Усилием воли Магда подавила отвращение, возникшее при мысли о вампирах, и заставила свой тренированный мозг объективно анализировать ситуацию.

— Он сказал, что был боярином при Владе Цепеше. Тогда мы можем найти упоминания о нем в архивах.

Старик опять устремил взгляд на замок.

— Можем найти, а можем и не найти. С Владом за три его царствования было много бояр, одни относились к нему лояльно, другие — нет. Почти всех нелояльных он посадил на кол. Ты же знаешь, исторические документы того периода хаотичны и фрагментарны: то турки нападали на Валахию, то еще кто-нибудь. Допустим, Моласар был современником Влада и мы найдем тому подтверждение, что нам это даст?

— Пожалуй, ничего.

Магда хорошо знала историю региона. Боярин — сподвижник Влада Цепеша, по мнению Магды, самого кровавого правителя в румынской истории. Сын князя Влада по прозвищу Дракул, то есть Дракон, был известен как Влад Дракула, то есть сын Дракона. Но потом он получил прозвище Цепеш — Колосажатель, принимая во внимание его излюбленный метод расправы с пленными, политическими противниками, боярами-предателями и вообще со всеми неугодными. Магда вспомнила рисунок, запечатлевший «варфоломеевскую ночь», устроенную Владом в Амласе, когда 30 000 жителей несчастного города, обреченные на мучительную смерть, были посажены на колья. Иногда подобные акции он использовал и в стратегических целях: в 1460 году 20 000 гниющих на кольях тел пленных турок неподалеку от Тарговисты настолько перепугали турецкую армию, что та предпочла отступить и оставить княжество Влада на некоторое время в покое.

— Только представь — соратник Влада Цепеша… — задумчиво произнесла она.

— Не надо забывать, что мир тогда отличался от нынешнего, — быстро возразил отец. — Влад был продуктом своей эпохи, и Моласар тоже. В этих местах Влада и по сей день почитают как национального героя. Конечно, он был кошмаром Валахии, но и единственным защитником от турок.

— Уверена, этот Моласар не видел ничего страшного в поступках Влада. — Ей стало дурно при мысли о людях, посаженных на кол, мужчинах, женщинах, детях, умирающих медленной смертью. — Думаю, это даже развлекало его.

— Кто знает? Ясно одно: почему представитель нежити связался с таким, как Влад Цепеш. Не было недостатка в жертвах. Он мог удовлетворять свою алчность, пожирая умирающих, и никому бы не пришло в голову, что несчастные закончили свою жизнь не на колу, а как-то иначе. В общем, он мог спокойно кормиться, никак не проявляя своей истинной сущности.

— От этого он не перестает быть чудовищем, — прошептала Магда.

— Как ты можешь его судить? Судить вправе лишь равный, а кто равен Моласару? Ты понимаешь, что означает само его существование? Как много оно меняет? Сколько концепций сейчас обратится в пыль?

Магда медленно кивнула, потрясенная грандиозностью открытия.

— О да. Разновидность бессмертия.

— Более того! Это новая форма жизни, новый способ существования! Нет, не так. Способ старый, но с точки зрения исторического и научного познания новый. А помимо рациональных, еще и духовные последствия. — Голос старика стал тише. — Они… они опустошающие.

— Но как?! Как такое возможно?!

— Не знаю. Мне столько всего нужно узнать, а он появился и сразу исчез. И я ничего не успел. Он питается кровью — это кажется очевидным, достаточно поглядеть на останки солдат. Они все обескровлены. Прошлой ночью я выяснил, что он не отражается в зеркале — об этом говорится в легендах. Но что касается чеснока и серебра — это чушь. Он нисколько их не боится. Существо он несомненно ночное, появляется и действует только ночью. Однако я сильно сомневаюсь, что он проводит дневные часы, скажем, в гробу.

— Вампир… — тихо произнесла Магда. — Когда сидишь здесь при солнечном свете, это кажется настолько нелепым, настолько…

— Казалось ли тебе нелепым, когда позапрошлой ночью он наслал тьму в нашу комнату? Или когда схватил тебя за руку?

Магда поднялась, потирая руку: есть ли там еще след. Она отвернулась и закатала рукав. Да… Еще есть… бело-серое пятно, а кожа будто омертвела. Опуская рукав, девушка вдруг заметила, что пятно начало исчезать — там, куда падали прямые солнечные лучи, кожа вновь стала розовой и здоровой, и постепенно пятно пропало совсем.

