— Он на меня набросился,— сказал тот, садясь на кушетку. — Перерезал телефонный провод и сунул мне под нос свой примус. Ну, такой тип горазд палить, я не псих и не напрашивался. Один раз только, когда я решил было, что врасплох его застану… По-моему, ничего серьезного, но…

— Вот именно — «но»! — сказал Мендоса.— Ладно, ты не виноват. Мне бы следовало иметь побольше воображения. Я думал, не составит особого труда за ним последить. Кажется, здесь я сглупил. — Мендоса злился на самого себя.

— Рука, по-моему, сломана, — морщась, сказал Дуайер. — В этом году я уже третий раз нарываюсь на пулю, представляете, лейтенант? И почему для разнообразия не могут подстрелить кого-нибудь другого?

Насколько могли, они постарались привести все в порядок. Ардена, чье состояние, кажется, было не так уж плохо, отвезли вместе с Дуайером в больницу. Дуайер рассказал, что около десяти часов он услышал, как Арден в доме стал кричать о самоубийстве. Он раздумывал, не зайти ли ему внутрь, когда Арден заметил его на крыльце и начал его поносить и орать насчет полицейского преследования. Поэтому Дуайер вошел и, собравшись арестовать Ардена для его же собственного блага, оказался под дулом револьвера. По его словам, Арден оставался в «Викторианской комнате» примерно до девяти и вышел оттуда несколько на взводе, судя по тому, как он вел машину. Возможно, алкоголь, размывающий ощущение реальности, и навел его на размышление о том, как безжалостно его травят. Впрочем, такому как Арден немного и надо, чтобы завестись. Мендосе следовало бы это помнить.

Старушке он ничего не смог растолковать. Пытался как можно мягче объяснить ей ситуацию, но она отказывалась слушать и понимать.

— Здесь какая-то ошибка, офицер, — повторяла она, качая головой. — Только не мой сын, о нет, все это ужасная ошибка. Джордж замечательный мальчик, хорошо воспитанный, господин офицер. Его вывели из равновесия, не удивительно… Я должна поехать с ним в больницу… Вся эта кровь… Вы взрослые хулиганы, стреляете в невинного мальчика безо всякой причины… Это все ошибка…

В конце концов Мендоса вызвал из управления женщину, чтобы не оставлять старуху на ночь одну. Возможно, женщина-полицейский ей лучше объяснит. Или мать Ардена всегда будет думать, что произошла ошибка. Защищая саму себя. Потому что говорят ведь, что обычно в том повинна мать, допустившая какие-то ошибки.

Мендоса приехал в управление и позвонил в больницу. У Дуайера простой перелом, потеря крови незначительная; в больнице его продержат до утра. Состояние Ардена более серьезно, но его жизнь вне опасности.

Мендоса послал людей. Одного — в больницу, караулить Ардена.

— Записывай все, что он говорит. Он под арестом, пока лишь как важный свидетель. Можешь это ему сказать, когда проснется. — Другого — в Палм-Спрингс. — Я хочу, чтобы Даррелла привезли pronto[42]. Важный свидетель. Мне нужен ордер на обыск его квартиры. А также на обыск дома Ардена. Сейчас я еду домой. Если Арден проснется и сознается в убийстве, позвони мне. Если нет, то не звони, с меня на сегодня уже хватит.

Он приехал домой около часа ночи. Элисон сидела на кровати и листала журналы.

— Не надо было меня ждать, querida, — сказал он, снимая пиджак.

— Ну ты даешь,— сказала Элисон.— Ты что, действительно думаешь, что я лягу в постель и усну, когда ты ушел и прихватил с собой оружие?

— От беспокойства нет никакой пользы. Чему быть, того не миновать. А произошла чертовски досадная вещь, — раздеваясь, он рассказал ей о сегодняшних событиях. — Ох уж эти сверхэмоциональные невротики. Надо ж ему было трепыхаться, стрелять в моих людей… Конечно, опять досталось Берту… Хотя это ничего не доказывает. Но Арден может расколоться и сделать нам славное признание, после того что случилось. Посмотрим.

Арден не признался. Проснувшись, он с неудовольствием обнаружил возле себя полицейского и узнал, что находится под арестом, после чего замкнулся и отказывался что-либо говорить, кроме того, что его травят.

