— Нам? Не будете ли, дорогой майор, столь любезны объяснить — что именно «нам» удалось?

— Как! Ночь прошла, и никто не погиб! Я же говорил — если мы продержимся, нам удастся одолеть эту тварь!

— Допустим, мы продержались. — Ворманн тщательно подбирал слова. — Но не скажете ли, каким образом? Точнее, что именно защитило нас? Я должен знать точно, и тогда, отдавая приказы, смогу обеспечить повторение этого чуда будущей ночью.

Весь восторг и самолюбование Кэмпффера испарились так же внезапно, как и возникли.

— Пошли навестим этого жида, — буркнул он и, оттолкнув Остера и Ворманна, быстро направился к лестнице.

— Я думал, вы сразу сообразите, — заметил Ворманн, неторопливо следуя за эсэсовцем.

Едва они спустились во двор, как Ворманн услышал женский крик, доносящийся из подвала. Слов разобрать он не мог, но было ясно, что девушка зовет на помощь. Крик стал пронзительней и громче. В нем звучали страх и гнев.

Ворманн кинулся ко входу в подвал. Там, внизу, он увидел дочь профессора — Ворманн вспомнил, что ее зовут Магда, — зажатую в угол между лестницей и стеной. Ее одежда была спущена с плеча, обнажая белую круглую грудь, которую тискал эсэсовец, в то время как девушка яростно колотила его ногами и кулаками, пытаясь вырваться.

На мгновение оторопев при виде этой сцены, Ворманн в следующий миг уже слетел вниз по ступенькам. Солдат, поглощенный своим занятием, даже не услышал его приближения. Стиснув зубы, Ворманн изо всех сил двинул эсэсовца ногой в бок. Это было приятно — дать пинка одному из этих подонков. Но этим Ворманн и ограничился, хотя и с большим трудом.

Эсэсовец взвыл от боли и развернулся, готовый дать сдачи. Но, даже увидев, что перед ним офицер, все еще колебался — связываться с ним или нет.

Ворманну на какой-то момент даже захотелось, чтобы солдат полез в драку, он уже готов был выхватить свой «люгер». Капитан никогда бы не подумал прежде, что сможет застрелить немецкого солдата, но что-то побуждало капитана сделать это, выместить на нем всю свою злость за то, что нацисты сделали с фатерландом, с армией и карьерой самого Ворманна.

Солдат опомнился и замер по стойке «смирно». Ворманн почувствовал, как уходит охватившее его напряжение.

Что с ним творится? Прежде ненависть была ему чужда. Он убивал людей в сражениях, на расстоянии и в рукопашной, но без ненависти. Это было непривычное, выбивающее из колеи чувство, как будто в доме поселился нежеланный гость, от которого никак нельзя избавиться.

Пока солдат приводил в порядок форму, Ворманн смотрел на девушку. Магда уже оправила на себе одежду и поднялась на ноги. Вдруг она шагнула к эсэсовцу и отвесила ему такую оплеуху, что у того мотнулась голова. От неожиданности солдат отступил, споткнулся о ступеньку и не упал лишь потому, что уперся рукой о стену.

Магда сказала что-то по-румынски, причем выражение ее лица и интонация не оставляли сомнений в смысле сказанного. Гордо подняв голову, она прошествовала мимо Ворманна, прихватив по дороге горшок с водой.

Ворманну потребовалась вся его прусская сдержанность, чтобы не зааплодировать. Вместо этого он повернулся к солдату, который разрывался между необходимостью стоять «смирно» в присутствии офицера и желанием разобраться с девушкой.

Девушкой… Почему он называет ее девушкой? Она лет на двенадцать моложе его самого и лет на десять, как минимум, старше сына, Курта, а его он считает взрослым мужчиной. Возможно, из-за того, что в ней есть какая-то нетронутая свежесть, невинность. Что-то, что просто необходимо сохранить как драгоценность. Защитить.

— Ваше имя, рядовой?

— Рядовой Лееб, спецподразделение, господин капитан.

— Для вас в порядке вещей — насиловать женщин, будучи в карауле?

Ответа не последовало.

— То, что я сейчас наблюдал, входит в ваши обязанности здесь, в подвале?

— Она всего лишь еврейка, господин капитан.

Он произнес это таким тоном, словно считал, что сам по себе этот факт позволял ему сделать с девушкой все, что угодно.

