То было время гигантов. И не находилось для них достаточно места вздохнуть полной грудью и расправить могучие плечи даже в этой огромной, беспрерывно растущей звездной Республике людей, и вот потому они заселяли отдаленные, пустынные миры Внутренней Границы, и потому срывались они с мест, словно мотыльки, влекомые ярчайшим светом центра Галактики.

И хоть большинство из них были заключены в оковы человеческих тел, но они все-таки оставались гигантами. Никто не ведает, что же порождало их в таком количестве именно сейчас, именно в этот момент истории человечества. Вероятно, они стали необходимы растущей Галактике, переполненной мелкими, людишками, которыми владели убогие, мизерные помыслы. Может быть, причиной была девственная прелесть Внутренней Границы, ибо само по себе это было не место для обычных мужчин и женщин. А может, просто наступило время для расы, которой уже многие века не хватало гигантов, начать порождать их вновь.

Но какова бы ни была причина, гиганты волной хлынули за все мыслимые границы освоенной Галактики, на сотнях запредельных миров сея зерно человеческой цивилизации и оставляя на своем пути неисчислимые легенды, что не умрут до тех пор, пока еще передаются из уст в уста сказания о героях древности.

Был Джонс Далеко Отсюда, который первым ступил на землю более чем пяти сотен новых миров, тот, что никогда не был уверен, что же он ищет, но всегда убежден, что еще не нашел.

Был Свистун, который не имел другого имени и на счету которого было не меньше сотни убитых людей и инопланетян.

Была Нелли Пятница, которая во время войны с сеттами превратила свой публичный дом в больницу, а потом обнаружила, что те самые люди, которые когда-то пытались его закрыть, объявили его святилищем.

Был Джамал, не оставлявший отпечатков пальцев и следов ног, тот, что ограбил сотни дворцов, хозяева которых и до сей поры не ведают, что их ограбили.

Был Мэрфи Ставлю-Мир, который за свою жизнь имел во владении девять различных золотодобывающих миров и который просадил их все до единого за игорным столом.

Был Бен Дружище Костолом, который выходил бороться с гуманоидами за деньги и убивал людей ради одного лишь удовольствия. Был Маркиз Куинсбери, который вообще не признавал в драке никаких правил; а еще Белый Ферзь, альбинос, убийца пятидесяти человек, и Салли Стилет, и Вечный Малыш, который однажды достиг возраста девятнадцати лет и на следующие два столетия просто перестал расти, и Бейкер Катастрофа, от шагов которого тряслись целые планеты, и экзотическая Жемчужина Маракайбо, и Червовая Дама, чьи грехи были прокляты всеми расами, населявшими Галактику, и Папаша Санта-Клаус, и Однорукий Бандит с его смертоносным протезом, и Мамаша Земля, и Ящерица Маллой, и обманчиво обходительный Смит-Могила.

Все гиганты.

И все же был один гигант, которому суждено стало вознестись над всеми остальными, играть жизнями народов и миров, как детскими игрушками, переписать заново историю Внутренней Границы, и Внешней Границы, и Спирального Рукава, и даже самой всесильной Республики. В разное время короткой и бурной жизни ее знали как Прорицательницу, и как Пифию, и как Пророчицу. К тому времени, когда она сошла с галактической сцены, только горстка выживших счастливцев могла поведать о ее настоящем имени или о ее родной планете, а иногда и о ее ранних годах, ибо так оно и бывает обычно с гигантами и сказаниями о них.

Но у нее была родина, и была судьба, и было имя, и даже детство своего рода.

Вот ее история.

По-настоящему его звали Карлос Мендоса, но с того момента, как он последний раз использовал это имя, прошло так много лет, что оно постепенно стерлось из памяти, став чем-то чуждым.

