Этот фильм произвёл в моей душе настоящий переворот. Мне открылась потрясающая вещь. Я поняла, что могу участвовать в лепке себя. Я могу воспитывать свою волю. Я могу изменить в себе то, что мне в себе не нравится.

Мальчик в фильме был чем-то похож на меня. Во-первых, он так же, как я, обожал своего отца. Во-вторых, его, как и меня, сильно укачивало, и когда они летели с отцом к океану, ему было плохо во время полёта, и суровый отец из-за этого его презирал. В-третьих: мальчик, как и я, с трудом переносил жару и сильно страдал от жажды. Он тоже не обладал особой храбростью. И при этом с ним произошла такая удивительная история!

А я была и вовсе трусихой. Чего я только в своей жизни не боялась!… Я боялась темноты, крыс, собак и бабушкиных рассказов про «штабеля трупов». Боялась землетрясений, зубных врачей, вызовов к доске и когда в магазине нужно говорить длинную фразу. Боялась сильно раскачиваться на качелях, боялась летящих по дороге машин и глубокой воды. Кроме того, панически боялась строгости в голосе взрослых. Моя мама жаловалась Мишкиной маме: «У нашей Ленки глаза всегда на мокром месте». И это действительно было так. Только бабушка скажет: «Иди сейчас же пить молоко!» – у меня тут же слёзы. Только мама скажет строго: «Лена!», или «Ленка!» (а не ласково: Леночка) – тут же глаза мои полны слёз… Только учительница в школе глянет строго в мою сторону – я уже кусаю губы и щиплю под партой больно руку, чтобы не расплакаться при всём классе… Это было бы ужасно – расплакаться при всех… Ещё я боялась молчания Фёдора. Он как-то очень тяжело молчал и почти никогда со мной не говорил, и от этого его молчания у меня всегда что-то неприятно сжималось внутри… Ещё я жутко боялась запаха валерьянки, боялась, что мама или бабушка могут умереть… А на самом дне души лежал мой самый потаённый страх, который я старательно прятала даже от самой себя: я боялась, что никогда больше не увижу отца…

Так что моя весёлая и беззаботная (снаружи) жизнь на самом деле была сгустком внутренних страхов, о которых я, к тому же, никому не могла сказать. Только про мой страх речи было известно окружающим. И он был предметом неприятных для меня обсуждений (мамы с бабушкой, мамы с тётей Любой, мамы с учительницей).

Местом зарождения и обитания многих моих страхов был мой собственный дом. И самые близкие люди, которых я любила. Другие страхи поджидали меня в школе и в магазине. Меньше всего страхов было на улице, во дворе. Когда мы играли с Мишкой, я вообще забывала обо всех своих страхах! По крайней мере, они отодвигались куда-то далеко и не мешали мне радоваться жизни. Но домой, в школу и в магазин я всегда шла с внутренним, неприятным трепетом…

Да, я страшно боялась рассказать кому-нибудь о своих страхах. Даже Мишке. И это был ещё один страх – страх рассказать о себе правду. Страх открыться. Страх показаться трусихой. Наверное, я бы под страхом смерти ничего бы никому не рассказала о себе. Даже если бы меня очень долго пытали.

Но жить с таким гремучим набором страхов было трудно. И я не знала, как мне со всем этим справляться… Не знала, пока не посмотрела фильм «Последний дюйм».

Этот фильм на долгие годы стал моим любимым. Хотя я видела его всего один раз за всё детство! Ведь в то время (когда ещё не было ни телевизора, ни видео) фильм можно было посмотреть только в кинотеатре. Вот, он прошёл по экранам города – и всё. Сводила меня мама на него один раз – и всё. (Второй раз я его увидела только спустя сорок пять лет!)

Но даже этого одного раза оказалось достаточно, чтобы сознание моё перевернулось. Во-первых, я увидела, что не только у меня есть слабости. Во-вторых, я увидела, что даже со слабостями в характере человек может совершить подвиг. А главное – подвиг в фильме совершал не взрослый, а ребёнок! Мальчик, мой ровесник. И то, что происходило на экране, я воспринимала не как вымысел, красивую сказку – а как ПРАВДУ.

