— В таком случае я не желаю с вами разговаривать!
Видимо, Бодену надоело быть статистом, а может, он вспомнил, что в отличие от меня и Палмера находится на своей национальной территории, и он снова вступил в разговор:
— Вы ведете себя неразумно, господин Вдовин.
Но я не обратил никакого внимания на его реплику, чем, наверное, нанес ему душевную травму. Теперь, когда я со всей достоверностью знал, кто такой Палмер, я тем более был обязан вести разговор только с ним.
— Это провокация! — сказал я стандартную фразу, которую произносит любой мало-мальски проинструктированный советский гражданин, когда к нему за границей обращаются незнакомые люди. Но Палмер только улыбнулся в ответ. Нет, у этого янки определенно были на мой счет самые серьезные намерения! Тогда я вспомнил про Бодена и подумал, что зря так рано выключил его из беседы. Как заместитель начальника Управления национальной безопасности, он скорее поймет всю глубину моего возмущения их бесцеремонным поведением. Я повернулся к нему и напомнил:
— Не забывайте, я советский дипломат, и вам об этом известно! Я заявляю решительный протест и буду жаловаться на вас!
Действительно, не на Палмера же мне жаловаться! После этого я сел в машину и захлопнул дверцу.
Боден, видимо, понял, что в его положении лучше не лезть на рожон, и окончательно уступил Палмеру всю ответственность за успех дальнейших переговоров. А тот продолжал гнуть свою линию:
— Не спешите жаловаться, мистер Вдовин! В ваших интересах выслушать нас!
Он был прав, конечно, это действительно было в моих интересах, и не только в моих, но и в интересах представляемого мной ведомства, но я, как говорится, впал в амбицию и решил немного поиграть у него на нервах, чтобы в дальнейшем, когда наступит мой звездный час, он был посговорчивее.
Я повернул ключ в замке зажигания, запустил двигатель и довольно грубовато сказал:
— Позвольте мне самому решать, что в моих интересах, а что нет! Уберите машину с дороги!
Мне показалось, что я хорошо сыграл этот эпизод. И голос, и жесты, и этот взгляд исподлобья и снизу вверх — все, как мне показалось, выглядело весьма убедительно и должно было произвести на Палмера необходимое впечатление…
Странная все-таки это штука — жизнь, а жизнь разведчика странная вдвойне! Только что я был почти в отчаянии оттого, что никто не едет ко мне на свидание, и страшно горевал, вместо того чтобы радоваться, а когда два, пусть не очень милых, но, во всяком случае, достаточно интеллигентных человека наконец-то приехали и умоляют меня поговорить с ними «за жизнь», я делаю вид, будто ужасно возмущен их беспардонным поведением, отказываюсь разговаривать и даже обвиняю их в провокации. Где же логика, черт подери эту окаянную профессию?!
Но даже моя грубость не вывела Палмера из равновесия. Он не спеша подошел к машине с моей стороны, наклонился к открытому окну и довольно спокойно, как мне показалось, даже с легкой иронией сказал:
— Если вы не выслушаете нас, мы сумеем сделать так, чтобы ваши шефы узнали, как вы присваиваете часть денег, которые выплачиваете своим агентам! А заодно и многое другое!
Наконец-то он начал выкладывать свои козыри, вернее, наши козыри, которые мы вложили ему в руки!
В молодости Палмер, видимо, прошел неплохую школу бизнеса или увлекался азартными играми, а может, и то и другое. Во всяком случае, он умел блефовать. Но тут он явно оплошал, потому что никакого «другого» не было и быть не могло! А вот с деньгами — это было верно. И хотя он был явно больше меня искушен в некоторых тонкостях азартных игр, я решил сразу прояснить ситуацию, чтобы у него не было на этот счет никаких иллюзий.
— Так вот в чем дело? — произнес я подавленным голосом и задумался. — Значит, это Хансен!
В упоминании этой фамилии и был главный смысл того, что я сказал: я сразу давал понять Палмеру, что ему не удастся подцепить меня на крючок и заставить гадать, кто из моих агентов меня продал. Назвав Рольфа, я ограничивал круг моих неофициальных контактов одним человеком и тем самым решительно отводил угрозу от других агентов.
— Ну хорошо, пусть будет Хансен, — согласился Палмер.