Даррелла поместили в тюрьму Каунти-джейл в семь тридцать утра после утомительной ночной поездки в Палм-Спрингс и обратно. Арестовавший его офицер доложил, что Даррелл вел себя грубо, вызывающе и требовал адвоката. Мендоса, который расписывал Хэкету ночные похождения, сказал:

— Пусть себе требует. Он сможет встретиться с адвокатом после допроса, который я как раз собираюсь провести.

Но когда он встал из-за стола, вошел сержант Лейк, прикрыл за собой дверь и сообщил:

— Лейтенант, вас хочет видеть мистер Чедвик.

— Так-так, неужели? Хотя, если подумать… Арт, поезжай в тюрьму и начинай обработку. Я подъеду позже. Хорошо, я встречусь с Чедвиком, Джимми. — Он опять сел и закурил.

Чедвик выглядел сильно постаревшим и поблекшим. Он вошел, поздоровался, сел на стул напротив Мендосы.

— Полагаю, вы, скорее всего, догадываетесь, зачем я пришел, лейтенант.

— Догадываюсь? — Мендоса предложил ему сигарету, вежливо дал прикурить.

— То, что вы мне сказали вчера, на похоронах. Про скелеты в шкафах. Я не собираюсь спрашивать почему, но, по-видимому, вы думаете, что моя… что Маргарет… убита умышленно. Кем-то… из ее знакомых? Судя по тому, как вы… выведываете все о личных взаимоотношениях, о семье, изучаете ее друзей. Ордер на обыск в ее… Я не понимаю, откуда у вас такая версия?

— Есть несколько мелочей, мистер Чедвик. Нет нужды вдаваться в подробности.

— Итак, я полагаю,— сказал Чедвик с горечью,— вы вторгаетесь в личную жизнь. Думаю, вы уже выяснили насчет миссис Росс.

— Мне известно, что вы были у миссис Росс в воскресенье вечером, — бесстрастно проговорил Мендоса.

— И вчера вечером тоже, — сказал Чедвик. — Не знаю, как это для вас может быть связано с Маргарет. Но буду вполне откровенен с вами, лейтенант. Должно ли данное обстоятельство всплыть на поверхность? Оно не имеет отношения к делу. Вы и сами говорили, что обнаруживаете много несущественного. Я… моя жена… если все откроется, она…

— Мы здесь не торгуем сплетнями, мистер Чедвик. Все, что несущественно, забываем. Но вы меня простите, у вас не очень большой опыт в… м-м… интригах, не так ли? Почему вы пришли и выложили мне это просто так, даром? Может быть, мне известно лишь, что миссис Росс друг семьи или кузина и вы ездили повидать ее, чтобы поделиться печальными новостями о вашей дочери. — В глазах его промелькнула смешинка.

Чедвик подался вперед.

— На самом деле вы так не думали, правда?

— Нет, мистер Чедвик, — ровно ответил Мендоса. Он не добавил: «После того, как повидал вашу жену», — но, вероятно, это слышалось в его голосе.

— Что вы подумали? — Чедвик неожиданно рассердился. — Сказать вам? Я знаю! Вы подумали: «Они не ладят между собой, но он к ней прилип из-за ее денег». Так? Ведь так? — Его лицо покраснело; на шее задергался мускул.

— Так ли? — сказал Мендоса. — Конечно, можно было подумать и это. — Так помогает, когда люди выходят из себя, тут-то они часто и проговариваются.

— Черт побери! — говорил Чедвик. — Мы всегда были… несовместимы. Мягко сказано. Но как я мог, когда девочки были еще маленькими и на две семьи не хватало денег… Но я просил ее. Да. Когда… я встретил Хелен. И она сказала, что если я попробую с ней развестись, она через суд затребует такие большие алименты, какие только сможет получить. В тех кругах, где она вращается, развод все еще считается позором. Особенно, если кто-то хотел бы отделаться от нее, а не наоборот. Это было до того, как она получила наследство. Маргарет была подростком. Я не посмел… не посмел. Хелен был всего тридцать один год, у нее еще могли быть дети. И после того, как у моей жены появились деньги, мало что изменилось. Она сказала, что суд… никогда не знаешь, как решит судья. В газетах тогда как раз писали об одном случае: женщина имела хороший доход с капитала, а мужчина лишь жалованье на работе, но судья установил алименты и возмещение морального ущерба в размере пятисот долларов в месяц. И если бы Майра оказалась потерпевшей стороной… Вы понимаете? Я не мог… не посмел. Сейчас думаю, что был дураком. Знаю это наверняка. Я должен был попробовать.