— Ты снова о том же. Папа никогда не ломал твоих планов. И я тоже.

— Я знаю, ты не хотела этого. Но человек так устроен, что иногда разум не повинуется ему. Так же как и ты, я была на грани отчаяния. Поэтому прекрасно понимаю тебя. Ты оказалась ночью за рулем на темной дороге и подумала, что один быстрый поворот руля…

— Ты сошла с ума! Я не самоубийца.

— Не стоит винить себя в этом. Обвиняй меня. Заставляя тебя двигаться вперед по жизни, я отталкивала тебя. Веришь или нет, но было время, когда ты хотела быть похожей на свою мать. Сейчас тебе уже двадцать восемь лет, и мы стали почти чужими людьми. Это огорчает меня. Где-то в глубине души ты тоже огорчена этим.

— Мое отношение к тебе совершенно не связано с тем, что ты заставляла меня всегда и во всем добиваться успеха. И, к твоему сведению, меня огорчает только то, что я потеряла ребенка. Сожалею, если это не соответствует тем рациональным нормам поведения, которые ты старалась привить мне, когда я была подростком.

— Это удар ниже пояса.

Пейтон неожиданно пожалела о своих словах, но мать имела особый талант выводить ее из равновесия.

— Ты права. Прости меня. Но только за то, что я высказала свои мысли вслух. Если бы ты прекратила постоянно говорить мне о том, что мое появление на этот свет испортило твои планы, то, возможно, и я не стала бы напоминать тебе о твоей неудачной беременности. Хотя ты совсем не расстроилась, потеряв этого ребенка.

— Ты говоришь о своей сестре, о моей плоти и крови. Я многие месяцы не могла оправиться от потери.

— По тебе этого не было заметно.

— Потому что я старалась убедить себя в том, что так будет лучше для всех.

— Нет, мама. Лучше для тебя. В нашей семье это всегда было на первом месте, — сказала Пейтон. Она отвернулась и замолчала, поняв, что может наговорить лишнего, о чем потом будет жалеть. — Я иду спать.

Она быстро прошла на костылях через гостиную в спальню и закрыла дверь. Давно она так резко не разговаривала с матерью. Последний раз это случилось, когда Пейтон была подростком. Еще тогда она поклялась себе никогда больше не затрагивать этой больной темы. Потеря ребенка заставила снова вспомнить то тяжелое время.

Пейтон наклонилась над раковиной, схватившись обеими руками за край. Она смотрела вниз, глубоко дыша, потом медленно подняла глаза и глянула на себя в зеркало — глаза были красными, в них блестели слезы. За эту неделю ей довелось столько всего пережить. Она попала в аварию, потом у нее случился выкидыш. Каким-то невероятным образом ей удалось не впасть в отчаяние и сохранять спокойствие. Она отменила свой визит к врачу. Ей должны были сделать первое УЗИ, первое для Джейми. Пейтон отдала свои предродовые витамины одной пациентке — они больше не требовались. Она пожертвовала бедным одежду, которую приобрела на время беременности. Ей уже не придется носить такую одежду. Пейтон сделала все это решительно, без каких-либо колебаний, однако не почувствовала никакого морального облегчения, в котором сейчас нуждалась как никогда.

Левый глаз начал подергиваться. Раньше это не доставляло ей никакого беспокойства, но сейчас стало больно. Пейтон прищурилась и наклонилась к зеркалу. Почувствовав острую боль под нижним веком, она моргнула два раза и увидела микроскопическую капельку крови на внешнем уголке глаза. Она промокнула кровь салфеткой и неожиданно поняла, что произошло. Крошечный кусочек стекла появился откуда-то из-под кожи. Твердый и прозрачный, как замерзшая слеза, застывшая где-то внутри нее. Пейтон вдруг почувствовала, что замерзла. Ей стало невообразимо грустно.

Ее глаза уже были сухими, но слезы в конце концов хлынули ручьем.

— Завтрак готов, — крикнула из кухни Вэлери.

Пейтон показалось, что время повернулось вспять. Сколько раз уже было так: поссорившись вечером, они утром пытались делать вид, что ничего не произошло. Это выглядело натянуто и неестественно. Им обеим явно не хватало актерского мастерства.