Значит, страхи – не помеха для настоящей жизни. Не помеха для совершения подвига. Более того: преодоление страха – и было самым главным подвигом мальчика, который жил на экране… А отныне жил и в моём сердце.

Я поняла (увидела своими глазами!), что победить страхи возможно! Правда, мальчик поборол свои страхи ради спасения отца. Это была исключительная ситуация. У меня такой пока не возникало. Но ведь надо готовиться заранее…

Я начала с того испытания, которое и у героя фильма было первым: жажда. Отец забыл взять для сына питьевой воды. И вот, в жаркой пустыне на берегу океана, под палящим солнцем мальчик изнывал от жажды…

В Оренбурге тоже стояло сейчас лето. Как всегда – очень, очень жаркое… Резко-континентальное. Гуляя во дворе, мы обычно часто бегали на улицу, где на углу нашего дома обитала продавщица газированной воды. У нас всегда были в карманах монетки на стакан газировки с вкусным сиропом. Тётя-газировщица, в белом фартуке и красивой кружевной наколке на голове, сидела на высоком табурете перед газированной установкой. Здесь был чёрный большой баллон с газом. Две высокие колбы с сиропом: малиновым и вишнёвым, или грушевым и абрикосовым. На столике лежал металлический поднос, на подносе стояли опрокинутые, только что вымытые гранённые стаканы. Штук пять. Омовение стаканов происходило тут же: стакан в опрокинутом виде ставился на круглое колёсико с дырочками, колёсико с помощью рычажка поворачивалось, и из дырочек прямо внутрь стакана вырывались фонтанчики воды!… Это было красиво. Фонтанчики были брызгучими, и если стоять близко к газировщице, то прохладная, весёлая струя могла окатить покупателя, особенно того, кто был не велик ростом. Мы, дети, специально подсовывались поближе, чтобы быть обрызганными. В жару это было так приятно!

И вот, среди жаркого дня, убегавшись, мы частенько наведывались к этой газировщице. И выстраивались к ней длинным хвостиком. (Я почему-то всегда оказывалась в конце. Но это не важно). И вот, мы стоим, со своими денежками в грязных кулаках, и глаза у всех горят от нетерпения…

Было таким наслаждением смотреть, как она берёт влажный, запотевший стакан и спрашивает: «Тебе с каким: грушевым или вишнёвым?». И подставляет стакан под нужную колбу, и открывает крошечный краник – и из колбы льётся в стакан пахучий сладкий сироп, и осы вьются, вьются над стаканом, и продавщица сердито отмахивается от них… А на колбах были размечены деления, и сиропа выливалось ровно одно деление.

Правда, были на свете такие богачи, которые покупали газировку с двойным сиропом! Но это – не про нас. Об этом можно было только мечтать…Это был уже напиток богов!…

А потом газировщица подставляла стакан под другой краник, поворачивала его – и оттуда вырывалась пенящаяся газированная струя!… Над стаканом тут же горой вспучивалась сверкающая пахучая пена!… Продавщица и покупатель замирали на мгновение, глядя, медитируя, на эту сказочную, радужную пену… Через секунду она опадала – и продавщица аккуратненько доливала стакан доверху. И опять над ним горой вставала искрящаяся ароматная пена…

И вот, наконец, ты держишь вожделенный, прохладный стакан в руках – и можно к нему прильнуть… и окунуться всей душой в это блаженство…

Я обожала газировку! Это было моё любимое питьё. Даже больше! Я могла бы вообще ничего не есть, а только пить газировку. Я была уверена, что продавщица-газировщица – самый счастливый человек на свете. Ведь она может пить газировки, сколько захочет! И даже с двойным сиропом.

И вот, я решила, что пить газировку больше НЕ БУДУ.

При этом я продолжала бегать вместе со всеми на угол к газировщице. (Как бы для проверки своей решимости).

– А ты чего не пьёшь? – спрашивали меня.

– Не хочу.

– Не хочешь?!! – на меня выпучивают от изумления глаза.

– Если честно – хочу. Но не буду.

– Денег, что ли, нет?

– Деньги есть. Но я тренирую волю.

– Чивоо?…

– Волю тренирую.

– Волю? А зачем?…

– А если бы здесь была пустыня? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Но ведь здесь не пустыня! – начинают втолковывать мне, как слабоумной.