Но надо же было такому случиться, что именно в этот раз у Рольфа было много интересной информации, и, несмотря на очень динамичный характер ее обсуждения, встреча грозила затянуться.

Сначала мы обсудили текущую информацию о деятельности местной контрразведки, и, пока я уточнял некоторые детали, прошло минут десять. Затем Рольф рассказал, как идет работа по изучению Димы Колчина, и отметил, что в последнее время журналист стал вести себя очень осмотрительно, и поэтому заслуживающих внимания материалов на него практически не поступает. С моей стороны было вполне естественно поинтересоваться, не возникли ли у контрразведки подозрения, что Колчин кем-то предупрежден о необходимости проявлять определенную осторожность в своей журналистской деятельности, так как подобные подозрения могли отразиться на безопасности Рольфа.

Пока обсуждали этот вопрос, прошло еще минут шесть-семь. Лимит времени, отпущенный на эту встречу, истекал, а тут Рольф перешел к информации на Авдеева. Он сообщил, что несколько дней назад начальник «русского отдела» направил его с какими-то бумагами к заместителю начальника Управления национальной безопасности Эрику Бодену, и когда он передавал их, то обратил внимание, что на его столе лежит фотография, а на ней запечатлены Боден и Авдеев. Где происходила их беседа, понять было невозможно, и не только потому, что у него не было времени, чтобы как следует рассмотреть эту фотографию (с его стороны это было бы неосторожно), а еще потому, что интерьер был ему совершенно незнаком. Это мог быть комиссариат полиции или какое-то другое место.

Такое важное сообщение я не мог оставить без внимания.

— Вы не ошиблись? — спросил я. — Это действительно был Авдеев?

— Ну что вы, коллега! — обиделся Рольф. Надо сказать, что с самой нашей первой встречи в автомашине Рольф всегда называл меня «коллегой». Этим он, насколько я понимал, стремился не только подчеркнуть профессиональное родство наших душ, но и в целях конспирации избежать употребления фамилий и имен. Я же никак к нему не обращался, если не считать личного местоимения «вы». — Я отлично знаю Авдеева в лицо и не мог ошибиться!

Настало время признаться: несмотря на то что беседа затягивалась, я совершенно не был заинтересован в соблюдении мною же установленного регламента, более того, я это даже приветствовал. А раз так, то использовал любую возможность, чтобы задать какой-нибудь дополнительный вопрос. Вот и сейчас я спросил:

— Вы можете достать мне эту фотографию?

— Это очень сложно, — покачал головой Рольф.

— Мне нужна эта фотография, вы понимаете? — настаивал я. — Иначе нам никогда не удастся доказать Авдееву, что он лжет!

— Я все понимаю, коллега, — улыбнулся Рольф в ответ на мою настойчивость. — Но поймите и вы меня. Сейчас фотография находится у Бодена. Если она когда-нибудь попадет в наш отдел, я попытаюсь сделать с нее копию, но, сами понимаете, обещать не могу!

Я посмотрел на часы, вмонтированные в приборный щиток автомашины: с начала нашей беседы прошло уже почти двадцать пять минут!

— Черт побери! — не удержался я от крепкого слова. — Как быстро летит время! А мне надо обсудить с вами еще несколько вопросов!

— Я никуда не тороплюсь, так что можете мной располагать.

— Зато я уже в цейтноте! — сказал я и свернул налево на малоосвещенную улицу предместья.

— А в чем дело, если не секрет, конечно? Вы что, не можете отложить на полчаса ваши дела?

— В том-то и дело, что не могу, — немного помолчав, ответил я, объезжая мусороуборочную машину, возле которой суетились двое рабочих в оранжевых комбинезонах, а потом пояснил: — Вчера мне не удалось встретиться с одним человеком. Мне показалось, что за мной был «хвост».

— Вам не показалось, коллега, — подтвердил мои предположения Рольф. — Я видел сводку наблюдения — вчера за вами «работали» четыре машины.

— Да? — искренне изумился я, хотя две из «работавших» за мной автомашин отлично видел и сам, пока, проверяясь перед выходом на встречу, петлял по городу. — Надо же, такая честь!

— Так у вас сегодня запасная встреча? — догадался Рольф.

— Вот именно, — подтвердил я, полагая, что глупо скрывать от него очевидные вещи, — и опаздывать сегодня мне нельзя: мы встречаемся с ним раз в месяц, а у него могут быть важные документы.

