— Большое спасибо за беседу, — Фельдер торопливо поднялся и вылетел, минуя ассистентку Дрейер, за дверь.

— Ах, как тебе это идет! — восторженно воскликнул доктор Шлоссер, когда зашел за Маргот Циммерман, чтобы отвести ее поужинать и потом — на Бал наций.

Он считал, что Маргот всегда одевается с изысканным вкусом и что ее фигура, несмотря на склонность к полноте, по-прежнему хороша.

А Маргот Шлоссер казался рыцарем, настоящим джентльменом, который ненавязчив, который в ее обществе никогда не позволяет себе быть грубым или циничным и не скупится на знаки внимания. Чаще всего — на цветы, причем в любое время года и по любому поводу.

— Нас уже ждут. — Он предложил ей руку.

Мать Шлоссера, ожидавшая в машине у дома, при виде Маргот обрадовалась, но и забеспокоилась.

— Ну наконец-то, девочка моя! Что-то ты бледная…

— Да это все неоновые лампы, — попытался вмешаться Шлоссер.

— Или жизнь с Мартином, — съязвила фрау коммерц-советница Шлоссер. — Не хочу ничего плохого сказать о Мартине, хотя он навсегда остался грубым мальчишкой… Не то что Тони…

— Ну прошу тебя, мама, — осторожно перебил ее сын. — Ты обещала, что весь вечер будем только отдыхать.

— А я уже отдыхаю, сынок. — Она энергично притянула Маргот к себе. — И Маргот не обижается, она мой характер знает. Ведь я права, моя милая?

На этот, раз Бал наций совпал с первенством Европы по бальным танцам среди любителей. Участвовали восемнадцать пар, в основном с Запада.

Бал наций был крупнейшим событием светской жизни. Высокий взнос и вход только для приглашенных делали его типичным смотром мюнхенского высшего света. Здесь собирались хозяева пивоварен, отелей, торговцы недвижимостью, владельцы торговых центров, хозяева доходных домов и строительные подрядчики — все, кто в этом городе наживал миллионы и желал блеснуть в свете.

На балу наряду с земельным министром экономики и мюнхенским бургомистром присутствовали и члены земельного ландтага, торговой палаты, магистрата, союза предпринимателей, а также владельцы и издатели ведущих мюнхенских газет. В этом году среди них не было таких магнатов прессы, как Фридман из «Вечера» и Пробст из «Южнонемецких новостей», которые недавно отошли в мир иной. Не было и влиятельного Феликса Буттердака из «Меркурия» — в зимнюю непогоду он предпочитал солнечное побережье Испании. Зато свое участие подтвердили Бургхаузен и Вардайнер из «Мюнхенских вечерних вестей», а также Шмельц и Тириш из «Мюнхенского утреннего курьера». Правда, все четверо опаздывали. Ведущий чемпионата танцев объявил:

— Начинаем вступительный танец.

Инспектор Михельсдорф в 20.30 явился к шефу, комиссару Кребсу. Коротко доложив о проделанной работе, он заявил, что доказательств достаточно, чтобы заставить Фоглер говорить.

Пролистав бумаги, Кребс сказал:

— В отличие от вас, я думаю, что этого недостаточно.

— Для прокурора — да, допускаю, — не сдавался Михельсдорф. — Но если надавить как следует, ей все-таки придется заговорить.

Кребс поглядел на своего лучшего сотрудника с неудовольствием.

— Вы говорите — надавить?

— Это единственная возможность, — настаивал Михельсдорф. — Вы сами говорили: преступник всегда пытается повторить неудавшееся нападение, пусть даже на другую жертву.

— Тут я с вами полностью согласен.

— Значит, я могу действовать?

— Пожалуй, лучше сделать так, чтобы наши люди следили за Фоглер и при необходимости обеспечили ей охрану, — заметил Кребс.

— А лучше всего сделать и то и другое, — предложил Михельсдорф. — Будем следить за ней — и допрашивать тоже.

— Ну ладно, — сдался Кребс — Действуйте!

— Слушаюсь! — Михельсдорф был полон энергии. — Отправлюсь за Фоглер немедленно!

— Разумеется, не один.

— Вы хотите пойти со мной?

