Проходя мимо домика, где жили Три, он с удовольствием отметил, что Хилма чем-то занята в парадной комнате. Если чалая будет артачиться во дворе перед конюшней, Хилма просто не сможет не увидеть, как он м укротит. Конюх занимался в дальнем углу конюшни смазкой колес у дрожек, и Энникстер приказал ему седлать чалую.
- Боюсь, что нет ее здесь, сударь,- сказал конюх, окинув взглядом стойла.- Да, теперь припоминаю: Дилани взял ее сразу после обеда. У него лошадь за
хромала, а ему нужно было ехать к Эстакаде чинить изгородь. В общем, уехал он и пока что не вернулся.
- Ага, значит, Дилани ее взял?
- Да, сударь. Она дала ему тут жару, но он все-таки ее обломал. Что касается лошадей, то, пожалуй, Дилани любому ковбою нос утрет.
- Вот как! А я и не знал,- сказал Энникстер. Затем после паузы: - Раз так, Билли, седлай любую. Хочу сегодня в Лос-Муэртос съездить.
- А дождя не боитесь, мистер Энникстер? - сказал Билли.- Похоже, что к вечеру пойдет.
- Я захвачу непромокаемый плащ,- сказал Энникстер.- Лошадь подай к крыльцу, как оседлаешь.
В самом дурном расположении духа вернулся Энникстер за плащом, не позволив себе даже взглянуть в сторону сыроварни и домика, где жила Хилма. Когда он подошел к веранде, до него донесся из дому телефонный звонок. То звонил из Лос-Муэртос Пресли, узнавший от Хэррена, что Энникстер, возможно, будет у них к обеду. Если так, не будет ли он столь любезен прихватить с собой его - Пресли - велосипед? Накануне он оставил его во дворе в Кьен-Сабе и на обратном пути забыл забрать.
- Да как сказать,- возразил Энникстер голосом, в котором сквозило раздражение,- я-то собирался ехать верхом.
- Ну, тогда не надо,- сказал Пресли беспечно.- Сам же я и виноват, не надо было забывать. Не утруждай себя. Как-нибудь загляну на днях и заберу.
Энникстер со злостью шваркнул трубку и, громко топая, выскочил из комнаты, захлопнув за собой дверь. Плащ он нашел на вешалке в коридоре и таким резким движением напялил его, что он затрещал по всем швам. Все, казалось, было против него. И нужно же было этому раззяве, этому сумасшедшему поэту Пресли забыть свой велосипед. Ну и пусть сам приходит за ним. Во всяком случае, он, Энникстер, поедет верхом на какой угодно лошади. Выйдя на крыльцо, он увидел велосипед, прислоненный к изгороди, где его забыл Пресли. Если оставить велосипед здесь, он вымокнет под дождем. Энникстер выругался. С каждой минутой его раздражение нарастало. Но он все-таки отправился на конюшню, толкая перед собой велосипед, и, отменив свой первоначальный приказ, велел конюху закладывать коляску. Он собственноручно затолкал велосипед под сиденье, кинул на него пару мешков и сверху еще прикрыл непромокаемым брезентом.
Пока он этим занимался, у конюха, заводившего лошадь в оглобли, вдруг вырвалось восклицание, и он, остановившись, поднял руку и стал прислушиваться.
От гулкой кровли амбара, от бархатистого пыльного покрывала, лежащего на земле, от крон немногочисленных деревьев и прочих растений поднимался дружный монотонный шорох; казалось, что он идет со всех сторон сразу - приглушенный лепечущий звук, ровный, однообразный и упорный.
- А вот и дождь! - сказал конюх.- Первый за весь сезон.
- Дождь - не дождь, а ехать надо,- проворчал Энникстер, раздражаясь,- и ведь, как пить дать, эти дармоеды бросят теперь работу, и амбар останется недостроенным.
Когда лошадь была наконец запряжена, он надел плащ, сел в коляску и, не дожидаясь, чтобы конюх поднял верх, выехал прямо на дождь, зажав в зубах свежую сигару. Проезжая сыроварню, он увидел Хилму, которая стояла на пороге, подставив под дождь руку, уставив глаза в серое небо, сосредоточенно, с любопытством созерцая первый осенний ливень. Она была так поглощена этим, что не заметила Энникстера, и его неуклюжий кивок в ее сторону остался без ответа.
«Ведь это она нарочно,- решил Энникстер, свирепо жуя сигару.- Меня, видите ли, не узнала. Ну, что ж, теперь, по крайней мере, все ясно. Теперь она у меня турманом вылетит. Сегодня же!»
