Безнадежно махнув рукой, Пресли повернулся и вышел. На душе у него было тяжело. Он долго стоял в углу, не зная, что предпринять, озабоченно хмурясь. Его опасения были, к сожалению, хорошо обоснованы. Уже неделю, целую неделю назад Хувены истратили весь свой мизерный денежный запас. Вот уже семь дней, как они остались без средств к существованию, разве что кому-то из них подвернулась какая-то работа. «А какая работа? - спрашивал он себя.- На какую работу кто-то из них мог устроиться?..»

Семь дней! Ему стало страшно. Семь дней без денег, без единой знакомой души в огромном многолюдном городе! Ни Минна, ни ее мать совершенно не представляли себэ жизни большого города. Разве могло прийти им в голову, что здесь существуют учреждения, оказывающие помощь людям, очутившимся именно в таком положении. Но ведь им было не чуждо самолюбие, свойственное крестьянам. Знай они о подобных благотворительных учреждениях, еще неизвестно, обратились ли бы они туда. Сердце тревожно заныло. Где они сейчас? Где провели минувшую ночь? А может, им и переночевать-то было негде? Где утром позавтракали? Или вообще остались без завтрака? Что сталось с ними? Затерялись в дебрях города? Куда прибило их уличным течением? Что за судьба ждала их?

Неужели же их судьба окажется просто очередной вариацией, на всему миру известную тему, разыгранную на этот раз железными руками? И доколе еще будут сказываться последствия страшного действа, разыгранного у оросительного канала? Как далеко протянулись щупальца чугунного, пышащего паром чудовища?

Пресли повернул обратно в центр, где находилась деловая часть города; он строил план за планом, как найти миссис Хувен и ее дочерей, как оказать им помощь - строил и тут же отвергал их. Дойдя до Монтгомери-стрит, он свернул по направлению к своему клубу, и мысли его снова обратились к причинам и обстоятельствам титанической борьбы, которую ему пришлось наблюдать в течение восемнадцати месяцев.

Вдруг он замедлил шаг: его внимание привлекла вывеска у входа в огромное здание, и он остановился как вкопанный, широко раскрыв глаза и стиснув кулаки.

В этом доме помещалось Правление Тихоокеанской и Юго-Западной железной дороги. Здание внушительных размеров было построено без намека на претенциозность, так что Пресли, бывая в городе, вероятно, не раз проходил мимо, однако заметил его впервые.

А ведь это была цитадель врага, центр той разветвленной системы артерий, по которой велось непрерывное обескровливание всего штата, первооснова паутины, уловившей столько жизней, столько состояний, столько судеб человеческих. Именно здесь, говорил он себе, вырабатывался курс на вымогательство, угнетение и несправедливость, посредством которых постепенно присваивалось все, что по праву принадлежало фермерам, в результате чего они оказались в отчаянном положении и были вынуждены взяться за оружие, что в свою очередь привело их к гибели. Отсюда летели приказы Бер-ману, Рагглсу и Дженслингеру, приказы, приведшие к тому, что был брошен в тюрьму Дайк, убит Энникстер, разорен Магнус, потерял себя Лаймен. Здесь был оплот врага, и здесь за одним из этих многочисленных окон, в одном из многих кабинетов, положив руку на рычаг могучего механизма, сидит его владыка, всесильный Шелгрим.

И не успел Пресли это осознать, как на него напало неудержимое любопытство. А почему бы не взглянуть на человека, обладающего такой неограниченной властью, такой несокрушимой волей и такими неограниченными возможностями творить зло,- человека, с которым они все так долго и безнадежно боролись? Про Шелгрима говорили, что попасть к нему на прием не представляет трудности, так почему бы не попытаться увидеть его? Пресли решил действовать без промедления. Он знал, что если не сделает этого сейчас, то не сделает никогда. С бьющимся сердцем, слегка задохнувшись, он вошел в здание и через несколько минут уже сидел в приемной, уставившись на матовое стекло двери, по которому золотыми буквами было выведено «Президент».

