Поэтому меня, наверное, и привлекают только маленькие самолеты, легкие и изящные, полет которых является вполне естественным делом, понятным простому смертному.

Тем временем подогнали автобусы, и из самолета стали выходить пассажиры. Сначала пошли пассажиры первого класса, преисполненные сознания собственной значимости, выдерживая приличествующую их положению дистанцию, за ними неровным ручейком потянулись командированные за границу сотрудники рангом пониже, и уж совсем нестройной толпой кинулись на трап впервые оказавшиеся за границей и уже на верхней площадке открывшие рот от предвкушения ожидавших их прелестей западной цивилизации туристы…

Я смотрел на спускавшихся по трапу соотечественников, и мне вдруг вспомнилось, как однажды я вот так же стоял у трапа, когда мы встречали советскую торговую делегацию, прибывшую на важные переговоры. Делегаты, как и положено, вышли первыми, их возле трапа встретили наш посол, торгпред, представители местных деловых кругов, журналисты. Было даже телевидение, не говоря уж о сотрудниках полиции и контрразведки.

Приветствия, интервью и прочие протокольные штучки несколько затянулись, и потому вышедшие вслед за делегацией пассажиры вынуждены были томиться на трапе, не имея возможности пройти в автобусы. И вот в этот момент всеобщих надежд на успех торговых переговоров, перекрывая голоса встречающих, шум работающих на летном поле механизмов и даже гул готовившегося к взлету самолета компании «Пан-Америкэн», с верхней площадки трапа раздался зычный голос:

— Серега!

Тот был занят своим делом и не сразу отреагировал на этот зов, и поэтому кричавший надрывался до тех пор, пока наконец этот самый Серега, всего полгода назад прибывший в страну инженер торгпредства, а заодно с ним и многие другие, в том числе и сотрудники контрразведки, не повернули головы и не посмотрели в его сторону. Вот когда он стал объектом всеобщего внимания, он тем же зычным голосом прокричал:

— Ну как, Серега, на «Волгу» уже накопил?

Этот совсем незабавный эпизод имел для кричавшего последствия, на которые он вряд ли рассчитывал, потому что не только я и другие сотрудники советских учреждений сделали совершенно определенный вывод относительно устремлений, с которыми этот внешторговец прибыл за границу, но и те, кому по долгу службы положено выявлять среди находящихся в стране советских граждан людей, обуреваемых страстью к стяжательству. Не прошло и месяца, как вокруг этого автолюбителя началась такая возня, что вскоре во избежание крупных неприятностей пришлось отправлять его обратно.

Не знаю, какие выводы сделали из этого случая его руководители и он сам, пошел ли этот урок ему на пользу, но думаю, что запомнится он ему надолго. Во всяком случае, если ему представится еще одна возможность поехать в загранкомандировку, то вряд ли он снова, едва ступив на чужую землю, будет интересоваться накоплениями своих товарищей…

Тем временем все пассажиры покинули самолет, и автобусы повезли их в сторону аэровокзала, где скоро должна была начаться регистрация тех, кто займет их места в обратном рейсе.

В проеме двери появился знакомый дипкурьер — бывший динамовский футболист. Валерий Иванович встретил его появление радостным возгласом и приветственно замахал рукой. Дипкурьер спустился по трапу, поздоровался с нами, а Валерий Иванович, сгорая от нетерпения, спросил:

— Ты с кем сегодня прилетел?

— С Жорой, — ответил дипкурьер.

— Отлично! — обрадовался Валерий Иванович. — Сыграем в субботу?

— Сыграем, — улыбнулся дипкурьер и обратился ко мне: — Михаил Иванович, вас ждут в первом классе.

Я и так был обязан подняться в самолет, выяснить, нет ли каких проблем, и выполнить всякие формальности, связанные с получением диппочты. Вместе со мной стали подниматься Валерий Иванович и второй комендант, которым предстояло выносить вализы и грузить их в микроавтобус.

Стоявшие у трапа сотрудники полиции аэропорта внимательно следили за всеми нашими перемещениями.

