Сергей открыл глаза и оглядел свое убогое жилище. Пожалуй, даже в нормальной тюрьме камеры одиночки побольше. Чего это его соседи так на его комнатенку губы раскатали. Вот ничего, заявится в следующий раз президент ко мне, обязательно у него квартирку рядом с ним на одной лестничной клетке попрошу. Чтобы огромный кабинет был и ванная большая–большая… Нет, лучше две ванные и два туалета. Или три туалета, четыре, пять, шесть. Семь туалетов! Всю страну в один общественный туалет превратили! Загадили! Надоело, надо приниматься за работу и вычистить эти Авгиевы конюшни.

Николаев почувствовав, что почти вырвался из крепких объятий Морфея и его уже ничего не связывает с миром грез. Он вскочил с кровати и сделал несколько наклонов и приседаний.

В дверь сильно постучали, и из‑за нее послышался истошный крик соседки, который уж точно и бесповоротно вернул его на землю, в ту реальность, с которой приходилось повседневно сталкиваться и волей не волей приходилось считаться. Бог ты мой, какой странный и безумный сон, какое не менее странное и долгое пробуждение…

— Николаев, сколько раз тебе орать?! Трубку возьми!

Всю субботу и воскресенье Федорова отходила от пережитого в ночь с пятницы на субботу. Большую часть времени она проплакала от бессильной злобы, от того, что не смогла ничего противопоставить этим новым фашистам, не смогла дать им ни малейшего отпора. Но все произошло так неожиданно. Первое ее желание было пойти и заявить на них в милицию, но подумав, она поняла, что не сделает это. Так как там придется объяснять, почему она оказалась в столь позднее время и в столь вызывающем наряде на улице, а, если ей придется сказать правду, то ни о какой охоте за маньяком уже не будет и речи. Менты просто не спустят после этого с нее глаз. Кстати, по московской программе передали, что он в ту ночь убил еще одну женщину.

Но следовало как‑то отомстить этим фашистским уродам. Марина понимала, что от милиции не дождаться прока, но и так просто оставить это дело не хотела. И, пожалуй, она знала, что сделать. С этими уродами надо бороться их же средствами. Марина подошла к телефону и поискала глазами записную книжку. Ее нигде не было видно. Она заглянула под стол и под диван. Но и там ее не было. Странно, куда она могла запропаститься? Кстати, ее Марина не видела уже с пятницы, со времени посещения ее этим писателем. Да, как она могла забыть, он же оставил ей какую‑то рукопись. Ее Марина нашла под грудой газет. На первой странице, под фамилией автора был написан номер телефона.

Марина набрала его. В трубке послышались гудки, затем женский голос сказал:

— Да, алло.

— Здравствуйте, — поздоровалась Марина. — вы не могли бы позвать Сергея Николаева.

— Он наверное еще дрыхнет.

На другом конце провода с грохотом швырнули трубку рядом с телефонным аппаратом, затем раздался стук и истошный женский крик. Через некоторое время в трубке щелкнуло и кто‑то сказал:

— Я слушаю.

— Мне Николаева, пожалуйста.

— Здравствуйте, я на проводе. А это Марина? Я вас сразу узнал. Ваш голос ни с каким другим не спутаешь. Вы звоните мне, чтобы сообщить, что прочитали мою рукопись и она вам не понравилась?

— Нет, я только приступила к ее чтению, — соврала Марина. — Дело в том, что я никак не могу найти своей записной книжки. Там были очень нужные мне телефоны и визитки. Она лежала на столике, может, вы случайно сунули ее со своими бумагами к себе в сумку?

— Вряд ли, но я сейчас посмотрю. Подождите немного.

Пока Сергей искал записную книжку у себя, Марина приподняла на всякий случай несколько подушек на диване, вдруг она туда завалилась.

— Алло, вы меня слушаете? — Вновь раздался в телефонной трубке голос Николаева.

— Да, да.

— У меня ее нет, но вместе со мной был еще Григорьев, может, вы позвоните ему? Возможно, он машинально сунул ее к себе в карман. Я видел, что он что‑то крутил в руках.