— Нет, с вами пойдет коллега Браш.

— Опять она… — кисло протянул Михельсдорф. — Ну ладно, если иначе никак…

Результаты предварительного этапа соревнований танцоров были очевидны. Югославы отпали после слоуфокса, швейцарцы сорвались на медленном вальсе, а французской паре не удался квикстеп. Остальные вышли в следующий круг.

Лотар из «Мюнхенского утреннего курьера», который должен был написать репортаж о чемпионате и которого якобы с санкции руководства откомандировал сюда Вольрих, кисло помечал что-то в блокноте. Эти вещи обычно поручались новичкам, но его откровенно провоцировали, и приходилось держать себя в руках.

Карл Гольднер представлявший «Мюнхенские вечерние вести», никаких заметок не делал. Репортаж такого рода он может написать хоть во сне. Начнет так: «Опять великолепный праздник!» Далее пойдет перечень всех собравшихся шишек — от федерального министра до владельца обувной торговли. Этого нужно помянуть — все же постоянный поставщик рекламы.

Гольднер имел свою точку зрения на всю эту показуху, но никогда ее не высказывал. Лишняя потеря времени — все равно никто не напечатает. Лениво и равнодушно следил он за суетой вокруг себя, но тут заметил, что появился Вардайнер.

Сев вместе с Сузанной за столик, Петер Вардайнер отметил, что Шмельца еще нет. Зато Тириш уже восседал в ложе, хмуро поглядывая вокруг. Недоставало также банкира Шрейфогеля, не видно было и его приближенных. Мюнхенский бургомистр, как всегда, сдержанно кивнул ему в знак приветствия. Увидел он и адвоката Шлоссера в компании двух дам. Ничего существенного, просто толпа публики на балу…

Вардайнер чувствовал себя прекрасно. Все шло как по нотам. Его статья против Шрейфогеля была в редакции принята на «ура». Только у Замхабера были замечания, но удивительно мало. Он с облегчением вспомнил об Ингеборг Файнер. Чудная девушка.

— Нам нужно с этим покончить, — сказал он ей.

И она ответила:

— Тебе виднее.

Ему казалось, что все в порядке. В том числе и с Сузанной. Он спросил ее:

— Ты ждала у Бендера, что я позвоню?

— Нет, — рассмеялась она.

— А почему нет?

— Не думала, что это еще могло что-то изменить. Зачем тебе звонить? Ведь ты обручен со своей газетой, а я — с тобой. И все.

— Спасибо, — сказал он.

— Начинаем полуфинал! — объявил распорядитель.

В это время на балу появился издатель Бургхаузен. Ни на кого не обращая внимания, он протиснулся прямо к Вардайнеру и хмуро бросил:

— Нам грозит катастрофа!

— Почему? — недоуменно воззрился Вардайнер.

— Ты же знал, что меня не будет! Я должен был уехать — дело не терпело отлагательства, — расстраивался Бургхаузен. — Значит, тебе нужно было быть под рукой, а ты взял и уехал…

— Да, потому что я закончил свою работу.

— И где ты был?

— Ты заявил, что нам грозит катастрофа. С чего вдруг?

— Из Кёльна звонил банкир Борнекамп!

— Ну и что? — беззаботно бросил Вардайнер.

Из восемнадцати танцевальных пар в следующий круг прошли только двенадцать. Из них четыре — из ФРГ (бурные аплодисменты).

— Господи Боже! — в отчаянии всплеснул руками Бургхаузен. — Неужели неясно, что нам грозит, если звонит Борнекамп?

— Похоже, он тоже наделал в штаны, — все так же беззаботно заметил Вардайнер. Но тут же напрягся, заметив, что появился Анатоль Шмельц, подсевший к Тиришу. Выглядели оба как плакальщики на похоронах.

— На этот раз мы приготовили им бо-ольшой сюрприз! — оптимистически заверил Вардайнер Бургхаузена, взяв при этом фрау Сузанну за руку.

— Можно сказать и так, — бесцветным голосом произнес Бургхаузен. — Но вот вопрос: кто будет смеяться последним?

Примерно в то же время — в 21.45 — инспектор Михельсдорф вместе с инспектором Браш — известной как Мамаша Браш — явились к Хелен Фоглер.