В служебном отсеке было тесно. Прибывшая бригада бортпроводниц передавала свое хозяйство той, которой предстояло лететь в Москву. Я протиснулся между симпатичными девушками, все они меня знали и потому мило улыбались, прошел в салон первого класса, где второй дипкурьер, тоже бывший динамовский футболист, сторожил груду вализ, и от неожиданности даже остановился: с пассажирского кресла навстречу мне поднялся человек в форме пилота гражданской авиации, однако это был никакой не пилот, а тот самый «стойкий коммунист», которого раздумала вербовать контрразведка одной весьма авторитетной страны.

Я никогда не видел его не то чтобы в летной, но даже в генеральской форме, которая полагалась ему на законном основании, потому что в нашем учреждении форму носить не принято, как не принято и обращаться друг к другу по воинскому званию. Это только в художественных фильмах чекисты встают перед начальством навытяжку, щелкают каблуками и через каждые два слова повторяют «товарищ полковник» или «товарищ генерал». А на самом деле мы надеваем форму только в нашем фотоателье, когда фотографируемся для личного дела или служебного удостоверения, и обращаемся друг к другу большей частью по имени и отчеству, а если давно знакомы, то и просто по имени, невзирая на возраст, звание и служебное положение, и не командуют у нас, как на армейском плацу, а самые серьезные приказания отдают нормальным голосом, а иногда, если этого требует обстановка, даже шепотом, и от этого приказ не теряет своего значения и выполняется так же четко, как если бы был отдан по всей уставной форме.

Только теперь мне стало ясно, почему именно я должен был встретить этот рейс.

Генерал пожал мне руку и сказал:

— Садись, Михаил, времени у нас немного, а разговор предстоит серьезный.

Пока коменданты выносили из самолета вализы, генерал рассказал мне, что руководство приняло решение осуществить с моим участием небольшую, но чрезвычайно ответственную операцию, получившую условное наименование «Контакт». Чтобы максимально сократить число людей, посвященных в ее характер, и как можно конкретнее обсудить все ее детали, он решил сам слетать в страну под видом пилота-наставника и лично проинструктировать меня обо всем, что мне предстояло сделать. Чтобы не оставлять в контрразведке никаких следов о своем пребывании в стране и не наводить ее на нежелательные для нас размышления относительно целей этого визита, он не будет выходить из самолета и этим же рейсом возвратится в Москву.

За то время, что потребовалось генералу, чтобы все это мне рассказать, коменданты вынесли последние вализы, дипкурьер по имени Жора взял портфель, который имел право нести только он, и все они покинули самолет.

Потом с портфелями и сумками в руках мимо нас прошли члены экипажа, прилетевшего из Москвы, новый экипаж занимался своим делом, готовя самолет в обратную дорогу, нас никто не беспокоил, и мы сидели в салоне первого класса вдвоем, если не считать изредка заходивших туда стюардесс.

Не буду заранее раскрывать существо тех инструкций, которые я получил от генерала (мне все равно предстоит описать операцию «Контакт» во всех подробностях), скажу только, что ее замысел сразу захватил мое воображение. Мне поручалась настоящая работа, о которой любой профессионал может только мечтать, потому что такие мероприятия в случае их удачного исхода украшают оперативную биографию.

— Тебе все ясно? — спросил генерал, закончив инструктаж. — Или у тебя есть вопросы?

— Все понятно, Вадим Александрович, — ответил я, чувствуя, что голос мой чуть-чуть дрожит от охватившего меня азарта.

— Хорошо. Только смотри, не заводись! О существе дела доложишь Скворцову. Больше пока никому ни слова, — подчеркнул он, а потом добавил: — Если все пойдет так, как задумано, на заключительном этапе подключим Сугробова.

Я молчал и ждал, что генерал скажет дальше.

— И последнее, — с официального генерал перешел на дружеский тон. — Перед вылетом я заходил к начальнику разведки, и он просил передать тебе следующее…