Наверное, я всегда знал это. В конце концов, слишком уж удачно все складывалось. Джесс позвонила в нужный момент. Она вернулась в мою жизнь в тот самый момент, когда я брался за аферу. Она снова влюбила меня в себя.

Таких совпадений не бывает. Совпадение — это знак свыше. Так Господь Бог предупреждает, что надо держать ухо востро.

В воскресенье утром я беру черный кожаный дипломат Элиху и спускаюсь в вестибюль отеля. Выйдя из отеля, прошу коридорного вызвать такси. Он нажимает на кнопку, и над навесом отеля зажигается зеленый свет. Через двадцать секунд подъезжает такси.

Я сажусь в такси.

— Кэхилл-стрит, 65, — говорю я. — Вокзал «Амтрак».

— Понятно, — отвечает водитель, темнокожий мужчина средних лет.

Он включает счетчик и отъезжает от отеля.

У станции мы оказываемся через пять минут.

— Вы можете подождать? Не выключайте счетчик. Я вернусь через минуту.

Водитель кивает. Я выхожу из такси. Здание вокзала на Кэхилл-стрит построено в форме буквы «L». Железнодорожные пути отходят от горизонтальной черточки L, а автобусы стоят у вертикальной. Сам вокзал построен из кирпича приятного красно-коричневого цвета, а крыша покрыта ярко-красной черепицей.

Изнутри вокзал кажется больше. Он выполнен в духе итальянского Ренессанса. Его построили в тридцатые годы, и тогда стройку задумывали как средство занять безработных. Двухэтажный зал ожидания, стены из известки, обшитые деревянными панелями «под мрамор». На стене над кассами изображен Сан-Хосе времен создания вокзала, когда город был не южной границей некой Силиконовой долины, а скорее огромным амбаром, удобным перевалочным пунктом, через который везли на восток страны сливы и абрикосы.

Я иду по мраморному полу в другой конец вестибюля. Голос из громкоговорителей эхом раскатывается под вокзальными сводами. Этим голосом — или чем-то похожим на человеческий голос — объявляют об отправлении поезда, или о прибытии поезда, или вообще о том, что автобус следует искать не на пятой, а на девятой платформе. Похоже, громкоговорители здесь не меняли со времени постройки здания.

На другом конце зала я обнаруживаю камеры хранения. Сделаны по новой технологии — ключ не нужен, достаточно просто придумать код из трех цифр. Я вставляю пять долларов, этой суммы должно хватить на сутки. Прочитав инструкцию, приклеенную на обратной стороне дверцы, я решаю опробовать систему: закрываю пустую ячейку, а потом открываю ее, введя код — 911. По-моему, комбинацию я придумал одновременно хитрую и запоминающуюся. Интересно, согласится ли со мной Сустевич?

Довольный проверкой, я кладу дипломат в ячейку. Захлопнув дверцу, ухожу, оставив бриллианты на пятнадцать миллионов долларов в вокзальной камере хранения. Я иду, не оборачиваясь.

Из телефонной будки у вьетнамского магазинчика, торгующего лапшой, я звоню Андре Сустевичу на мобильный. Мне отвечает не сам Профессор. Голос я узнаю.

— Привет, Дима, — здороваюсь я. — Как поживаешь?

— Да, — отвечает он. — Хорошо.

— Должен тебя огорчить. Боюсь, не смогу с тобой выпить кислоты. Как-нибудь в другой раз. Профессор там рядом?

— Подожди.

Я слышу русскую речь. Затем к телефону подходит сам Профессор.

— Мистер Ларго? Где вы?

— А я хотел спросить то же самое у вас. Я заезжал к вам домой, надеялся посидеть и немного выпить. Но вас и след простыл.

— Это ненадолго. Надо кое с чем разобраться, — отвечает Сустевич.

На заднем плане снова слышится русская речь, затем до меня доносятся обычные для шоссе звуки: гудок проносящейся мимо фуры, визг шин. У Профессора даже голос изменился. Он говорит быстро, не успевая отдышаться, словно он и правда ударился в бега. Весь его внешний лоск, к которому я привык, остался, видимо, в доме в Пасифик-Хайтс вместе с мебелью. Натравите на кого-нибудь одновременно русских бандитов и агентов ФБР, и вы увидите, что останется от его привычной невозмутимости.