Здесь, на Внутренней Границе Галактики, на мало заселенных мирах, люди с такой же легкостью и так же часто при случае меняли имена, как население Республики наряды. За свои шестьдесят пять лет Карлос Мендоса успел сменить множество занятий; о некоторых он хотел бы забыть сам, о других – чтобы забыли его враги. Имен Мендоса имел почти так же много, но пристало к нему одно – Айсберг.

Одни говорили, будто его прозвали так за то, что он когда-то правил планетой, полностью покрытой многокилометровыми ледниками. Другие же утверждали, что его прозвали так потому, что он хладнокровный и жестокий убийца. Ходили и такие слухи: Мендоса страдает неизлечимой болезнью, в результате которой температура его тела медленно, но неуклонно понижается; поэтому-то он и выбрал себе такой жаркий и засушливый мир, каким был Последний Шанс.

Однако Айсбергу, похоже, было совершенно безразлично, что думают люди по поводу происхождения его имени. На самом деле было не так уж много вещей, к которым он не был бы безразличен. Деньги? Безусловно; а также та власть и могущество, которыми он обладал, являясь владельцем «В Конце Пути» – единственной таверны на всей планете. Все же прочее за последние годы утратило для него интерес.

Кроме слухов.

Шахтеры, торговцы, исследователи, искатели приключений, наемные убийцы останавливались на Последнем Шансе, чтобы залатать свои корабли, или запастись кое-какими припасами и оборудованием, или зарегистрировать свои заявки, а иногда и подождать почты или причитающейся им награды за работу, и всякий раз они обязательно приходили в таверну «В Конце Пути» и пускались в долгие разговоры, рассказывая о собственных приключениях.

Айсберг никогда не задавал вопросов, никогда не пытался выудить из них нужную ему информацию, он лишь терпеливо слушал и лишь иногда, услышав определенное имя, или описание, или название планеты, вдруг оживлялся. И тогда он частенько исчезал на неделю или месяц, а потом снова возвращался на Последний Шанс так же внезапно, как и исчезал. И снова завсегдатаи бара могли видеть его чуть сгорбленную фигуру за столиком у окна, и снова он терпеливо и бесстрастно выслушивал всех, у кого была охота потрепать языком о приключениях своих и чужих, о проигранных и выигранных сражениях, о махинациях, выигранных и потерянных состояниях, о гибели империй.

Те немногие, кто еще интересовался судьбой Мендосы и был привязан к нему, частенько задавались вопросом: что же такое он надеется услышать от проезжающих и чем он занимается в дни своих коротких отлучек? Мендоса, несмотря на свою репутацию, отличавшийся завидной учтивостью, никогда не отвечал на их расспросы, а лишь вежливо менял тему разговора, и его вскоре снова видели сидящим за каким-нибудь столиком и выслушивающим повествование какого-нибудь авантюриста.

Внешность его не производила особого впечатления. Он был на дюйм ниже среднего роста, да к тому же за последние годы набрал тридцать лишних фунтов. Волосы на макушке со временем поредели, а на висках появилась седина. Он заметно прихрамывал на одну ногу, и многие предполагали, что у него протез. Однако никто не решался его об этом спросить, а сам он никогда ничего не рассказывал. Его голос не отличался ни глубиной, ни силой, однако стоило ему заговорить, как его слова приобретали на Последнем Шансе магическую власть, оспаривать которую решались далеко не многие – и никто не пытался сделать это дважды.

Он был хорошо известен в пределах Внутренней Границы, однако никто толком не знал, что же он такого сделал, чтобы заслужить подобную репутацию. Разумеется, за ним числилось несколько убийств, но вряд ли это было бы достаточно для признания в мирах, где закон не слишком жаловали. Поговаривали, будто он однажды даже работал на Республику, выполняя какое-то секретное задание, но сам характер этой работы делал сведения о ней недоступными. Однажды, лет пятнадцать назад, он исчез на несколько месяцев, и кое-кто потом утверждал, будто смерть нескольких наемных убийц – его рук дело, но никто не мог подтвердить это, а слухи были столь смутны, что немногие верили в правдивость этой истории.