Инспекцию ранчо он решил отложить до завтра. Поскольку он отправился в поездку в коляске, ему придется добираться до усадьбы Деррика кружным путем - через Гвадалахару. От дождя дорогу, покрытую толстым слоем пыли, моментально развезет. Чтобы добраться до усадьбы Лос-Муэртос, потребуется часа три. Он вспомнил Дилани и чалую кобылу и заскрежетал зубами. И ведь надо же, вся эта канитель из-за какой-то дурехи! Хорошенькое он придумал себе занятие - будто больше ему делать нечего! Но теперь уж баста! Пускай убирается! Это решено и подписано.
Дождь набирал силу в полном безветрии. Густая завмеса влаги падала с неба на землю совершенно отвесно, размывая контуры предметов, находящихся в отдалении, заливая все вокруг сероватым свечением. Дождь все лил и лил, непрерывное журчание воды превратилось в настоящий гул. У ворот, при выезде на дорогу, убегавшую на Гвадалахару через хмелевые плантации, которые присмотрел Дайк, Энникстеру пришлось выйти из пролетки и поднять верх. Поднимая его, он попал рукой в стык железного угольника, и сильно ее прищемил. Это была последняя капля, венец всех его бед. В этот миг он так возненавидел Хилму Три, что, стиснув зубы, чуть было не перегрыз сигару надвое.
Пока он возился с верхом коляски, заливаемый водой, стекавшей с полей шляпы прямо ему на лицо, лошадь, которой не нравилось мокнуть под дождем, забеспокоилась.
- Да тпру ты, проклятая! - крикнул он, захлебываясь от злости.- Ты… Ты… Погоди у меня. Получишь свое! Но-о, ты!
Но тут он осекся. На повороте дороги, труся мелкой рысью, показался Дилани верхом на чалой, и Энникстер, уже сидевший в коляске, оказался лицом к лицу с ним.
- Приветствую вас, мистер Энникстер! - крикнул Дилани, придерживая лошадь.- Мокровато, а?
Энникстер, вдруг побагровев, откинулся на спинку сиденья и заорал:
- Ах, вот ты где!
- Я вон туда ездил,- сказал Дилани, кивнув в сторону железной дороги,- чинил изгородь у Эстакады, а потом решил заодно проехать вдоль всей изгороди в сторону Гвадалахары - взглянуть, нет ли еще где дыр. Однако все как будто в порядке.
- Ах, значит «как будто»?- процедил сквозь зубы Энникстер.
- Вроде бы да,- ответил Дилани, несколько смущенный неприязненным тоном Энникстера.- Я только что заделал дыру у Эстакады и…
- А почему, интересно, ты не заделал ее неделю назад?- яростно закричал Энникстер.- Я искал тебя все утро… да, вот именно, все утро… И кто это разрешил
тебе взять чалую? Из-за пролома прошлой ночью овцы разбрелись по всей насыпи, а сегодня утром ко мне явилась с претензиями эта гнида, Берман.- И вдруг
заорал: - С чего это я тебя кормлю? С чего держу у себя? Чтоб ты ряшку себе наедал? Да?
- Да что вы, мистер Энникстер…- начал было Дилани.
- Не смей возражать мне! - закричал Энникстер, распаляясь от собственного крика еще больше,- Нечего оправдываться! Сколько раз тебе говорили! Раз пятьдесят я твердил про это.
- Да ведь, сударь, овцы сами проломали изгородь только прошлой ночью! - сказал Дилани, начиная сердиться.
- Сказано тебе - не разговаривать! - крикнул Энникстер.
- Но послушайте…
- Убирайся с ранчо! Убирайся немедленно! И как ты посмел чалую без моего разрешения взять? Мне такие работнички не нужны! Я человек покладистый, Бог тому свидетель, однако никому не позволю своей добротой злоупотреблять бесконечно! Собирай свои манатки и вон отсюда! Ясно тебе? Ступай к десятнику, скажи, что я велел тебя рассчитать, и проваливай! И имей в виду,- закончил он, угрожающе выставляя нижнюю челюсть,- имей в виду, если я увижу после всего этого, что ты возле дома околачиваешься или на ранчо заблудился, я вам, милостивый государь, дорогу пинком в зад укажу! А теперь - прочь с дороги! Мне ехать надо.
От возмущения Дилани лишился слов. Он вонзил шпоры в бока кобылы и в один прыжок разминулся с коляской. Энникстер подобрал вожжи и тронул лошадь, бормоча что-то себе под нос и изредка оборачиваясь, только затем, чтобы посмотреть, как уносится чалая кобыла в сторону усадьбы, как летит грязь из-под ее копыт, а Дилани знай ее погоняет, пригнув голову от дождя.
