— Спасибо, но я не хочу пробовать.

— Тогда не зли русских.

— Дельный совет, — замечаю я.

Мы садимся в кафе «Гордон Бирш» — одном из трех заведений этой сети в округе — здесь варят собственное пиво, которое потом доставляют на дом программистам и студентам Стэнфорда. Сейчас каникулы, и потому здесь почти никого нет. Я выпиваю слишком много пива, но мне же хорошо, афера проходит удачно — без сюрпризов — так почему бы и не выпить?

Домой мы возвращаемся через полтора часа. Тоби сразу же кидается в туалет, где и справляет малую нужду, даже не прикрыв дверь. Прелестно.

Я решаю ничего не говорить по этому поводу. Я просто иду к окну и задергиваю шторы — день закончен. Через пятнадцать минут я уже буду спать. Через три дня я буду лететь на самолете в какое-нибудь далекое теплое место — на остров Пхукет или на Мальдивы. Даже если все идет как по маслу и жертва ни о чем не подозревает, лучше не испытывать судьбу и уехать. С глаз долой — из сердца вон.

Тоби очень быстро возвращается из туалета.

— А руки мыть ты не собираешься? — интересуюсь я.

— Господи, папа, мне уже двадцать пять лет.

— Пусть так, но в туалет-то ты сходил.

— Он же весь день был у меня в трусах. Самая чистая часть тела.

Тоби задумывается и, решив, что разговор яйца выеденного не стоит, пожимает плечами. Ковыляет обратно в ванную. Я слышу, как он включает воду и роняет мыльницу в раковину.

Раздается стук в дверь. Я смотрю в глазок. Это Арабчик, внук мистера Грильо.

Я открываю. Наверное, опять будет донимать рассказами про необходимость лицензии на торговлю витаминами. Или припомнит, как я сидел у мистера Грильо, попивая коктейль, и помогал ему со счетами.

Но он выбрал другую тему для разговора.

— Привет, Кип. Можно войти?

Я открываю дверь и даю ему пройти.

— Я хотел тебе рассказать. Тут приходили двое, пока тебя не было.

— Кто?

— Агенты ФБР. Они показали мне удостоверения.

Я могу вздохнуть с облегчением. Естественно, это «агент Фаррел» и «агент Кросби», они прекрасно играют свою роль. Если Напье вдруг следит за домом, он увидит, как у моего дома снуют агенты ФБР. Очень жизненная деталь. Великолепно. Я для себя решаю дать «агентам» немного сверх обещанного, когда все закончится. Они молодцы. Заслужили.

— А как их звали? — спрашиваю я. — Агент Фаррел? Кросби?

Арабчик неуверенно щурится.

— Вроде нет. Они как-то по-другому представились.

— Один чернокожий, другой белый?

— Нет, — мотает он головой. — Оба белые. Мужчина и женщина. Вот, они визитку оставили.

Он достает из кармана визитку и протягивает ее мне. Она очень похожа на визитку агента Фаррела, только отпечатана лучше. Такие за тридцать пять долларов в Интернете не купить. Чтобы раздавать такие визитки, надо работать на ФБР. Настоящее ФБР. На визитке напечатан адрес подразделения в Сан-Франциско и чуть ниже — спецагент Луис Дэвис.

Не в первый уже раз у меня к горлу подступает комок, а земля словно уходит из-под ног. Это неправильно. В моей афере нет никакого специалиста Луиса Дэвиса. По крайней мере, я такого не нанимал.

— У него был ордер. Он обыскал квартиру.

— Обыскал? — удивляюсь я, оглядывая квартиру.

Все вроде на месте. А затем мой взгляд падает на монитор компьютера. Там должен прыгать витамин, если с компьютером ничего не делать в течение двадцати минут, то появляется заставка. Но на экране мой рабочий стол. Менее двадцати минут назад кто-то сидел за моим компьютером. Что-то искал. Но что?

— Я спросил, хотят ли они побеседовать с тобой, но они сказали, что нет.

— Спасибо, что предупредил, — говорю я.

— Странное дело, но они сами попросили тебе рассказать.

— Попросили?

— Да. Сказали: «Сделайте так, чтобы мистер Ларго узнал о нашем визите».

— Понятно.

— А что происходит? — интересуется Тоби, выходя из ванной.

— Ничего, — отвечаю я, похлопывая Арабчика по плечу. — Спасибо.

— Пожалуйста, — отвечает тот.

Я замечаю, что Арабчик как-то странно смотрит на меня.

— Чего? — не понимаю я.

