— Давайте рассмотрим еще раз патроны.

Их осмотрели, бережно перекладывая из ладони в ладонь. Патроны были не от русской винтовки.

— Когда же это было? Во время второй мировой войны — вряд ли. После войны — исключено. Выходит, тот, кто опередил нас, побывал здесь еще в двадцатые-тридцатые годы, — пробормотал Аркадий. — Шлюпка этих людей перевернулась — об этом говорят кошелек, часы, патроны…

Мы старались не смотреть друг другу в глаза. А что, если эти люди забрали пенал?

— Положим, о том, остался пенал внутри судна или нет, — сказал наконец Василий Степанович, — находка не говорит ничего. Ясно одно, кто-то продолжал интересоваться «Мининым». А мы… Нам надо продолжать искать. Будем пробиваться внутрь.

— Вот что, — сказал Белов. — Корпус пока не взрывайте. Осмотрите еще раз дно. Мне нужно съездить на Шикотан, к «Аяну». Постараюсь вернуться тотчас.

На следующее утро мы стояли на берегу и смотрели, как кивает кормой, переваливается с волны на волну маленькая лодочка. Григорьев отвозил Белова на сейнер.

Аркадий сказал:

— Зачем он едет? Зачем ему нужен «Аян»? Для чего? Не понимаю? И просил ждать.

Ни через два, ни через три дня Белов не вернулся. Вместо него пришла радиограмма. Ее привез Матевосян.

В каракули, которыми радист Изменного записал принятый с Шикотана текст, мы всматривались по очереди.

— Какая-то чепуха! — сказал Аркадий. — Какой шкаф, какая койка? Что он там выдумал? Откуда он все это взял?

Николай еще раз перечитал радиограмму.

— В трех метрах от поверхности, районе шлюпбалки. Ишь какой умный! Что это еще за точность?

Боб присвистнул.

— Чудак! Заметили, какие у него глаза? Вроде смотрит на тебя и видит насквозь. И голова всегда — в плечи!..

— Что же нам делать?

Мы с Аркадием переглянулись.

— По-моему, надо рвать, — сказал я. — Если Белов пишет, значит, у него есть на то веские основания…

Николай вздохнул.

— Как прикажете. Ждать больше нельзя, будем рвать!

Взрывали на следующий день.

Николай и Боб прикрепили под водой к корпусу «Минина» толовые шашки, вывели провода наверх.

Катер стоял в стороне на якоре. Тонкие оранжевые проволочки, взбежав из-под воды на палубу, кончались у подрывной машинки. Около нее, держа в руке ключ, сидел Николай.

Мы с Бобом, одетые в гидрокостюмы, ждали в резиновой шлюпке.

Как хлыстом по воде ударил двойной взрыв.

Затем, глухо и резко, еще один.

— Все, — сказал Николай. — Кинулись!

Мы спустились под воду.

Облачки пузырей клубились в груде искореженного железа. В борту зияло отверстие… Кусок обшивки, который преграждал вход внутрь к каютам, упал, открылась узкая неровная щель.

Боб протянул мне фонарик и начал расстегивать пояс.

Я смотрел, ничего не понимая. Он сделал глубокий вдох, вынул изо рта загубник и сбросил акваланг. Взяв загубник в рот и держа акваланг перед собой в вытянутых руках, осторожно приблизился к пролому и начал пролезать внутрь судна. Черная пробоина поглотила его. Я просунул в пролом руку с фонариком. Тень человека внутри колебалась, таяла и наконец исчезла.

Я ждал.

Наконец в слабом укороченном луче фонаря зажелтело какое-то пятно. Оно приблизилось, выплыло из полутьмы и превратилось в круглое дно баллона. Вслед за аквалангом из пробоины выплыл Боб.

На катер Боб влез первым, я — за ним.

— Ну? — нетерпеливо спросил Аркадий. — Ну? Что? Как там теперь — посвободнее?

Боб молчал.

— Так что? — взорвался Аркадий. — Что? Внутри парохода были, каюты смотрели? Много их?

— В одной был, — сказал, смакуя каждое слово, Боб. — Прямо тут, где рвали… Какой-то цилиндр там лежит под койкой.

Если бы он сказал, что встретил там привидение или живого человека, прожившего под водой тридцать лет, он поразил бы нас не больше.

