— Иди лучше сюда. Прижмешься ко мне, как к своей мамочке и тебе сразу станет покойней. А я тебе куплю шоколадку. И твоему младшему братику передам шоколадку в больницу. И привет от тебя. Иди сюда мой касатик, — женщина откинула одеяло и отодвинулась к стене, освобождая место для мальчика. Она лежала под одеялом совершенно обнаженная. Анатолий, как завороженный, стал медленно приближаться к ее постели. Он был не в силах отвести свой взгляд от больших набухших сосков на гигантских грудях и черного треугольника внизу живота женщины. Этот странный и почему‑то очень притягательный символ Алексей уже неоднократно встречал на стенах в мальчишеских уборных. Сильные женские руки сорвали с него длинную ночную рубашку и прижали к своей груди.

— Обними свою мамочку.

От женщины пахло вином, потом и почему‑то парным молоком. Его давали в детдоме только самым маленьким, и то не всем, на всех не хватало. Все зависело от этой толстой поварихи, она могла дать, а могла и не дать. А его больному брату нужны были витамины и усиленное питание. Так сказал доктор.

“Боженька, сделай так, чтобы мой младший братик поправился и мы бы опять были вместе”.

Анатолий старался сейчас не думать о своем умирающем брате, который так и не оправился после той аварии, но ничего не мог поделать с собой. Огромная связка золотых цепей на груди у женщины лизнула холодом по его щеке. Его отец всегда, с премии, покупал матери какую‑нибудь небольшое ювелирное украшение, поэтому Анатолий знал, что золото стоит очень дорого.

“А если продать одну такую цепочку, хватит ли тех денег на лекарство брату?” — Вдруг подумал Анатолий, но тут же испугался своих мыслей и заплакал. Мама говорила, что воровать грешно.

— Ну что ты плачешь, сейчас тебе и твоей мамочке будет хорошо, — прохрипела женщина и ее толстая потная рука полезла ему промеж ног.

И Анатолий, от страха, стыда и еще какого‑то, пока еще неизвестного ему чувства, закрыл глаза.

Когда он наконец отважился их открыть, лежавшая рядом с ним женщина уже храпела. Анатолий осторожно соскользнул с постели, быстро надел ночную рубаху и оглянулся на разметавшуюся в постели женщину. Но теперь он смотрел не на ее прелести, а на ее золотые цепи.

“Она даже не заметит пропажи одной”.

Анатолий протянул руку и потянул за одну из цепочек. Женщина вдруг недовольно дернула плечом и перевернулась на живот. Мальчик отпрянул в сторону и затаил дыхание. Повариха мерно засопела и он решил вновь повторить свою попытку. Ждать помощи ему было неоткуда, это была единственная возможность раздобыть деньги на лекарство для брата. Он был даже готов за этот поступок сесть в тюрьму. На этот раз Анатолий решил расстегнуть замок на цепочке. Он уже закончил свою операцию, как ему показалось, что занавеска, отделявшая “спальню” дежурной поварихи от общей комнаты, шевельнулась. На мгновение он затаился, затем быстро юркнул в ведущую на кухню дверь. Стараясь не шуметь, он пробрался через пустую и темную столовую в спальню и с головой залез под одеяло. Только там, стуча зубами от холода и страха, Анатолий почувствовал себя в относительной безопасности и забылся в каком‑то странном, беспокойном сне, где воедино переплетались его фантазии и только что пережитые чувства.

— Ну, сколько это еще будет продолжаться? — Заместитель главного прокурора взял пачку газет и бросил на стол перед Григорьевым и его помощником. — Полюбуйтесь, что пишут газетчики: “Очередное убийство в трех шагах от Думы”, “Красный террор в Москве”, “Органы не в силах остановить серийного убийцу”, “Джек–потрошитель продолжает свой кровавый поход на Кремль”. Нам стоит больших усилий сдерживать кой–каких ретивых журналистов, но на нас еще давят народные избранники, звонят из канцелярии президента и избиркома. Когда, наконец, закончится этот кошмар?