Похоже, он принял мои условия, хотя не исключалось, что он просто мог отложить обсуждение этой проблемы на тот момент, когда я сломаюсь и сам назову ему остальные свои связи.
Говорят, хороший актер не тот, кто умеет произносить монологи, а тот, кто умеет «держать паузу». И сейчас я держал паузу в лучших традициях советской театральной школы. Я держал ее столько, сколько, как мне казалось, было необходимо, чтобы мои настырные собеседники поверили, что я действительно глубокомысленно просчитываю варианты и обдумываю все возможные для меня последствия от высказанной Палмером угрозы.
Обдумав все хорошенько, я решил пожалеть Бодена. Он был в предпенсионном возрасте, и неприятности в случае неудачного исхода нашей беседы были ему совершенно ни к чему. К тому же серьезные беседы вообще лучше вести с глазу на глаз.
Приняв такое решение, я снова поднял глаза на Палмера и упавшим голосом сказал:
— Я хочу говорить с вами наедине.
Теперь задумался Палмер. Он тоже, видимо, просчитал кое-какие варианты, а затем спросил:
— А вы обещаете вести себя корректно?
Услышав этот вопрос, я в душе рассмеялся: Палмер явно меня побаивался! Значит, они действительно хорошо меня изучили, собрали сведения не только по этой стране, но и по предыдущим командировкам и имели четкое представление о моей спортивной подготовке и скверном поведении в некоторых ситуациях. Ну что ж, когда с тобой считаются, это не только приятно, но и придает уверенности.
Я заглушил мотор и уклончиво пообещал:
— Я постараюсь.
Палмер был, видимо, удовлетворен моим ответом. Он явно рассчитывал на мое благоразумие. Повернувшись к Бодену, он коротко скомандовал:
— Эрик, посидите, пожалуйста, в машине!
Значит, старшим в этом дуэте все же был Палмер. Выходит, мы не ошиблись в своих расчетах и нам действительно предстоит иметь дело с Центральным разведывательным управлением.
Я подумал, что Бодена обидит такая бесцеремонность сотрудника ЦРУ на чужой территории, но, к моему удивлению, он воспринял указание Палмера с явным удовлетворением и, облегченно вздохнув, снова уселся за руль белого «мерседеса».
Тем временем Палмер обошел мою машину, открыл переднюю дверцу и сел рядом со мной, оставив дверцу открытой. Это означало, что он все же не очень доверился моему обещанию вести себя корректно и хочет, чтобы путь к возможному отступлению был свободен. Сев в мою машину, Палмер сразу же обесточил Макса Грегора, чтобы звук его саксофона не искажал деловой характер нашей беседы. А еще, видимо, для того, чтобы музыка не накладывалась на магнитную ленту и не снижала качества магнитофонной записи.
Я не стал упрекать Палмера в самоуправстве, хотя, как вы могли заметить, очень люблю, когда солируют знаменитые саксофонисты, потому что, пока Палмер обходил мою машину, я тоже успел незаметно нажать одну маленькую кнопочку. Сегодня я ни в чем не собирался ему уступать, а, напротив, кое в чем был намерен его превзойти.
Когда Палмер уселся поудобнее, я задал ему банальный, но совершенно естественный в сложившейся ситуации вопрос:
— Что вам от меня нужно?
На языке деловых людей во всем мире этот вопрос означает, что клиент созрел и готов спокойно обсудить возникшую проблему. Палмер, как большинство американцев, безусловно, был деловым человеком, а значит, ценил сообразительных людей, не любил ходить вокруг да около, а предпочитал сразу переходить к сути. Поэтому на мой банальный вопрос он ответил коротко и по-деловому:
— Вот это уже мужской разговор! Я полагаю, до вас дошел смысл сложившейся ситуации? Мы хотим, чтобы вы сотрудничали с нами! Мы дадим вам возможность завербовать ценных агентов. Вы сделаете себе карьеру!
Нечто подобное я где-то уже читал или слышал. А вернее, и читал, и слышал! Читал в протоколе допроса, а слышал во время суда над предателем, который пошел на этот шаг ради карьеры! Воспоминание о приговоре по этому делу так на меня подействовало, что я с предельной искренностью заявил Палмеру: