском доказательств. На всю катушку. — Он остановил «феррари» на стоянке возле управления. — Ты печатай показания и мчись обратно в больницу за подписью. Никто не знает, сколько она еще протянет.
— Да. сэр.
Поднявшись наверх, Мендоса вызвал к себе в кабинет сержанта Лейка и начал диктовать ему длинную телеграмму шефу полиции Уайтсвилла, Канзас.
Весь остаток дня несколько человек были заняты сбором доказательств. Зная, что и где искать, им было удивительно легко это делать. История раскрывалась перед ними как по писаному. Или почти так.
Первой осязаемой уликой оказалась короткая лопата в гараже дома на Флорентина-стрит. На ее обратной стороне сохранились слабые следы крови и ткани; отпечатков пальцев, конечно, нигде не обнаружено.
Браслет от золотого амулета был найден в сумочке Дженифер Хилл.
Полицейские съездили в «Мэллоу и Вудис», где она работала на большой обрезочной машине. Где молодой человек по имени Реддинг, складской служащий, отвел их к мастеру… и побелел как полотно, услышав о Дженифер Хилл. Может быть, Реддинг надеялся за ней поухаживать? Теперь уже слишком поздно. Мастер, который был на нее сердит, выслушав все, сказал: «Бедная девочка». В конторке он до стал короткое письмо, полученное в понедельник: отпечатан нос на машинке, подписанное «Дженифер Хилл», в котором говорилось, что ввиду неотложных семейных обстоятельств она вынуждена оставить работу.
— Так, сделано грубо и на скорую руку, — сказал Мендоса. — Он и не думал, что мы посмотрим дальше собственного носа! В прокуратуре письмишко понравится. (Письмо реквизировали.) Еще как понравится! В доме Уолкер — Хилл нет печатной машинки, и, скорее всего, будет легко доказать, что подпись подделана. Какие семейные обстоятельства заставили ее отказаться от зарплаты? Единственная ее родственница умирает сейчас в больнице.
Фото с негатива, конечно, окружному прокурору тоже понравится. И даже очень.
Мастера попросили формально опознать тело. Он это сделал, в основном, по платью и браслету. Большинство девушек, с которыми она работала, могли подтвердить, что браслет — ее, она носила его все время. И этот амулет именно с ее браслета. Миловидная молодая толстушка с соседнего станка смогла даже описать случай, когда амулет оторвался. Это произошло около четырех часов в субботу. Конечно, сумка Дженни была в шкафчике в раздевалке, и она просто завернула амулет в носовой платок и спрятала на груди. Браслет оставался на ней, но потом, видимо, она его сняла и положила в сумку.
Довольно интересно, что на внешней стороне двери дома, в кухне на столе и на двери совершенно отсутствовали отпечатки пальцев. Он запомнил места, к которым прикасался, и потом тщательно их вытер.
Около десяти пришел длинный и чрезвычайно интересный ответ из Уайтсвилла, Канзас. Прочитав его, Мендоса отправил телеграмму с вопросами и просьбой о сотрудничестве шефу полиции Сан-Франциско.
Почти под занавес Паллисер получил телеграмму из «Краун лэпидари компани» с сообщением, что в результате поисков они нашли запись заказа на амулет. Заказ от десятого ноября позапрошлого года, от мисс Женевьев Уолкер, 2620, Флорентина-стрит, Лос-Анджелес, которая приложила квитанцию о переводе денег за полную стоимость. Записи о том, что мисс Уолкер запрашивала один из их каталогов, у них нет.
Нет, конечно, это была Дженифер Хилл. И никогда не знаешь, какие уловки предпримет на суде защита; ты просто автоматически собираешь как можно больше фактов. В «Краун лэпидари компани» был послан запрос, интересовалась ли мисс Дженифер Хилл их каталогами.
Очевидные вопросы задавались в очевидных местах.
(В больнице для домашних животных кот спал в своей временной клетке. Его желудок был полон; клубки в шерсти начали расчесывать; впившийся в кожу репей найден, удален, рана почищена. Ему не нравилось это незнакомое место, но, по крайней мере, люди снова стали о нем заботиться. Он философски спал.)
К концу рабочего дня больше ничего не было. Хэкет сказал, что ему это напоминает вытаскивание слив из бутылки: уж если достал одну, то о других можно не беспокоиться. Но здесь, конечно, все вполне очевидно: парень недооценил полицейских, не думал, что они копнут поглубже. А они копнули, только не знали в каком направлении искать. Теперь узнали, поэтому легко находили доказательства.