— Мне не совсем удобно ему звонить, — сказала Марина. — Вы же знаете, что у нас как‑то не сложились отношения. Вы с ним чаще видитесь, может, спросите у него о ней?

— Да я тоже с ним поцапался после посещения вас. Ладно, я позвоню ему, все равно мне нужно выудить у него кое–какую информацию, а вы обязательно прочтите мою рукопись и скажите свое мнение. Хорошо?

— Договорились. До свидания. — Марина положила трубку и подумала:

“С какой стати он решил, что у меня есть время на его дурацкую писанину. Что я ему, главный редактор или литературный агент? Пусть они читают, мне за это деньги не платят.”

Марина перелистнула несколько страничек рукописи и прочла первую попавшуюся на глаза фразу. Затем еще. Как‑то совершенно незаметно для себя она увлеклась повествованием и оторвалась только тогда, когда рядом с ней затрезвонил телефонный аппарат. Она несколько минут совершенно бессмысленно смотрела на него, слишком резок был переход от событий пятнадцатого века в конец двадцатого, затем подняла трубку и сказала:

— Алло, я слушаю…

— Привет, Мариночка. Почему не звонишь? — раздался откуда‑то из далека голос старой приятельницы Федоровой.

— А, это ты, Аллочка. Ты уже приехала из Америки?

— Да. Мы сегодня в одиннадцать по этому поводу собираемся устроить небольшую вечеринку.

— В одиннадцать? Извини, я сегодня вечером занята. Да и простыла вчера немножко.

— Зря, соберутся очень интересные люди. Ладно, потом поговорим, мне надо обзвонить еще кучу народа.

— Хорошо, до свиданья.

Марина положила трубку, взяла из стоящей возле телефона баночки две таблетки аспирина с витамином С, бросила их в рот и запила минеральной водой прямо из бутылки. Сегодня она, хоть и не совсем оправилась от происшедшего с пятницы на субботу нападения, собиралась продолжить свою ночную охоту на маньяка.

Федорова вновь вернулась к рукописи. Она хотела найти ту часть рукописи с переводом с латинского, которую было начал читать Николаев. Там еще говорилось о сатанинском проклятье, тяготеющем над Кремлем. Перелистав несколько страничек, она, наконец, натолкнулась на воспоминания венецианского посла Контарини Амброджио. Эти записки современника итальянского мастера не только подтверждали рассказ Николаева об увлечении Аристотеля Фиораванти оккультными науками, но и прекрасно дополняли его описаниями постороннего наблюдателя о настроении и нравах, что царили в то время при русском дворе.

Марина устроилась поудобней и приступила к чтению.

“На русской границе нас встретили княжеские пристава и проводили до самой Московии. Проделали мы сей путь, делая краткие остановки на ночевку через каждые пять–шесть немецких миль, за несколько недель. На подъезде к Моско, нас встречали войска и 26 сентября 1476 года мы вступили в столичный город, принадлежащий великому князю Иоанну, властителю Великой Белой Руси. Сей град расположен на небольшом холме и все строения в нем, не исключая и самой крепости, деревянные. Через него протекает превосходная река, называемая Моско. В честь ее и назван город. На реке большое количество мостов, по которым переходят с одного берега на другой.

Жило здесь много и иноземцев, которых русичи называю “фрязями[13]”. Это, в основном, ювелиры. Они изготовляли посуду для двора великого князя и его придворных. Особо отличался среди них золотых дел мастер Трифоний, уроженец Катарский, который делал для государя исключительной красоты сосуды.

Жил здесь и мастер Аристотель Фиораванти из Болоньи, искусный строитель, строивший тогда каменную церковь на площади. Было здесь много и греков из Константинополя, приехавших сюда вместе с великой греческой царицей Софьей Палеолог, вышедшей в 1472 году замуж за царя Иоанна и привезшей с собой в Московию искусных мастеров и торговых людей со своей родины. Со всеми ими я очень подружился.