Григорьев сидел со смиренным видом и молча рассматривал первую полосу газеты на которой, почти сразу же после приглашающего всех на выборы лозунга, красовалась статья с пугающим названием: “Ужас на улицах города. Кто следующая?”. Рядом была помещена довольно устрашающего вида карикатура на Джека–потрошителя, загнавшего испуганных главных лиц государства за кремлевскую стену.

— Что молчите? Что скажете в свое оправдание?

— Ну, что тут скажешь, — виновато развел руками Григорьев. — Вы правы. Виноваты.

— Мы дали вам людей, технику. Все компьютеры забиты вашей информацией и работают только на вас, а толку ни на грош. Как это понимать?

— Накажите и назначьте кого‑нибудь другого. Но вы сами знаете, что над этим делом работает не только прокуратура, но и у наших коллег тоже пусто. Хотя, кое‑что мы все же раскопали. Переработав такую кучу информации, мы сузили круг подозреваемых до минимума и подобрались к нему почти вплотную. Преступник опережает нас в буквальном смысле на шаг, но с каждым мгновением расстояние между нами уменьшается. Скоро мы будем знать о нем, больше чем он сам.

— Это все голословные заявления. Я знаю одно, что маньяк с каждым своим преступлением приближается к Кремлю. Вы же сами сказали это. Слава Богу, что в нынешней предвыборной компании нет ни одного кандидата в президенты женщины. — Заместитель главного вдруг прекратил расхаживать по кабинету и в буквальном смысле побелел как полотно. — Или есть? Сколько у нас этих кандидатов?

— Он охотится за обычными проститутками. Или вы на что‑то намекаете? — Слегка подначил своего босса Григорьев.

— Не смей ловить меня на слове. И не забывайся, кто ты, а кто я. Все, забирайте свои бумаги и идите работать. — Начальник устало опустился в кресло. — Проклятье, из‑за вас я еще на избирательном участке не побывал и не проголосовал. Вечером я хочу услышать отчет о проделанной работе.

— Зря только время у нас отнял, — недовольно пробурчал помощник Григорьева, едва они вышли из кабинета, — ничего толкового так и не сказал. Даже по поводу политических проституток, я первый выдвинул эту идею на прошлой неделе. Ты видел как он побледнел? Интересно, о ком он подумал?

— Ты у меня дошутишься, — бросил на Коровьева суровый взгляд Константин. — Ой, дошутишься.

Марина открыла глаза.

— Ну, как спалось, — спросил у нее Анатолий. — Как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Ну‑ка, поставь градусник. — Анатолий дотронулся до лба Марины. — Вроде температура спала.

— Значит, я уже могу встать?

— Забыла, что сказал доктор? Тебе нужно отлежаться несколько дней. У тебя дома все равно некому за тобой присмотреть. Да и где бы ты еще смогла получать кофе прямо в постель?

— Где ты был?

— Когда?

— Вчера. Я проснулась ночью, а тебя нет

— Выходил на пять минут в ночной ларек. Прихожу, а ты лежишь одетая на полу. Хотела от меня удрать?

— А где ты сегодня был?

— Сегодня? Знаешь, сколько сейчас времени? Я уже успел на работе побывать. Ты же знаешь, у нас выходных не бывает. Тем более, что большинство моих подопечных задействовано в рекламе предвыборной кампании. А я не могу позволить себе терять такие деньги. Что будешь есть?

— Мне не хочется.

— Ну–ну, прекрати. Если хочешь быстро поправиться, тебе нужно больше кушать. Я сейчас сварю бульон. Не могу же я вечно ходить за тобой, мне тоже хочется, чтобы кто‑нибудь принес кофе в постель.

— Какое сегодня число?

— Июнь, шестнадцатое.

— Да, день выборов. — Марина взглянула на часы. — Уже седьмой час, скоро закроют избирательные участки. Ты голосовал?

— Нет.

— Почему?

— Не нравится ни один из предложенных кандидатов. Да и мне не хочется выбирать для России из нескольких зол меньшее. Я не смогу потом спокойно спать, если выигравший с помощью моего голоса политик, продолжит измываться над страной и народом.

— Тогда, я пойду, — Марина приподнялась на постели.

— Ты же слышала, что сказал доктор. Ты еще слаба, и тебе нельзя вставать.

— Тогда сходи ты и проголосуй за меня.