— Вы не ответили на вопрос, рядовой! — Ярость Ворманна подходила к точке кипения. — Является ли изнасилование вашей служебной обязанностью?

— Никак нет! — На сей раз ответ прозвучал лаконично, хоть и с вызовом.

Ворманн приблизился к солдату и сдернул автомат с его плеча.

— Вы будете наказаны, рядовой…

— Но я…

Ворманн отметил, что солдат обращается не к нему, а к кому-то, стоящему позади него. Не было необходимости оборачиваться, Ворманн и так знал, кто это, и, не прерываясь, закончил:

— …за то, что оставили свой пост. Сержант Остер назначит вам дисциплинарное наказание… — Ворманн сделал паузу, поглядев в глаза стоявшего наверху Кэмпффера. — Если, конечно, у господина майора нет для вас какого-нибудь особого наказания.

В принципе, Кэмпффер был вправе вмешаться, поскольку каждая группа солдат подчинялась своему командиру и Кэмпффер находился здесь по распоряжению командования. К тому же формально он был старшим по званию. Но в данной ситуации майор ничего поделать не мог. Отпустить рядового Лееба безнаказанным означало простить солдату, что он оставил без приказа пост. Ни один офицер не мог допустить подобного. Кэмпффер оказался в ловушке. Ворманн все прекрасно понимал и собирался извлечь из этого максимальную выгоду.

— Заберите его, сержант, — строго сказал майор. — Я разберусь с ним позже.

Ворманн передал «шмайссер» Остеру, который повел сникшего эсэсовца вверх по лестнице.

— На будущее, — злобно прошипел Кэмпффер, когда сержант с солдатом отошли за пределы слышимости, — я запрещаю вам читать мораль и отдавать приказы моим подчиненным! Они находятся в моем распоряжении, а не в вашем!

Ворманн медленно поднялся наверх. Подойдя вплотную к майору, он яростно бросил ему прямо в лицо:

— Тогда потрудитесь держать своих вонючих псов на цепи!

Майор побледнел при виде такой вспышки нескрываемой ненависти.

— Слушайте, господин офицер СС, — продолжал Ворманн, выплескивая всю свою злость и отвращение, — и слушайте внимательно. Я уж и не знаю, как сказать, чтобы до вас наконец дошло. К разумным словам у вас прямо-таки железный иммунитет. Поэтому на сей раз я попытаюсь обратиться к вашему инстинкту самосохранения — а нам с вами известно, насколько сильно он у вас развит. Вдумайтесь: этой ночью никто не погиб. А единственное отличие этой ночи от всех предыдущих в том, что в замке появились эти двое евреев из Бухареста. Здесь должна быть взаимосвязь. В любом случае, хотя бы потому, что появился шанс, что они смогут найти объяснение происходящим здесь убийствам и способ прекратить их, вы должны держать своих скотов подальше от них!

Чувствуя, что может не совладать с собой и дать Кэмпфферу пинка для ускорения мыслительного процесса, если немедленно не уйдет, Ворманн, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к сторожевой башне. Пройдя несколько шагов, он услышал, что Кэмпффер медленно бредет следом. Капитан подошел к комнате на первом этаже, постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Вежливость, конечно, хорошо, но он собирался поддерживать непререкаемость авторитета своей власти в глазах этих двух гражданских.

Профессор едва удостоил взглядом вошедших офицеров. Он сидел в своей коляске перед столом, заваленным книгами, и потягивал воду из оловянной кружки. Складывалось впечатление, что он не двигался с места и всю ночь просидел в той же позе, в какой его оставили вчера вечером. Ворманн подумал, а двигался ли за ночь старик вообще. Капитан взглянул на кипу книг и отвел глаза. Он вспомнил прочитанный им вчера отрывок в одной из них… о подготовке к жертвоприношению какому-то божеству, чье имя состояло из непроизносимого сочетания согласных. Его передернуло от воспоминания о том, что должно было быть принесено в жертву и как эту жертву подготавливали. Как можно спокойно читать такие вещи — и чтобы при этом не выворачивало наизнанку…

Он оглядел комнату. Девушки видно не было. Вероятно, она сидела в соседней комнате. Помещение казалось меньше, чем двумя этажами выше, где жил он сам. Возможно, из-за сваленных книг и багажа…