— В таком случае надо что-то предпринять, — посоветовал мне Рольф. — Место встречи далеко отсюда?

Я прикинул расстояние и ответил:

— Минут двадцать езды.

— Туда можно позвонить? — Рольф постепенно проникался моими заботами.

— Можно, — уловил я ход его мыслей, — но к телефону подойдет другой человек, и мой акцент может ему не понравиться.

— Как же быть? — сочувственно спросил Рольф и предложил. — Может быть, мне позвонить?

Это было во всех отношениях разумное предложение, нечто лучшее в этой ситуации трудно было придумать, да и времени на раздумья уже не оставалось. И хотя в разведке как-то не принято без особой на то нужды подключать к операциям по связи посторонних лиц, даже если они и являются нашими лучшими друзьями, выхода у меня не было: надо было либо прекращать беседу с Рольфом и ехать на вторую встречу, либо соглашаться с его предложением.

И я решил согласиться, хотя и не без определенных колебаний:

— Не хотелось впутывать вас в такие дела, но, видимо, в этот раз без вашей помощи мне не обойтись.

Рольф посмотрел на меня и сказал:

— Если вы мне доверяете — как прикажете, коллега! Куда надо звонить?

Мне импонировало его стремление прийти мне на помощь, и я тоже надеялся, что он должным образом оценит доверие, которое я оказываю ему, называя место встречи со своим ценным источником.

— В бар «Меркурий», — объяснил я, не отвлекаясь от дороги, которая в этом месте делала крутой поворот. — Телефон шестнадцать-двенадцать-сорок.

— Как зовут вашего друга? — деловым тоном спросил Рольф.

— Он отзовется на имя Пэт.

— Ну что ж, отлично!.. Где это мы едем? — посмотрел Рольф по сторонам.

В отличие от Рольфа, я внимательно следил за дорогой и в каждый момент точно знал, где мы находимся. Для успеха задуманного мероприятия это было просто необходимо. Но чтобы Рольф не догадался об этом, я тоже посмотрел по сторонам и сказал:

— Мы сейчас недалеко от старого кладбища.

— Тогда сверните направо, — быстро сориентировался Рольф, — здесь где-то должны быть телефонные кабины.

Да, можно было только восхищаться тем, как Рольф знал город. «Город — наше оружие!» — любил повторять один из моих наставников, и за время работы за границей я не раз убеждался, насколько справедливо это мудрое изречение. Тот, кто лучше знает город, всегда имеет заметное преимущество в извечном поединке разведки с контрразведкой.

Я доехал до перекрестка и, выполняя указание Рольфа, свернул направо. Он оказался совершенно прав: в сотне метров от перекрестка, прижавшись одна к другой, стояли две будки телефона-автомата.

— Вот они, — сказал Рольф и попросил меня остановиться, когда до автоматов оставалось около тридцати метров. — Итак, что я должен сказать?

Я быстренько объяснил Рольфу его задачу, и он вышел из машины.

Я видел, как он зашел в ближайшую кабину, опустил жетон, снял трубку, потом постучал по рычагу, так как телефон, видимо, не работал, снова повесил трубку, забрал жетон и перешел в соседнюю кабину. Здесь он снова опустил жетон, снял трубку, в этот раз, видимо, все было в порядке, и он стал крутить диск.

Пока Рольф звонил, я стал от нечего делать смотреть по сторонам, тем более что в подобных ситуациях полагается контролировать окружающую обстановку. За окнами «вольво» был довольно мрачный пейзаж, и мне подумалось, что, если кто-нибудь задумал бы снимать фильм на шпионскую тему, лучшую натуру для этого эпизода трудно было бы подобрать.

Слева от меня тянулся глухой кирпичный забор, сложенный, наверное, еще в прошлом веке. За ним располагалось старое городское кладбище, на котором уже давно не хоронили, и в другое время это, наверное, вызвало бы у меня какие-нибудь ассоциации. Но сейчас было не до ассоциаций, хотя мне приходилось бывать на этом кладбище, разыскивая одну могилу, и даже для наглядности сделать несколько фотоснимков, которые должны были пополнить семейный альбом неизвестного мне коллеги, готовившегося стать «иностранцем». Снимки же эти понадобились ему для того, чтобы в случае необходимости убедительно подтвердить, что у него когда-то были родственники, проживавшие в этой стране, и это не его вина, что они не дожили до той поры, когда он стал «иностранцем», а нашли свой последний приют в той самой могиле, которую мне и было поручено сфотографировать.