— Нет, ничего.

— Да скажи, чего ты так смотришь?

— Просто… У тебя зубы разного цвета.

— Правда?

— Извини. Визитку я тебе оставлю, — говорит он и уходит.

— И как это понимать? — спрашивает Тоби.

— Не знаю, — признаюсь я.

— Да неужели? А мне казалось, ты всегда все знаешь. У тебя ведь всегда есть план. Я думал, ты не оставляешь зацепок для полиции.

— Видимо, зацепка все же нашлась.

Я лихорадочно пытаюсь понять, в чем тут дело. Настоящие ли это агенты ФБР? Почему они приходили? Что вынюхивают? Что им известно? Зачем я им понадобился? Знают ли они про мою аферу?

— Знаешь, пап, не очень приятно это слышать, — говорит Тоби.

— Да уж.

— Хотя и удивляться тут особо нечему.

Я поднимаю взгляд на сына, пытаюсь улыбнуться. Что можно ответить? Я иду в спальню.

— Сегодня я сплю на кровати, — говорю я. — Ты на диване.

Я закрываю дверь. Надо попробовать заснуть.

Ночью прошел дождь. Наутро ведущий в выпуске новостей сообщает об этой «сбрендившей» погоде и принимается рассуждать, откуда мог взяться дождь летом и что бы это могло значить.

Но афера — как и шоу — должна продолжаться. Ввязавшись в нее, оказываешься на беговой дорожке, с которой нельзя сойти. Когда откуда ни возьмись появляются две зацепки с ордером на обыск, нельзя просто вскинуть руки и сказать: «Все, я больше не играю». Все в самом разгаре. У Напье три миллиона, принадлежащих Сустевичу. Русской мафии ты должен двенадцать миллионов. А расплатиться надо через два дня. Иначе придется стать одним из первых, кто отведает самый модный напиток московских клубов — Кислотный коктейль. Возьмите одну часть кислоты. И одну часть имбирного эля. Впрочем, эль по вкусу. Встряхните. Перемешайте. Выпейте. И умрите.

Ну да ладно. Уже утро. Мы с Тоби едем на работу. Вчера он распустил нюни, но я его простил. В конце концов, он мой сын. Нюни распустил? Это моя наследственность. Я вспоминаю себя в двадцатипятилетнем возрасте. Тогда мы с отцом вместе работали. Я ненавидел его топорные методы. Возможно, и сам отпускал малодушные комментарии, когда не сидел в тюрьме. Отпускал ли? Я пытаюсь вспомнить. Последние тридцать лет я старался не вспоминать об отце, который всегда меня подводил: вместо рыбалки научил меня мошенническому искусству, никогда не платил за квартиру, а в итоге окочурился, оставив нас с мамой ни с чем.

У меня получалось не думать о нем. Смутные воспоминания об отце оказались на задворках моей памяти, и я практически никогда не думаю о нем. Но, естественно, из моей жизни он никуда не делся. А этого не понимаешь до самого конца. Мне скоро пятьдесят, жизнь уже на излете, и только сейчас, когда я еду со своим собственным сыном совершать преступление, я понимаю: все, вообще все, что я делал в жизни, — это лишь ответ отцу. Я пытался вырваться из его мира и вернулся в него; я бросил сына и пытаюсь снова его обрести; я ищу искупления своих грехов, но найти не могу — по крайней мере пока.

Вы понимаете, что я себя жалею? Так и происходит со мне подобными. Мы мужчины, супергерои, мы — хозяева своей жизни. А когда кто-то влезает в наши продуманные до малейших деталей планы, мы впадаем в истерику. Успокойся. Только так можно довести аферу до конца. Будь спокойнее. Думай о выигрыше. Ты уже близок к цели.

Плохо дело, если уже начинаешь разговаривать сам с собой. Не к добру это.

Мы с Тоби едем не в офис, а в город. Мы направляемся в центр, на Монтгомери-стрит, невозможно узкую улочку, которая является одновременно и восточной границей китайского квартала, и главной артерией банковского квартала. Повсюду китайские забегаловки, а дороги заставлены оранжевыми «колпаками». Из дыр в люках валит пар. Машины припаркованы настолько тесно, насколько возможно и даже невозможно — и на тротуарах, и посреди дороги. По Монтгомери-стрит невозможно проехать, но и избежать ее тоже не получается. Куда бы ты ни ехал в центре, все равно приходится сворачивать сюда. А оказавшись на этой улочке, начинаешь себя проклинать, что выехал на нее.