— Секундочку, — сказала Пейтон. Она была в ванной комнате и рассматривала в зеркало свой глаз. После того как вчера вечером она вытащила из него кусочек стекла, глаз уже не беспокоил ее. Но кожа вокруг глаза еще не зажила окончательно. Пейтон старалась не обращать на это внимания, но ведь это было ее лицо. Она вдруг вспомнила тех уродливых уток, которых видела как-то на пруду возле Прадо. Вспомнила обвисшую бугристую кожу вокруг их глаз и клювов, которая напоминала застывшую лаву. Она понимала, что ей будет больно, но наклонилась над раковиной и прижала поврежденную сторону лица к зеркальной стенке аптечки — так, чтобы неповрежденная, отразившись от зеркальной аптечки, была видна в зеркале на стене. Потом ее отражение появилось в большом зеркале, висевшем на внешней стороне двери в ванную комнату, и, наконец, она увидела свое лицо в другой зеркальной стенке аптечки. В этом отражении отражений, она смогла воссоздать свое лицо таким, каким оно было до аварии. Оно было гладким и красивым. На самом деле ее лицо выглядело не совсем так (ведь левая часть лица всегда немого отличается от правой), но эта маленькая хитрость давала ей возможность понять, будет ли она снова привлекательной. Каждый день Кевин говорил ей, что она выглядит потрясающе, но не обманывал ли он ее?

Чем больше она старалась не думать об этом, тем сильнее ей хотелось понять, красивее ли она той женщины, с которой Кевин вчера обедал.

— Тосты остывают, — снова крикнула мать.

Пейтон взяла костыли и пошла в кухню. Вэлери сидела за столом и читала утреннюю газету, попивая кофе. Пейтон села напротив, для нее были приготовлены тосты и сок.

Мать не отрываясь читала газету. Пейтон не хотела затевать новую ссору. Она всю ночь не могла сомкнуть глаз, размышляя, сопоставляя факты. Вчера они с матерью обсуждали разговор медсестер, подслушанный Пейтон в дамской уборной. Мать пыталась убедить ее, что медсестры были неправы, но Пейтон никак не могла просто взять и забыть о словах медсестер.

— Ты думаешь, я смогу стать хорошей матерью? — спросила Пейтон.

Вэлери наконец оторвалась от газеты.

— Я думаю, что ты будешь прекрасной матерью.

Пейтон откусила кусочек тоста. Он действительно уже остыл.

— Тебя никогда не интересовало, почему я стала педиатром?

— Полагаю, потому что ты любишь детей. Вот тебе еще одно подтверждение тому, что ты будешь замечательной матерью.

— Тебе никогда не приходило в голову, что это как-то связано с тем, что с нами произошло? Я имею в виду — подсознательно.

Мать вздохнула.

— Я не хочу снова повторять то, что сказала тебе вчера. Я пришла сюда, чтобы помочь тебе, а не затевать ссоры. Все, что мне нужно, это просто быть рядом с тобой, когда тебе необходима моя поддержка. Жаль, что ты не позволяешь мне этого.

Она снова уткнулась в газету, а Пейтон продолжала смотреть на нее. Интересно, мать оценила иронию, с какой она жаловалась на свои проблемы? Стойко переносить личные неудачи было их семейной чертой. Пейтон научилась этому у матери. Первый серьезный урок Пейтон получила в пятнадцать лет. Их семья только переехала во Флориду, временно, всего на один школьный год. Матери это было необходимо, чтобы выносить ребенка. Ее беременность была полной неожиданностью, и причину, почему им пришлось срочно переехать во Флориду, Пейтон тогда не объяснили. Были только какие-то туманные намеки на то, что матери полезен теплый климат. Пейтон сожалела, что придется расстаться со своими школьными друзьями, но радость от сознания того, что у нее будет брат или сестра, возмещала это огорчение. Она с восхищением наблюдала за изменениями, которые происходили с матерью. Она видела, как увеличивался ее живот, и с нетерпением ждала, когда же наступит время родов. Пейтон перечитала много разной литературы на эту тему, сопровождала мать, когда та посещала гинеколога. Но на шестом месяце беременности Вэлери решила, что Пейтон больше не стоит этого делать. Ей просто надоело пристальное внимание дочери. В последние три месяца беременности Вэлери ходила к врачу без нее. По мере приближения срока родов Пейтон все чаще уговаривала мать позволить ей присутствовать при родах. Но та решительно воспротивилась этому — ей не нужны были зрители в такой момент. Она даже отцу запретила быть при родах. А когда подошел срок рожать, то выяснилось, что Пейтон не разрешили даже прийти в больницу. Вэлери настояла на том, чтобы дочь осталась дома. Было совершенно очевидно, что Пейтон волновалась о будущем ребенке гораздо больше, чем мать.