— Ясно. Послушайте, Андре, у меня для вас хорошие новости. Я же должен вам деньги? Так я готов их вернуть. Они лежат в камере хранения на вокзале «Амтрак». У вас есть ручка?

В ответ я слышу суетливое шуршание. Представляю, как он сейчас роется в бардачке, откидывая в сторону старую упаковку советской жевательной резинки — может, она называется «Дружба народов»? — в поисках ручки.

— Да, записываю.

— Вокзал на Кэхилл-стрит. Ячейка 1440. Код: 911.

— Понятно.

— Там лежат драгоценные камни на пятнадцать миллионов долларов. Я должен вам на три миллиона меньше, но это в счет покрытия комиссионных затрат. Сдачи мне не надо. Лучше купите что-нибудь Диме. Шарф из пашмины или шапочку.

— Очень щедро с вашей стороны.

— Тогда мы в расчете? Когда заберете камушки, мы разбегаемся?

— Да, — отвечает Сустевич.

— И вы больше никогда меня не потревожите? Ни меня, ни моего сына?

— Даю вам слово.

— Никаких скальпов в мусорных баках, — продолжаю я. — Никаких странных убийств.

— Договорились.

— Передавай привет своим ребятам. Особый привет Диме.

— Позвольте сказать вам, мистер Ларго: с вами было приятно иметь дело.

— Знаете, Профессор, позвольте уж мне сказать: pa shyol na hui.

— Очень мило, мистер Ларго, — отвечает Сустевич. — И вас туда же.

Я звоню по номеру, оставленному мне агентом Дэвисом. Он берет трубку после первого же гудка.

— Вокзал «Амтрак» на Кэхилл-стрит, — говорю я. — Знаете, где это?

— Да.

— Ячейка 1440. В ней лежит дипломат с бриллиантами. Общая стоимость — пятнадцать миллионов долларов. Сустевич сейчас приедет за ним. Либо сам Сустевич, либо тот, кто приведет вас к нему.

— Вокзал «Амтрак», ячейка 1440, — повторяет Дэвис для тех, кто находится с ним рядом.

— Человек, который откроет ячейку, работает на Сустевича, — объясняю я. — Он вам и нужен. На этом все? Вы от меня отстаете?

— Приведи нас к Сустевичу, — отвечает Дэвис, — и тогда мы тебя отпустим.

Почему меня подмывает посмотреть, чем все закончится?

Почему я на вокзале, прячусь в телефонной будке, притворяясь, будто разговариваю с другом, хотя на самом деле лениво поглядываю на агентов ФБР, безуспешно пытающихся вести себя непринужденно, слиться с толпой, затерявшись среди путешественников с рюкзаками, бродяг, деловых людей и японских туристов?

Быть может, я здесь по той же самой причине, которая побудила Элиху Катца сесть на переднее сиденье в то утро, когда я довел аферу до конца. Я здесь потому, что самое интересное — это концовка, и потому, что хочу увидеть ее лицо.

Так кто я? Предатель или жертва предательства?

Позвонив Андре Сустевичу и рассказав ему про бриллианты в камере хранения, я вызвал целую цепочку событий, которые не могли привести только к такому финалу.

Сустевич не дурак. В нем силен инстинкт самосохранения, который помог ему выжить в его суровом мире.

Он не придет сюда лично. Пошлет «Вильнюса» — человека, которому доверяет. А тому, кто тебе принадлежит, всегда можно доверять.

Он пошлет Джессику Смит.

Пожалуй, удивляться мне нечему. Я действительно знаю ее восемнадцать лет и любил все эти годы, но познакомились мы не в церкви и даже не в донорском центре при «Красном кресте». Она была шлюхой, которую я вызвал по объявлению в газете одним дождливым лос-анджелесским вечером, а потом познакомил с миром афер. Сколько денег мы украли вместе? Сколько жизней поломали? Скольких мужчин оставили несчастными у разбитого корыта?

Так стоит ли удивляться, что женщина, которую я люблю, оказывается предательницей? Она аферистка. Чего еще я мог от нее ждать?

Пожалуй, я все знал изначально. А как иначе я провернул бы аферу? Для этого требовался предатель. Об этом и говорят на воскресных службах: без Иуды спасение невозможно. Чтобы спастись, надо сначала пережить предательство.