Очутившись здесь, Пресли с удивлением узнал, что Шелгрим еще у себя. Было поздно, шел седьмой час, и деловая жизнь в здании замирала. Через открытую дверь приемной он видел, как спешат к лестницам и лифтам клерки, курьеры, счетоводы и другие служащие. А Шелгрим по-прежнему сидел за письменным столом, ничуть, по-видимому, не утомленный, не думая о том, что пора бы и отдохнуть.

- Когда же мистер Шелгрим обычно уходит домой? - спросил Пресли молодого человека, который тут же в приемной линовал за столом какие-то бланки.

- Между половиной седьмого и семью,- ответил тот и прибавил: - Но очень часто он потом возвращается и работает весь вечер.

А ведь ему семьдесят лет. Пресли не удержался, чтобы не выразить вслух своего удивления. Значит, Президент ТиЮЗжд был гигантом не только мысли. Ему семьдесят, а он по-прежнему остается на своем посту, работая так энергично и целеустремленно, как было бы не под силу - и физически и умственно - человеку в расцвете сил.

Но в следующую же минуту Пресли крепко стиснул зубы.

«Это энергия каннибала,- решил он.- Такой же силой обладает тигр-людоед. Еще бы не быть энергичным тому, кто высасывает жизненные силы всего народа».

Зазвонил маленький электрический звонок, приделанный к стене. Молодой человек, линовавший бланки, положил перо, приоткрыл дверь в кабинет и, просунув туда голову, обменялся несколькими словами с кем-то невидимым, затем широко распахнул дверь и сказал, обращаясь к Пресли:

- Мистер Шелгрим просит вас, сэр!

Пресли вошел в большую, хорошо освещенную, но удивительно просто обставленную комнату. На полу старый, потертый ковер, на стене два дагерротипа. У громадного, заваленного бумагами стола - два-три стула. Вот и все, если не считать умывальника в углу, на котором стоял кувшин с водой, прикрытый чистой, крахмальной салфеткой. Кто-то, по всей видимости заведующий отделом, стоял у стола, опираясь на спинку стула. Шелгрим сидел за столом.

Это был очень крупный человек, можно даже сказать, грузный. Седеющие борода и усы полностью скрывали нижнюю часть лица, так что рта почти не было видно. Глаза у него были бледно-голубые и немного слезились; на лице россыпь родимых пятен. Но прежде всего Пресли бросилась в глаза необыкновенная ширина его плеч. Ему еще никогда не приходилось встречать такого широкоплечего человека; шея казалась провалившейся в промежуток между ними, а сами плечи, округлые и ссутуленные, словно согнулись под тяжестью страшной ответственности и людской неприязни.

На нем была шелковая ермолка, съехавшая набекрень, сюртук тонкого сукна и жилет, на нижних пуговицах которого протерлась по краям материя и сквозь дырки проглядывал металл. Верхние пуговицы были расстегнуты, открывая манишку с двумя жемчужными запонками.

На Пресли никто не обратил внимания, и он сел без приглашения на ближайший стул. Заведующий о чем-то докладывал президенту. Он говорил, не понижая голоса, и Пресли слышал каждое слово.

Доклад заинтересовал Пресли. Речь шла о бухгалтере из отдела контроля и учета. Судя по всему, этот человек был вполне надежным, трудолюбивым, добросовестным и хорошо знал свое дело. Но вот беда, случалось, запивал, и каждый раз, когда зеленый змий дня на три одолевал его, он становился совершенно несносен. Все эти дни, а также несколько последующих, работал из рук вон плохо, и положиться на него было нельзя. Бухгалтер был человек семейный и всеми силами старался избавиться от своего порока; трезвый он был ценнейшим работником. Учитывая все это, ему не раз спускались его провинности.

- Помните, мистер Шелгрим,- говорил заведующий,- вы уже не раз заступались, когда мы собирались его уволить. Только, я думаю, нам его не исправить, сэр. Он каждый раз обещает начать новую жизнь, а потом все идет по-старому. Последний раз он четыре дня пропадал. По моему глубокому убеждению, мистер Шелгрим, нам пора с Тентеллом расстаться. Мы просто не можем больше позволить себе держать его. Он нам слишком дорого обходится. Приказ об его увольнении готов, может, вы его все-таки подпишите.