Магда почувствовала слабость и ухватилась за спинку коляски, чтобы не упасть. Стараясь не подавать виду, она повернулась к отцу.

Но напрасно Магда беспокоилась: глаза профессора по-прежнему были устремлены на замок — он ничего не заметил.

— Он сейчас где-то там, — произнес Куза, — дожидается наступления ночи. Я должен поговорить с ним.

— Он действительно вампир, папа? И правду ли он сказал, что был боярином пятьсот лет назад? Не хитрость ли это? Есть ли у него доказательства?

— Доказательства? — со злостью спросил старик. — А почему, собственно, он должен что-то доказывать? Не все ли ему равно, верим мы в это или нет? Он преследует свои цели и считает, что я могу быть ему полезен. «Союзник в борьбе с чужаками» — вот что он сказал.

— Не позволяй ему использовать себя!

— А почему бы и нет? Я охотно помогу ему в борьбе с немцами, захватившими его замок, не понимаю только, какая от меня польза. Именно поэтому я немцам ничего и не сказал.

Магда чувствовала, что не только немцам — он и ей что-то недоговаривал. А это было на него не похоже.

— Папа, это несерьезно!

— У нас один враг, у Моласара и у меня, разве не так?

— На данный момент — возможно. А потом?

Отец промолчал.

— И не забывай, он может оказать мне большую помощь в работе. Я должен все о нем знать. Должен поговорить с ним! Должен! — Он снова уставился на замок. — Теперь многое изменилось… столько всего нужно переосмыслить…

Магда попыталась уловить его настроение, но не смогла.

— Что тебя беспокоит, папа? Многие годы, рискуя быть осмеянным, ты утверждал, что нельзя сбрасывать со счетов легенды о вампирах. Теперь же, когда, казалось бы, ты отомщен, почему-то огорчаешься вместо того, чтобы радоваться.

— Неужели ты так ничего и не поняла? Это была просто тренировка ума. Мне нравилось играть с этой мыслью, использовать ее в качестве стимулятора не только для себя самого, но и для других сотрудников исторического факультета, чтобы расшевелить их закостеневшие мозги!

— Но не только это, верно? Не станешь же ты отрицать?

— Хорошо… Но я никогда не думал, что подобное создание существует. И уж конечно, что я когда-нибудь увижу его собственными глазами — столкнусь с ним лицом к лицу. — Голос профессора упал до шепота. — И я никогда не предполагал, что он может бояться…

Отец умолк. Он как будто замкнулся в себе, шаря рукой в нагрудном кармане пальто.

— Бояться чего, папа? Чего именно?

Но профессор молчал, не сводя глаз с замка, не вынимая руки из кармана.

— Он — абсолютное зло, Магда. Паразит с паранормальной силой, питающийся человеческой кровью. Зло во плоти. Осязаемое зло. А если это так, то где же тогда добро?

— О чем ты говоришь? — испуганно воскликнула Магда. — Это бессмыслица!

Старик вытащил руку из кармана и сунул ей что-то прямо под нос.

— Вот! Вот о чем я говорю!

В руке у него был серебряный крестик, позаимствованный ею у капитана. Что имеет в виду отец? Почему он выглядит так странно, почему глаза необычно блестят?

— Не понимаю.

— Моласар боится его!

— Что же в этом странного, папа? Согласно легендам, вампир и должен…

— Согласно легендам! Но это не легенда! Это действительность! И это напугало его! Эта штука чуть было не заставила его выскочить из комнаты! Крест!

Внезапно Магда поняла, что так взбудоражило отца.

— А! Сообразила наконец! — грустно улыбнулся старик.

Бедный папа! Провести всю ночь в мучительных раздумьях! Разум Магды сопротивлялся, отказываясь воздать должное услышанному.

— Но не можешь же ты считать…

— Надо смотреть фактам в лицо, Магда. — Он поднял крестик, и солнечные лучи заиграли на серебряной поверхности. — Это часть нашей веры, наших традиций: Христос не был мессией, мессия еще придет. Христос был простым смертным, его последователи — добропорядочными, но обманутыми людьми. И если это правда… — Крестик, казалось, гипнотизировал старика. — Если это правда… если Христос был всего лишь человеком… почему тогда крест — причина его смерти — так ужасает вампира? Почему?