— Как? Прямо под койкой?

— Ну… Говорю — заплыл в каюту, ничего не тронуто. Все, конечно, поржавело, сгнило, ничего не завалилось — рванули мы аккуратно… А он в рундуке под койкой. Лежит вот такой. На трубу похож. Диаметр сантиметров двадцать. Тяжелый — не качнуть… Чтобы достать его, придется сломать у койки борт, а у пробоины загладить края. Иначе тросы, когда тащить будем, порежем.

— А если это не пенал?

— Вроде бы пенал.

— Фантастика!

— Но Белов-то каков! Откуда он все знает?

Последующие дни летели как мгновения.

Под водой пилили железо — снимали заусенцы, ломали в каюте остатки койки. Николай и Боб каждый раз проверяли таинственный предмет.

— Лежит, — говорили они, — лежит, а тащить неловко.

Наконец Николай сказал:

— Можно поднимать!

За борт опустили два тонких стальных троса с петлями и металлическими карабинами. Укрепляли их на цилиндре Николай и Боб. Возились долго. Отогреваясь на палубе катера, Николай рисовал нам систему креплений. Несколько раз он мастерил из обрывков пеньковых веревок мягкие петли-удавки и уносил их с собой под воду.

— Еще вот так прихватил, — говорил он, добавляя к рисунку линию. — И тут, для страховки…

Поднимали вечером. Погода хмурилась. На юге, над горизонтом, сгущалась синева. Невидимое солнце заходило.

Мы стояли у борта катера, наклонясь, ожидая, когда на поверхность выскочит белый буек, который унес с собою под воду Николай. Это будет сигнал к подъему.

Буек выскочил внезапно, заиграл, заплясал на воде. Мы расхватали стальные концы, обернули ладони тряпками.

Сначала тросы шли легко — выбиралась слабина, — потом остановились. Боб скомандовал: «Два — взяли!», — упираясь, преодолевая сопротивление, мы стали тянуть.

Мы тащили, кряхтя, переругиваясь, топчась на скользкой палубе.

— Скоро? — не выдержав, спросил я.

Боб озлобленно посмотрел через плечо:

— Тяни!

— Вижу! — закричал Аркадий. — Идет!

Он ошибся. Всплывал аквалангист. Николай выскочил на поверхность, замахал руками, сорвал с лица маску и крикнул:

— Стой!

Укрепив маску на лице, снова скрылся.

Мы ждали с полчаса.

Наконец Николай опять всплыл, устало сказал:

— Давай!

Мы работали с тупым упорством галерных гребцов, перебирали жесткие петли троса и укладывали их на палубу.

— Вот! — снова сказал Аркадий. — Идет!

Никто не отозвался. Все видели: из глубины в дробном облаке пузырей, поддерживая руками что-то длинное и бесформенное, всплывал человек.

Он терся у борта катера, остерегаясь удара, поддерживая опутанный тросами груз, отводил его от борта.

— Раз-два — взяли! — скомандовал Боб.

Груз вышел из воды, превратился в длинный, опутанный зелеными водорослями, заросший ракушками цилиндр.

Мы стали плотнее, уперлись, потянули. Груз, ударяясь о борт, пошел вверх, остановился, приподнялся, с грохотом обрушился на палубу.

Мы молча сели вокруг него.

Вечером того же дня мы открывали поднятый с «Минина» цилиндр. Николай лезвием ножа счистил налет водорослей, сбил слой раковин, нашел щель. Все затихли. Нож уверенно открывал место кольцевого стыка. Лезвие, повинуясь руке, углублялось в поверхность цилиндра, отделяло от металла чешуйку за чешуйкой. Тусклый свинцовый блеск возник на месте среза.

— Это пенал, — сказал Аркадий. — Друзья мои, это пенал.

В сарае, где мы сидели, наступило молчание. Немая тишина звенела над нашими головами.

Очистив цилиндр и уложив его на кусок брезента, мы внимательно рассмотрели находку. Это был действительно металлический пенал. Он состоял из двух половин. Свинец в месте соединения был искусно раскатан и закрывал щель впотай, были даже заметны остатки разорванных ушек (они, вероятно, предназначались для замка и пломбы)…