— Наверное, у него была причина так думать, — сказал Хэкет. — Может, полиция в Уайтсвилле не на высоте. Ну и в Сан-Франциско своих дураков хватает… Но какого черта он это сделал, Луис? Не было другого выхода? Я еще понимаю — вышел из себя с Дженнифер. Но Маргарет? Она, разумеется, могла раздражать, кое-что затруднять, но не могла помешать…
— Не могла. Но когда поразмыслишь, Арт… Знаешь, все дело в деньгах. Которые после нее останутся. Я ошибался. Думал, все дело в сексе, а оказалось — в деньгах. Как очень часто бывает…
День в определенном смысле прошел удачно. Все так замечательно и четко прояснялось, что сам процесс доставлял удовольствие.
— Когда будешь его брать? — спросил Хэкет, входя в офис в половине шестого. — Вот ордера.
Мендоса оторвался от показаний Женевьев Уолкер. Неожиданно он улыбнулся.
— Думаю все обставить, как в детективных романах, Арт. Просто для разнообразия. Или ради развлечения. Tal vez, es el mejor modo de haserlo[51]. Пусть кто-нибудь позвонит им и вежливо попросит прийти в мой кабинет завтра утром в десять часов. Потому что — раз у нас прекрасные улики — всегда приятно добиться признания, не так ли? По крайней мере несколько серьезных признаний. И еще пара вещей, которые обнаружились, ну, я склонен думать, что наш друг был не вполне, м-м, искренен со своей…
— Понимаю, — ухмыльнулся Хэкет.
— Люблю зрителей, — сказал Мендоса, потягиваясь. — Пожалуйста, полицейского из женского отряда. Стенографиста. Пара свидетелей — ты и Паллисер.
— Хорошо.
— А теперь я иду домой.
— Я тоже. Здесь больше нечего делать.
Дома Хэкет наконец-то попробовал новое мясное блюдо Анжелы, а потом все переживал, что много, наверное, калорий в густом коричневом соусе, в грибах, фаршированных баклажанах и довольно экзотическом на вкус новом салате. Не говоря уже о жареной картошке.
На его сетования Анжела ответила:
— Не глупи, Арт, ты большой мужчина, тебе надо много и хорошо есть.
— Да, но доктор говорил… Да ты знаешь, только постная белковая диета…
— Дорогой, но ведь такая тоска,— сказала Анжела.— Никакого полета.
— Да,— покорно согласился Хэкет.— Между прочим, дело-то у нас уже в шляпе. Похоже…
Мендоса приехал домой и рассказал Элисон, что они все выяснили.
— Действительно, они оказались связаны. Хорошо и крепко — блондинка и наша Маргарет.
— Кто?
Он рассказал.
Помолчав секунду, Элисон спросила:
— Но зачем? Она не могла ему серьезно помешать… А-а, кажется, поняла. Из-за ее денег?
— Умница.
— Но такое дело — только ради денег.
— Деньги,— сказал Мендоса,— чертовски хорошая штука, ради которой много чего наворочено.
— Наверное. И ты, конечно, можешь говорить, что у любого человека, выросшего в бедности, есть причина совершить все что угодно ради денег. Но мы с тобой в детстве были небогаты. Боже мой, первое, что я отчетливо помню в жизни, — ветхий лагерь в Сьерра дель Бурро в Каохуиле. Папа строил там гостиницу, и он сделал для меня ванну в горном потоке. До сих пор чувствую, какая была холодная вода, — она рассмеялась. — И один из проходивших мимо рабочих очень вежливо извинялся за то, что нечаянно увидел маленькую даму — кажется, мне было четыре или пять лет… А у тебя было еще меньше, чем у меня. Собирали обмылки. Мы не… не делали из всего этого трагедию.
— Не надо тебе объяснять, что люди бывают разные. Психологи… Я с ними не согласен,— сказал Мендоса.— Человек рождается с тем или иным характером. Его можно изменить, но лишь до определенной степени, — он неожиданно рассмеялся. На удивленный взгляд Элисон ответил: — Нет, ничего. Я подумал об одной милой женщине, которую однажды встретил, она говорила, что все зависит от звезд в твоем гороскопе. Я таков, как есть, потому что родился в семь утра двадцать восьмого февраля определенного года под знаком Рыб…
